Льды возвращаются - Казанцев Александр Петрович (хорошие книги бесплатные полностью TXT) 📗
– Москва! Москва! – воскликнула Люда, схватив Елену Кирилловну за руку, хотя города, если не считать университета, еще не было видно.
Шаховская смотрела на причудливый контур университета, на россыпь его сверкающих на солнце окон и мысленно сравнивала его с чем-то...
Потом они ехали по Ленинскому проспекту. Елена Кирилловна почему-то интересовалась не новыми районами города, а теми, которые еще не успели снести, ей непременно хотелось посмотреть на кривые улочки Замоскворечья или Арбата.„
Люда украдкой смотрела на Шаховскую. Кто же изменился из них? Губошлепик или «русалка»? По-прежнему безукоризнен профиль Елены Кирилловны, привычно подтянута фигура, не опиравшаяся на спинку сиденья, загадочен чуть усталый взгляд. Разве не восхищается ею, как раньше, Люда?
Как смешно она ревновала ее еще недавно ко всем... в особенности к Бурову. Бурова не было.
Он стал огромным, как его подвиг. Было странно подумать, что Люда знала такого человека, помогала ему, даже сердилась на него, словно можно быть знакомым с титаном, с Прометеем! Если бы Бурова приковали цепью к скале и орел стал терзать его грудь, Люда не плакала бы, как прекрасные и беспомощные океаниды, а своими руками разбила бы алмазные цепи, приготовленные гневом богов для титана. Титан скоро вернется. Никогда уже не станет он в глазах Люды обыкновенным. А Елена Кирилловна, а ее «русалка» с серыми глазами, думающая о таинственном ребенке?
Серые глаза Елены Кирилловны были словно прикрыты дымкой, а карие яркие глаза Люды широко раскрыты и по-новому впитывают мир.
Это был весенний мир, невозможно яркий, с пьянящим воздухом, с бездонным синим небом, с радостными и загадочными людьми, полными своих дум, желаний, стремлений, горя и счастья. Еще недавно Люда почувствовала бы, что хочет расцеловать каждого, кто идет под слепящим солнцем, а сейчас ей хочется совсем другого – заглянуть каждому в душу, узнать о нем самое сокровенное... Однако самое трудное, необходимое и невозможное заглянуть в собственную душу, в саму себя, где все было таким непонятным... Ах, если бы их встречал папа!.. Но летчик Росов всегда в полете, а сейчас... сейчас он даже готовится лететь к звездам вместе с молодыми космонавтами, которых воспитывает... Папа, огромный, как Буров, только спокойный, даже застенчивый, но отважный... он умел заглядывать в Людины глаза. Посадит перед собой на стул, чтобы коленки упирались в его большие и жесткие колени, заглянет в ее «миндалинки» и все поймет. Он бы и сейчас понял, что с ней творится... А сама Люда?.. Она только может смотреть по сторонам – на улицу, мокрую в тени и сухую на солнце, на последний апрельский снег, белый с чернью, как старое кавказское серебро, на его не убранные еще после прощальной метели гребни по обе стороны проспекта, на поток людей – и замирать от чего-то странного и необъяснимого, ловя себя на том, что ищет в толпе... Бурова.
Опять Буров! Это ужасно!
И Люда начинала рассказывать Елене Кирилловне о Москве. Она ведь должна заботиться о «русалке».
Шаховская поселилась в квартире Веселовой-Росовой. Люда самоотверженно готова была, как юный паж, повсюду следовать за Еленой Кирилловной, но та решительно уклонялась. Она, видимо, искала одиночества и, конечно, обидела тем Люду.
Ждали скорого возвращения Бурова и возобновления работы в лаборатории. Женщины нервничали.
Наконец Сергей Андреевич появился. Люда ахнула, когда он вошел в лабораторию – широкоплечий, высокий, чуть насмешливый. Он оглядел помещение: искал глазами Елену Кирилловну.
Ноги у Люды, ее тонкие и сильные ноги, которые она не раз в последнее время рассматривала, натягивая чулки, стали свинцовыми, она не могла встать с табурета.
Буров кивнул ей.
– Где мама? – спросил он.
– Маму куда-то срочно вызвали, а Елена Кирилловна ушла в Третьяковскую галерею. Она ведь впервые в Москве, – ответила Люда.
Он посмотрел на часы:
– Я сейчас поеду в гостиницу «Украина». Вечером постараюсь заглянуть к Марии Сергеевне.
