Антология фантастических рассказов. Том 5 - Альдани Лино (читать хорошую книгу полностью TXT) 📗
8 мая. Утром ко мне пожаловал какой-то субъект и предложил талоны на жизнь по двести франков за штуку. Хотел сбыть мне пятьдесят талонов. Без церемонии выставил его за дверь. Только благодаря ширине своих плеч он не заработал пинка в зад.
10 мая. Четыре дня тому назад Рокантон третий раз погрузился в небытие. Люсетты не видел. Но до меня дошли слухи, что она спуталась с каким-то хлипким белобрысым юнцом. Представляю себе этого хлыща, сосунка из породы «swing». Что ж! Умываю руки. Крошка никогда не отличалась вкусом. Я знал это и раньше.
12 мая. Торговля талонами на черном рынке процветает вовсю. Спекулянты ходят по квартирам и уговаривают бедняков продавать свою жизнь. Старики рабочие, вынужденные существовать на скудную пенсию, женщины, мужья которых арестованы, легко попадаются на удочку. Цена талонов достигла 200–250 франков. Вероятно, это предел. Основные потребители талонов богачи или хотя бы люди с достатком, а их, что ни говори, меньше, чем бедняков. Кроме того, на всякому совесть позволит обращаться с жизнью человека, как с предметом купли-продажи. Я, во всяком случае, не пойду на это.
14 мая. Госпожа Дюмон потеряла свои талоны. Что за невезение! Новые выдадут не раньше чем месяца через два. Госпожа Дюмон обвиняет мужа, говорит, будто он спрятал талоны, чтобы избавиться от нее. Не думаю, чтобы Дюмон был таким злодеем. Весна в этом году восхитительна, как никогда. Обидно умирать послезавтра.
16 мая. Вчера обедал у баронессы Клим. В числе приглашенных был монсеньер Делабони. Из всех нас он единственный живет без перерывов. Разговор зашел о черном рынке, о спекуляции талонами. Я резко осудил эту постыдную торговлю. Был как нельзя более искренен. Не отрицаю, мне хотелось произвести выгодное впечатление на епископа: он располагает несколькими голосами в Академии. Монсеньер улыбнулся мне с такой добротой, словно выслушал исповедь юного богослужителя, проникнутого апостольским рвением. Заговорили о другом. После обеда в гостиной баронесса вновь принялась докучать мне черным рынком и ценами на жизнь. Она доказывала, что я призвав играть видную роль в обществе, что человек большого и неоспоримого литературного таланта обязан отличаться широтой взглядов и, продлив себе жизнь, посвятить ее благу отечества, приумножению духовных богатств. Заметив, что я в нерешительности, баронесса вынесла наш спор на суд гостей. Все они единодушно посмеялись над моими сомнениями и ложной чувствительностью. Тогда спросили мнения монсеньера. Он ограничился притчей, полной глубокого смысла: «У трудолюбивого землепашца было мало земли. Соседи его свою землю оставляли в залежь. Откупив часть нивы у нерадивых соседей, наш трудолюбивый землепашец обработал ее, засеял, собрал богатую жатву, коей поделился со своими ближними». Я позволил блестящему обществу уговорить себя и наутро, убежденный в своей правоте, приобрел пять талонов. Чтобы недаром прожить эти дополнительные дни, удалюсь в деревню, где не покладая рук буду работать над своей книгой.
20 мая. Вот уже четыре дня, как я в Нормандии. Не считая кратких прогулок, все время посвящаю работе. Декрет о жизни почти не затронул крестьян. Даже старики получили по двадцать пять дней в месяц. Чтобы закончить главу, мне понадобился дополнительный день, — и я попросил старого крестьянина уступить мне талое. Он полюбопытствовал, каковы парижские цены. Я сказал, что там талон продают по двести франков. «Вы что, смеетесь надо мною?! — воскликнул он. — У нас свинья стоит дороже!» Сделка не состоялась. Завтра после обеда вернусь в Париж, хочу умереть в своей кровати.
3 июня. Вот так приключение! Поезд опоздал, временная смерть застигла меня, когда мы подъезжали к Парижу. Я вернулся к жизни в том же купе, увы, нагишом, но вагон уже стоял на запасном пути в Нанте. Сколько неприятностей! Сколько хлопот! Я до сих пор болен. По счастью, ехал с приятелем, который отправил мою одежду домой.
