Бесконечное море - Янси Рик (книги полностью TXT) 📗

– Кто? Вош?

Улыбка исчезает. Глаза Клэр становятся пустыми, как у акулы.

– Если ты не сможешь приспособиться, мы прекратим процесс усиления.

«Процесс усиления».

Она сняла повязку с моей руки. Никаких засохших ссадин, синяков или шрамов. Как будто ничего и не было. Словно я не долбила кулаком по стене, пока у меня кожу до кости не рассекло. Я вспомнила о том, что Вош, после того как я сломала ему нос, появился в моей комнате даже без гематом под глазами. И Салливан рассказывала, как Эван через считаные часы после ранения шрапнелью проник на территорию противника и в одиночку уничтожил целую военную установку.

Сначала они взяли Марику и сделали из нее Рингер. Теперь они решили провести апгрейд Рингер и превратить ее в кого-то другого. Или во что-то другое.

В некое подобие иных.

Теперь не было ни дней, ни ночей, только постоянный стерильный свет.

59

– Что они со мной сделали? – спрашиваю я Бритву, когда он закатывает в комнату тележку с очередной порцией несъедобной еды.

Я не рассчитываю на ответ, но он всегда ждет, что я задам ему этот вопрос. Ему наверняка покажется странным, если я промолчу.

Бритва пожимает плечами и отводит глаза:

– Давай посмотрим, что у нас сегодня в меню. Ого. Мясной хлеб! Просто объедение.

– Меня сейчас стошнит.

– Правда? – удивляется Бритва и начинает нервно оглядываться по сторонам в поисках контейнера для рвоты.

– Пожалуйста, убери поднос. Я не могу это есть.

Он хмурится:

– Если не возьмешься за ум, они тебя прикончат.

– Они с любым такое могут сделать, – говорю я. – Почему выбрали именно меня?

– Может, ты особенная?

Я трясу головой и отвечаю так, будто он сказал это всерьез:

– Нет. Я думаю, это потому, что кто-то другой – особенный. Ты играешь в шахматы?

Бритва поражен:

– Во что?

– Может, мы могли бы сыграть. Когда мне станет полегче.

– Я, вообще-то, бейсбол предпочитаю.

– Да? А я думала – плавание. Или теннис.

Он вскидывает голову и сдвигает брови:

– Ты, наверное, плохо себя чувствуешь. Так разговариваешь, будто наполовину человеком стала.

– Я и есть наполовину человек. В буквальном смысле. Вторая часть…

Я пожимаю плечами и заслуживаю его улыбку.

– О, двенадцатая – определенно их система, – говорит он.

Двенадцатая система? Что бы это значило? Я не уверена, но подозреваю, что это касается одиннадцати систем человеческого организма.

– Мы нашли способ извлекать это из гадов и… – Бритва осекается и с виноватым видом смотрит на камеру. – В любом случае ты должна поесть. Я слышал, как они говорили о принудительном кормлении.

– Так это официальная история? То же, что и со «Страной чудес», – мы используем их технологии против них. И ты в это веришь.

Бритва прислоняется к стене, скрещивает руки на груди и начинает напевать «Follow the Yellow Brick Road». [15] Я трясу головой. Поразительно. Дело не в том, что ложь слишком хороша, чтобы от нее отказаться. Просто правда чересчур ужасна, чтобы ее принять.

– Комендант Вош имплантирует бомбы в детей. Он превращает малышей во взрывные устройства, – говорю я, а Бритва начинает петь громче. – Маленькие дети. Только-только ходить научились. Их ведь держат отдельно от других, верно? Я видела их в «Приюте». Всех, кто моложе пяти лет, уводили, и больше их никто не видел. Ты встречал хоть одного малыша? Где эти дети, Бритва? Где они?

Он перестает мычать, только чтобы сказать мне:

– Заткнись, Дороти.

– А разве разумно загружать в Дороти супертехнологии чужих? Командование решило «усилить» людей для ведения войны, и для этого выбирают сумасшедших. Ты правда так думаешь?

– Я не знаю. Но они же выбрали тебя, а не кого-то другого?

Он хватает поднос с нетронутой едой и идет к двери.

– Не уходи.

