Искатель. 1993. Выпуск №6 - Дар Фредерик (версия книг TXT, FB2) 📗
— А это я хочу услышать от тебя. Сделай анализ содержимого этой бутылки и тех четырех, что даст тебе слуга. Я скоро буду у тебя в лаборатории. Действуй.
Он молча повинуется. Славная лапша этот Фавье. Всегда готов и всем доволен. И тут поднимается страшная шумиха. Четыре «скорые» мчатся сломя голову под завывание сирен. Петит-Литтре втягивает голову и чуть не исчезает в своих малолитражных туфельках.
Он понимает, что теперь будет чертовски сложно замять скандал. Двадцать носилок — настоящий хит — парад. Светский прием оборачивается железнодорожной катастрофой. На улице собирается весь квартал.
Я сочувствую ему.
— Пустите слух, что газопровод дал утечку и все отравились.
В знак благодарности он жмет мое запястье (пожать руку выше локтя ему не позволяет рост).
— Ну конечно, спасибо! Газ! Вот именно: газ!
— Пока мы еще здесь, назовите мне, пожалуйста, имя друга, который подарил вам те шесть бутылок виски.
Энтузиазм мигом покидает его.
— Ну как вы можете допустить подобную мысль! Этот человек выше всяких подозрений.
— Вы тоже, месье Петит-Литтре, выше всяких подозрений, и тем не менее это удивительное приключение произошло в вашем доме!
— Печально, но факт, — признает карлик.
— Итак?
Он шепчет неохотно:
— Это крупный промышленник, месье Шарль Оливьери…
— Проживающий?
— Авеню Анри-Мартен, двести двенадцать.
ГЛАВА II,
Фавье один в мертвенном свете лаборатории. Его когда-то белый халат напоминает палитру Ван-Гога. У него круги под глазами и движения зомби.
Он даже не поднимает головы при моем появлении — узнает по походке — и лишь бормочет:
— Сейчас закончу, месье комиссар.
Месье комиссар говорит «спасибо», берет стул и садится на него верхом. Я думаю о малышке Ирен, которая, наверное, уже посапывает в моем клоповнике, — я думаю о крошке Петит-Литтре, суетящемся в клинике профессора Баламю… Я думаю… о жизни. Забавно! Еще несколько часов назад я не знал этих людей, а сейчас они в центре моих забот… я никогда не видел Ирен и никогда не должен был познакомиться с ней.
И тем не менее я закатил ей королевский засос в переходе между вагонами НОЖДФ [11], а сейчас она дрыхнет в моей спальне. Раньше я слышал разговоры об издателе и о некоторых из его гостей, но они для меня были скорее абстрактными величинами.
Из маленького транзистора слышен приглушенный шлягер Азнавура. Фавье любит работать под музыку.
Он заканчивает колдовать над своими пробирками и делает шаг назад, так гурман отходит от стола, когда насытится.
— Героин, — говорит он.
— Рассказывай…
— Я еще не могу сказать, в каких пропорциях, но в этом виски — он в лошадиных дозах…
— В какой бутылке?
— Во всех пяти, что я принес…
Я смотрю на него, недоумевая.
— Ты хочешь сказать, что он был в закупоренных бутылках?
— Да, во всех!
Я замолкаю, чтобы подумать, а он терпеливо ждет. Несколько мгновений мозговой раскрутки, и я продолжаю теребить его.
— Бутылки были запечатаны, как положено, или что-то было не так?
Фавье улыбается и исчезает в чуланчике. Я слышу, как он возится с бачками гипосульфита. Вскоре он появляется с еще мокрой фотографией формата тринадцать на восемнадцать. На фотографии — горлышко бутылки Мак Херрел, увеличенное по меньшей мере в четыре — пять раз.
— Когда я заметил, что в полных бутылках есть наркотик, я сделал снимок очередного запечатанного горлышка перед тем, как открыть.
— Браво, Фавье.
Вот что значит добросовестный флик. Он рыжий, как долина Боса [12] летом, и инициативный, как черт среди праведников.
— На этом снимке хорошо видно, что это его родная пробка.
Я соглашаюсь.
— Ты думаешь, что сотрапезники Петит-Литтре могут загнуться?