4 июня. Встретил Медину Баден — актрису из «Арго». Она рассказала мне невероятную историю. Поклонники Мелины во что бы то ни стало хотели отдать ей часть своей жизни, и Мелина к 15 мая стала обладательницей двадцати одного талона. Она утверждает, что использовала все талоны, иначе говоря, прожила в этом месяце тридцать шесть дней. Пришлось отделаться шуткой:
— Месяц май, который в угоду вам удлинился на пять дней, поистине галантный месяц.
Мелина была возмущена моим скептицизмом. Подозреваю, что у нее слегка помутился рассудок.
11 июня. Драма у Рокантонов. Только сегодня узнал об этом. 15 мая Люсетта принимала своего белобрысого. Ровно в полночь оба погрузились в небытие. Они вернулись к жизни в той же кровати, но не одни — между ними лежал воскресший Рокантон. Люсетта и блондинчик сделали вид, что незнакомы, однако Рокантон считает это маловероятным.
12 июня. Стоимость талонов достигла астрономических цифр, их не купишь дешевле чем по пятьсот франков за штуку. Видимо, бедняки стали больше дорожить жизнью, а богачи и подавно. В начале месяца купил десять талонов по двести франков, а назавтра получил письмо от дядюшки Пьера из Орлеана. В нем лежали еще девять талонов. У бедняги припадок ревматизма, и он решил дождаться облегчения в небытии. Итак, я обладатель девятнадцати талонов. В месяце тридцать дней. У меня пять лишних. Легко смогу их продать.
15 июня. Меня навестил Малефруа. Он в отличном настроении. То, что люди платят огромные деньги за право жить, как он, — полный месяц, вернуло ему утраченный оптимизм. Наконец-то до него дошло, что судьба «привилегированных» достойна зависти.
20 июня. Работаю не покладая рук. Если верить молве, Мелина Баден вовсе не сумасшедшая. Есть и другие люди, которые воображают, что прошили в мае больше чем тридцать один день. Несколько человек говорили мне об этом. Всегда найдутся простаки, готовые верить подобным небылицам.
22 июня. Желая отомстить Люсетте, Рокантон пошел на черный рынок и купил талонов на десять тысяч франков — для себя одного. Его жена вот уже десять дней в небытии. Кажется, Рокантон раскаивается в своей жестокости. Одиночество гнетет его; он так осунулся, что сам на себя не похож.
27 июня. Басня о том, что для некоторых избранников месяц май продлен, подтверждается. Лавердон, человек, заслуживающий доверия, убеждал меня, что в мае лично он прожил тридцать пять дней. Опасаюсь, что паек на жизнь сведет всех с ума.
28 июня. Надо признать, что понятие времени еще не исследовано до конца. Сущая головоломка! Вчера утром купил газету. Она была датирована 31 июня.
— Вот оно что! — говорю я. — Значит, в июне тридцать один день!
Продавщица, которую я знаю много лет, смотрит на меня с недоумением. Просматриваю газетные заголовки: «Господин Черчилль отбывает в Нью-Йорк между тридцать девятым и сорок пятым июня», - а на улице слышу, как один прохожий говорит другому:
— Я должен быть в Орлеане не позже тридцать седьмого числа!
Иду дальше, встречаю Бонриважа, глаза его блуждают. Он поделился со мной своими тревогами; я постарался ободрить его. Ничего не поделаешь! К концу дня сделал ценное наблюдение: те, кто живет не по талонам, не подозревают, что течение времени нарушено, а люди, сбитые с толку, подобно мне, поверили россказням о продлении июня. Малефруа, с которым я поделился своими сомнениями, не понял ничего и решил, что я попросту свихнулся. Но что мне теперь до этих отвлеченных мудрствований. Со вчерашнего вечера влюблен, отчаянно влюблен. Познакомился с ней у Малефруа. Любовь с первого взгляда! О несравненная Элиза!
34 июня. Видел Элизу вчера и сегодня. Именно о такой женщине я мечтал всю жизнь. Мы обручились. Завтра она на три недели уезжает в неоккупированную зону. Решили повенчаться, когда Элиза вернется. Я слишком счастлив, чтобы беседовать об этом с дневником.
35 июня. Проводил Элизу на вокзал. Садясь в поезд, она сказала:
— Я приложу все усилия, чтоб вернуться не позже шестидесятого июня!
