НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 25 - Парнов Еремей Иудович (читаем книги онлайн бесплатно полностью .txt) 📗
— Господи, — произносит Профессор. — И вы об этом все время думаете?
— Первый раз в жизни. Я вообще очень редко думаю. Мне это вредно.
— Я имею в виду, что невозможно, наверное, писать, например, роман и все время думать, как он будет читаться через сто лет…
— Конечно, невозможно. А с другой стороны, если его не будут читать через сто лет, на кой черт его писать…
— А деньги! — го злостью замечает Проводник. — Ты за него не беспокойся, Профессор, ни о чем таком он не думает. О бабах он думает, о скачках, вот и все его размышления… Истина! Ты его лучше спроси, сколько ему за строчку платят!
Пауза. Потом Профессор тихонько говорит:
— Если все это так просто, то зачем он с нами в Зону пошел?
— Тихо… — говорит Проводник.
Дрезина замедляет ход. Впереди из тумана надвигается какое-то полуразрушенное станционное строение.
— Приехали. — Проводник спрыгивает на шпалы. — Отдых!
— Фу-ты! — произносит Писатель, распрямляясь. — Ну теперь-то хоть можно хлебнуть?
На газете, расстеленной поверх платформы, стоят термос с кофе, бутылка спиртного, развернуты пакеты со снедью. Все трое усердно жуют, прихлебывая из складных стаканчиков. Теперь уже сон сем светло, но туман не рассеялся, он такой же густой, как и раньше, только не молочно-белый, а зеленоватый.
— Вы для меня оба новички, — говорит Проводник. — Я вас в Зоне не видел и ничего хорошего от вас не жду. Вы меня наняли, и я постараюсь, чтобы вы остались живы как можно дольше, а поэтому не извольте обижаться. Церемониться некогда. Буду просто лупить чем ни попадя, если что не так…
— Только, пожалуйста, не по левой руке, — говорит Писатель.
— Почему?
— Она у меня сломана в детстве. Я ее берегу.
— А… — Проводник усмехается. — А я думал — ты левша, пишешь левой. Ладно, тогда буду по голове. Как она у тебя с детства?
— Уж очень вы с нами суровы, — говорит Писатель и тянется к бутылке.
Проводник перехватывает бутылку, накрепко завинчивает пробку и сует бутылку в карман куртки.
— Эхе-хе-хе-хе, — произносит Писатель и наливает себе кофе.
— Тихо как, — говорит Профессор. Он задумчиво курит, прислонившись спиной к борту дрезины.
— Здесь всегда тихо, — говорит Проводник. — До пулеметов далеко, километров пятнадцать, а в Зоне шуметь некому.
— Неужели пятнадцать километров? — говорит Профессор. — Я и представления не имел, что можно так углубиться…
— Можно. Углублялись. Сейчас вот туман разгонит, увидишь, как они тут углубились.
Длинный скрипящий звук доносится вдруг из тумана. Все, даже Проводник, вздрагивают.
— Что это? — одними губами произносит побелевший Писатель.
Проводник молча мотает головой.
— А может быть, это все-таки правда, что здесь… живут? — говорит Профессор.
— Кто? — презрительно бросает Проводник.
— Не знаю… Но есть легенда, будто какие-то люди остались в Зоне…
— Болтовня это, а не легенда, — обрывает его Проводник. — Никого здесь нет и быть не может. Зона это, понятно? Зона!
На протяжении этого разговора Писатель вертит головой, переводя взгляд с одного на другого. Он все еще бледен, но постепенно успокаивается.
— Я, конечно, понимаю, — говорит он, — что Зона — это именно Зона, а не лоно, не два газона и не три, скажем… э… бизона… Но на всякий случай я с собой кое-что прихватил.
— Что прихватил? — Проводник уставляется на Писателя неподвижным взглядом. — Что ты там еще прихватил, чучело?
Писатель многозначительно похлопывает себя по заду.
— Дай сюда, — говорит Проводник и протягивает руку.
— Зачем?
— Дай сюда, говорю!
Писатель колеблется. Выражение многозначительного превосходства сходит с его лица.
— В Зоне стрелять не в кого, дурак, — говорит Проводник. — Дай свою пушку.
— Не дам, — решительно говорит Писатель, но сейчас же добавляет тоном ниже: — Мне нужно, понимаете?