– Хорошо, – сказала Люда. – Елена Кирилловна остановилась у нас...
Буров снова кивнул, глядя поверх Люды. Он даже не поздоровался с ней за руку. И руки у Люды повисли плетьми.
Буров ушел, а Люда, смотря перед собой сухими, невидящими глазами, мысленно произносила страшные клятвы навсегда уйти отсюда. Разве нужна она ему, если он не сделал разницы между нею и табуреткой, на которой она сидела!
Она уйдет отсюда, чтобы заняться самым тяжелым трудом, как это делают передовые люди. Если знаменитый дирижер в свободное время водит автобус, если Мария Сергеевна Веселова-Росова, ученый с мировым именем, каждый день ездит в оранжерею, занимаясь там черной подсобной работой среди любимых цветов, то Люда пойдет в больницу, в детскую больницу, будет выхаживать там самых тяжелых больных...
Когда Люда вернулась после работы домой, то застала там Елену Кирилловну и Бурова. Оказывается, они где-то встретились!
Мария Сергеевна обнимала Бурова, крепко целуя его в обе щеки.
– Спасибо, родной. Спасибо тебе, богатырь наш, от науки.
Буров наклонился и поцеловал руку Марии Сергеевны.
– Включать в Африке нашу аппаратуру мог каждый. Подвига в этом нет никакого
– Подвиг в том, что все в мире изменилось, – проговорила Мария Сергеевна, садясь и тяжело дыша после быстрой ходьбы.
– Теперь позвольте и мне, – сказала Елена Кирилловна, вставая и подходя к Сергею Андреевичу.
Она притянула к себе голову Бурова и, встав на носки, поцеловала его.
Люда вспыхнула и отвернулась. Она бы выбежала из комнаты, если бы не побоялась выдать себя.
– Очень трудно разобраться, что происходит сейчас на Западе, – сказала Мария Сергеевна. – Представьте, к нам с особой миссией прибыла американская миллиардерша...
– Мисс Морган? – спросил Буров.
– Вы знаете ее? Завтра она посетит наш институт. Она распоряжается моргановским фондом женщин и передает его Всемирному Совету Мира для использования Б-субстанции в целях предотвращения ядерных войн.
– Они уже предотвращены, – спокойно сказал Буров, усаживаясь в кресло и доставая сигарету. – Вы разрешите? – спросил он Марию Сергеевну.
Люда отметила, что он начал курить.
– Вы, кажется, близко знакомы с ней, Сергей Андреевич? – безразличным тоном спросила Елена Кирилловна.
– Да, встречались в Африке, – так же безразлично ответил Буров, выпуская клуб дыма.
– Что же она там делала? Удовлетворяла свое любопытство в джунглях?
– Она ухаживала за умирающими, работала в госпитале, подкладывала негритянкам, страдающим лучевой болезнью, судна.
Елена Кирилловна поморщилась:
– Что это? Современная эксцентричность американки?
– Я встречалась с нею в Доме дружбы, – вставила Мария Сергеевна. – По крайней мере, одета она удивительно просто.
– Эта простота дороже роскоши, – презрительно бросила Шаховская.
– Это не эксцентричность, а раскол, – улыбнулся Буров.
– Раскол? – повернулась к нему Елена Кирилловна.
– Да. Когда дело доходит до уничтожения апокалипсической саранчи, раскол не щадит и семьи магнатов, – непонятно для Люды ответил Буров
Шаховская отвернулась к окну.
– Итак, друзья мои, приготовьтесь к завтрашнему визиту, – сказала Мария Сергеевна, поднимаясь с кресла.
Елена Кирилловна охватила виски ладонями, словно у нее разболелась голова.
– Хорошо, я приготовлюсь, – объявила Люда.
Буров не обратил на эту реплику никакого внимания.
– Надеюсь, американка не придет в нашу лабораторию? – небрежно поинтересовалась Елена Кирилловна.
– Нет, нет, – заверила Веселова-Росова. – Чисто официальный визит. Принимать ее лучше всего в кабинете академика.
– Но там рояль, – вдруг вспомнила.
Люда. Мария Сергеевна задумчиво улыбнулась.
– Да... Наш Амас Иосифович любит играть «Лунную сонату», если что-нибудь не получается.
– Значит, он часто играет, – снова вставила Люда.
Мария Сергеевна нахмурилась.
– А ты оденься завтра как следует, – строго сказала она дочери.