Бритва оборачивается. Он явно удивлен. У меня горит лицо. Наверное, температура подскочила. Так и должно быть.

– Почему? – спрашивает Бритва.

– Ты единственный честный человек, с кем я могу поговорить.

Он смеется. Смех хороший, естественный, не натужный. Мне он нравится. Однако меня лихорадит.

– А кто сказал, что я честный? – произносит он. – Мы же все замаскировавшиеся враги?

– Мой отец любил рассказывать историю о шести слепых и слоне. Один слепой потрогал ногу слона и сказал, что слон, наверное, похож на колонну. Второй ощупал хобот и решил, что слон напоминает ветку дерева. Третий дернул за хвост и сообщил, что слон – это что-то вроде веревки. Номер четыре прислонился к животу, для него слон был как стена. Пятый парень потрепал слоновье ухо и заявил: ну точно опахало. Шестой покачал бивень – выходило, что слон похож на трубу.

Бритва долго смотрит на меня с каменным лицом, а потом улыбается. Улыбка хорошая. Мне она тоже нравится.

– Красивая история. Тебе бы на вечеринках ее рассказывать.

– Суть в том, – говорю я, – что с момента появления их корабля мы все ведем себя как слепые, ощупывающие слона.

60

При никогда не гаснущем стерильном свете отсчитываю дни порциями еды, которую приносит Бритва и которую я не съедаю. Три порции в день. Шесть порций – два дня. На десятый он садится с подносом напротив меня, и я спрашиваю:

– Зачем ты это делаешь?

Голос у меня теперь хриплый, «ломающийся», как у Бритвы. Я взмокла от пота, температура зашкаливает, в голове стучат молотки, сердце колотится как бешеное. Бритва молчит. Семнадцать приходов с пищей – и хоть бы словечко обронил. Кажется, он растерян, нервничает и даже злится. Клэр тоже перестала разговаривать. Она появляется дважды в день: меняет капельницу, проверяет отоскопом мои глаза, меняет пакет катетера, выносит утку. Через каждые шесть приходов Бритвы меня обтирают влажной губкой. Как-то она пришла с сантиметром и померила мои бицепсы, не иначе чтобы узнать, сколько мышечной массы я потеряла. Больше никого не вижу. Ни мистера Белый Халат, ни Воша, ни мертвых отцов, которых Вош закачал мне в голову. Мозги у меня пока не выключились, и я понимаю, что за мной наблюдают, хотят посмотреть: убьет меня «процесс усиления» или нет.

Однажды утром, когда Клэр выносила утку, в комнату вошел Бритва с завтраком. Он молча подождал, пока Клэр не закончит свои дела, а потом я расслышала его шепот:

– Она умирает?

Клэр покачала головой. Это могло означать и «да», и «я знаю не больше твоего». Я подождала, пока она не уйдет, и сказала:

– Вы зря теряете время.

Бритва глянул на установленную под потолком камеру наблюдения:

– Я просто делаю свою работу.

Я швыряю поднос на пол. Бритва поджимает губы, но ничего не говорит. Молча убирает еду с пола, а я лежу и все не могу отдышаться после таких физических усилий. Пот катит с меня градом.

– Да, приберись тут. Делай свою работу.

Температура подскакивает, и у меня в голове что-то переключается. Я будто чувствую, как по венам курсируют сорок четыре тысячи микророботов, а хаб распространяет свою сеть по всему моему мозгу. И тут я понимаю, что испытывал мой отец в последние часы перед смертью, раздирая ногтями лицо, чтобы избавиться от насекомых, которые ползали под кожей.

– Сука! – задыхаясь, говорю я.

Бритва вскидывает голову и удивленно смотрит на меня.

– Отстань от меня, сука!

– Нет проблем, – бормочет он.

Бритва стоит на карачках и влажной тряпкой собирает с пола еду. В воздухе едкий запах дезинфицирующих средств.

– Как только, так сразу.

Бритва встает. Его щеки цвета слоновой кости разрумянились. Я в полубреду решаю, что они отражают свет его золотистых волос.

– Ты не сможешь уморить себя голодом, – говорит он. – Лучше придумай что-нибудь другое.

Я пыталась, но из этого ничего не вышло. Я едва могу оторвать голову от подушки.

«Теперь ты принадлежишь им».