— Понимаю, — говорит Проводник неожиданно мягко. — Только на самом деле ничего такого тебе там не понадобится. Если долбанет тебя по-настоящему, то ничего тебе уже не поможет. А если прикует тебя или, скажем, прижжет, то я тебя вытащу. Мертвого — да, брошу. Ну, а живого — вытащу. Это я тебе обещаю. Зря денег не беру. Давай.
Писатель нехотя вытаскивает из заднего кармана крошечный дамский браунинг.
— Там всего один заряд, — бормочет он. — В стволе.
— Поня-атно… — Проводник выщелкивает патрон и небрежно бросает оружие на шпалы. — В Зоне стрелять нельзя, — говорит он поучительно. — В Зоне не то что стрелять — камень иной раз бросить опасно. А у тебя? — обращается он к Профессору.
Тот берегся двумя пальцами за край воротника куртки.
— У меня на этот случай ампула… — говорит он виновато.
— Чего-чего?
— Ампула зашита. Яд.
Проводник ошеломлен.
— Ну-ну, ребята!.. Нет, это… Вы что сюда — помирать пришли? Облегчиться никто не хочет? — он соскакивает на шпалы. — Смотрите, потом, может, и некогда будет. Или негде…
Он отходит от дрезины и сейчас же скрывается в тумане.
— А действительно, зачем вы сюда пришли? Модный писатель, вилла… Женщины, наверное, на шею вешаются гроздьями… — Профессор смотрит на Писателя, высоко задирая брови.
— Это вам не понять, Профессор, — рассеянно отзывается Писатель, подбрасывая на ладони складной стаканчик. — Есть такое понятие: вдохновение. Так вот: понятие-то у меня есть, а самого вдохновения нет. Иду выпрашивать.
— То есть вы что же — исписались? — негромко говорит Профессор.
— Что? А, да то есть у меня его никогда не было. Да это неинтересно. А вы?
Профессор не успевает ответить. Появляется Проводник.
— Скоро пойдем. Укладывайтесь.
ЗОНА
Тумане больше нет.
Слева от насыпи расстилается до самого горизонта холмистая равнина, совершенно безжизненная, погруженная в зеленоватые сумерки. А над горизонтом, расплывшись в ясном небе, разгорается спектрально чистое изумрудное зарево — нечеловеческая заря Зоны. И вот уже тяжело вываливается из-за черной гряды холмов разорванное на несколько неровных кусков зеленое солнце.
— Вот за этим я тоже сюда пришел… — сипло произносит Писатель.
Лицо его зеленоватое, как и у Профессора. Профессор молчит.
— Не туда смотрите, — раздается голос Проводника. — Вы сюда посмотрите.
Писатель и Профессор оборачиваются.
Справа от насыпи тоже тянется холмистая равнина, вдали виднеются какие-то столбы, торчит искореженная конструкция высоковольтной передачи. Среди холмов видна дорога. Насыпь здесь изгибается широкой дугой, и с того места, где стоят наши герои, хорошо видна голове состава, которым доставлена была сюда когда-то танковая часть.
Но что-то случилось там, впереди: тепловоз и первые две платформы валяются под откосом, несколько следующих стоят на рельсах наперекосяк — танки с них сползли и валяются на боку и вверх гусеницами ни насыпи и под насыпью. Несколько машин удалось, видимо, благополучно спустить под насыпь: видимо, их даже пытались вывести на дорогу, но до дороги они так и не дошли — остались стоять между дорогой и насыпью небольшими группами, пушками в разные стороны, некоторые почему-то без гусениц, некоторые вросшие в землю по самую башню, некоторые наглухо закупоренные, а некоторые — с настежь распахнутыми люками.
— А где же… люди?… — тихо спрашивает Писатель. — Там же люди были.
— Это я тоже каждый раз здесь думаю, — понизив голос, отзывается Проводник. — Я ведь видел, как они грузились у нас на станции. Я еще мальчишкой был. Тогда все думали, что это пришельцы нас завоевать хотят. Вот и двинули этих… Стратеги… — Он сплевывает. — Никто ведь не вернулся. Ни одна душа. Углубились. Ну, ладно. Значит, общее направление у нас будет вон на тот столб… — Он протягивает руку, указывая. — Но вы на него не глядите. Вы под ноги глядите. Я вам уже говорил и скажу еще раз. Оба вы — дерьмо. Новички. Без меня вы ничего не стоите, пропадете, как котята. Поэтому я пойду сзади. Идти будем гуськом. Путь прокладывать будете по очереди. Первым пойдет Профессор. Я указываю направление — не отклоняться, вам же будет хуже. Бери рюкзак.