— Никак нет. Действие героина скоро пройдет. Просто— напросто они поймают кайф и посмотрят розовые сны.
— Давай-ка последуем их примеру. Пора вздремнуть, дружище.
Мы отваливаем из конторы. Внизу меня приветствуют постовые:
— Разве ваш отпуск уже закончился, месье комиссар?
— Похоже на то, а?
За баранкой моего маленького М. Ж. я решаю забыть это дело до завтра и посвятить остаток ночи репетиции оркестра (как сказал бы Феллини), в которой Ирен будет исполнять сольную партию.
Я мысленно уже составляю партитуру праздничных лакомств, которые она заслужила. Для девочки, только что вылупившейся из провинциальной скорлупы, необходимо умеренное меню.
Что бы вы сказали, например, о Савойарском трубочисте или о Припетрушенном венгерском язычке, или о Пальчике Бритиш инкорпорейтед? Мне кажется, это вполне приемлемо для начала.
Я спохватываюсь именно в ту секунду, когда размышляю, стоит ли к этим трем блюдам добавлять четвертое, принесшее мне успех: Причащение пастушки. Вместо того чтобы рулить к себе в Сен-Клу через Звезду и Булонку, я поперся через Пале де Шайо и авеню Анри-Мартен.
Въезжаете? То самое авеню Анри — Мартен, где живет хмырь, снабдивший Петит-Литтре виски с наркотиком. Если и после этого вы не поверите в мое шестое чувство, считайте, что пять ваших дали течь.
Мой взгляд, в свою очередь, перетекает с наручных часов на часы приборного щитка. И те и другие согласно показывают два часа ночи.
В это время обычно не наносят визитов, но мне не терпится все же повидаться с месье Оливьери, чтобы поболтать о последних новостях. Думаю, что с таким интересным собеседником, как я, он быстро забудет про сон.
И вот я рядом с двести двенадцатым домом. Останавливаю тачку и направляюсь к входной решетке. Оливьери, так же, как и карлик Леон-Карлеон, ютится в роскошном особняке, в настоящее время полностью погруженном в темноту. Многоопытным перстом нажимаю кнопку звонка. Проходит мгновение, и, не успеваю я нажать еще раз, как зажигается свет в окне сторожа. Железные жалюзи приоткрываются, и недовольный голос осведомляется:
— Кто там?
— Полиция, — сообщаю ему.
Он раздумывает. В наше время полно жулья, которое прикидывается легавыми, чтобы устроить гоп-стоп в вашем курятнике.
— Минуту!
Чудак исчезает в своем окошке, как кукушка в часах, известившая о наступлении полудня. Проходит немало времени, прежде чем я замечаю массивный силуэт с другой стороны решетки.
Человек лет шестидесяти борцовского телосложения не очень гостеприимно рассматривает меня через железные прутья. Надев штаны, он забыл вздернуть помочи, и они похлопывают его по ляжкам, а низ огромной ночной рубахи, не уместившийся в шароварах, вздувается вокруг брюха парашютом.
— У вас есть удостоверение?
— Пожалуйста!
Он пристально рассматривает его, успокаивается и засовывает крупнокалиберную дуру в карман своих подпарашютников.
— С чем пожаловали?
— Мне нужно увидеть месье Оливьери.
Я говорю резко. В таких случаях церемониться ни к чему.
Он впускает меня внутрь.
— Я проведу вас к себе. Нужно сначала предупредить лакея.
Мы входим в подобие кладовки-столовой, пропитанной запахом тушеной капусты. Из соседней комнатушки раздается обеспокоенный голос его благоверной:
— Это правда легавый, Гектор?
— Заткнись! — успокаивает ее страж.
Он подходит к телефонному аппарату, задумывается, но в конце концов нажимает кнопку. Зажигается маленькая лампочка. По истечении тридцати трех секунд раздается щелчок.
— Альберт? — спрашивает охранник.
На другом конце, наверное, зевнули в знак согласия.
— Скажи месье, что его срочно хочет видеть полицейский.
Не знаю, что ему плетет лакей, но охранник гаденько хихикает.
— Да ничего я не знаю, — говорит он и кладет трубку.
Он смотрит на меня и спрашивает:
