Октябрьская страна (The October Country), 1955 - Брэдбери Рэй Дуглас (лучшие бесплатные книги TXT) 📗
Тихая беседа текла еще целый час, и тогда Теди ускользнула в ночь, по следам Тома Кармоди, и Чарли покрылся потом. Что-то они задумали, эти двое. Что-то нехорошее. Горячий пот лился с Чарли не переставая.
Гости разошлись поздно, Чарли лег в постель с противоречивыми чувствами. Вечер прошел отлично, только как вот насчет Теди и Тома?
Время шло и шло. Судя по рисунку небосвода, по звездам, спрятавшимся за край земли, было уже за полночь, и только тогда Чарли услышал шорох высокой травы, раздвигаемой небрежным маятником бедер. Негромко простучали каблуки – по крыльцу, в гостиную, в спальню.
Теди бесшумно легла в постель; Чарли ощущал на себе пристальный, как прикосновение, взгляд ее кошачьих глаз.
– Чарли?
Чарли помедлил.
А потом сказал:
– Я не сплю.
Теперь помедлила Теди.
– Чарли?
– Что?
– Вот спорим, ты не знаешь, где я была, спорим, ты не знаешь, где я была! – Негромкий насмешливый напев в ночи.
Чарли молчал.
Молчала и Теди, но не долго, слова рвались у нее с языка.
– Я была в Кейп-Сити, в цирке. Меня отвез Том Кармоди. Мы… мы говорили с хозяином, мы говорили, Чарли, мы правда говорили.
Теди едва слышно хихикнула.
Чарли похолодел. И приподнялся, опираясь на локоть.
– И мы узнали, что в той банке, мы узнали, что в той банке… – детской дразнилкой пропела Теди.
Чарли резко отвернулся, зажал уши руками.
– Я не хочу ничего слышать!
– Не хочешь, Чарли, а придется, – злое змеиное шипение. – Это ж чистый анекдот. История, Чарли, просто прелесть.
– Уходи, – сказал Чарли.
– Не-а! Нет, Чарли, нетушки. Не уйду я, драгоценный ты мой – не уйду, пока не расскажу.
– Вали отсюда!
– Подожди, дай я расскажу тебе все по порядку. Мы поговорили с этим самым хозяином цирка, и он… он чуть не лопнул от хохота. Говорит, что продал эту банку со всем ее содержимым одному… одному сельскому лоху за двенадцать зеленых. А она вся вместе и двух не стоит.
В темноте изо рта Теди расцвел черный цветок жуткого смеха.
Торопливо, захлебываясь, она закончила свой рассказ:
– Ведь все это, Чарли, самый обычный хлам. Резина, папье-маше, шелк, хлопок, борная кислота! И все, и больше ничего! А внутри – проволочный каркас. Вот и все, что там есть, Чарли! – Резкий, уши царапающий визг. – Вот и все!
– Нет, нет!
Чарли сел как подброшенный, с треском разорвал простыню пополам.
– Я не хочу слушать! – ревел он. – Я не хочу слушать!
– То ли будет, когда все ребята узнают, какая грошовая подделка мокнет в твоей знаменитой банке! Вот уж они посмеются, прямо кататься со смеху будут!
– Ты… – Чарли схватил ее за запястья, – …ты хочешь им рассказать?
– Боишься, Чарли, что мне не поверят? Что посчитают меня за врушу?
– Ну почему ты не можешь оставить меня в покое? – Он яростно отшвырнул Теди. – Мелкая пакостница! Тебе ничто никогда не нравится, ты завидуешь всему, что бы я ни сделал. Этой банкой я немного поприжал тебе хвост, так ты и спать не могла, все придумывала, как бы мне нагадить!
– Ладно, – рассмеялась Теди, – никому я ничего не скажу.
– Не скажу! – с ненавистью повторил Чарли. – Главное ты уже сделала: испоганила все для меня. Теперь не так-то уж и важно, расскажешь ты кому еще или не расскажешь. Мне ты уже рассказала, и вся моя радость на этом кончилась. А все ты и Том Кармоди. Мне так хотелось стереть с его лица эту проклятую ухмылочку. Он ведь сколько уже лет надо мной смеется! Ну иди, рассказывай что хочешь и кому хочешь – мне все равно, а так хоть ты удовольствие получишь!..
Чарли яростно шагнул, сорвал с полки банку, размахнулся, чтобы швырнуть ее об пол, но тут же замер и осторожно, дрожащими руками поставил свою драгоценность на длинный стол. И начал всхлипывать. С утратой банки он утратит весь мир. И Теди – Теди он тоже терял. С каждой неделей, с каждым месяцем она ускользала все дальше, она издевалась над ним, поднимала его на смех. Сколько уже лет Чарли сверял время своей жизни по маятнику ее бедер. Но ведь и другие мужчины – Том, к примеру, Кармоди – сверяли свое время по тому же эталону.
Теди стояла в ожидании, когда же Чарли расшибет банку, однако тот только ласково гладил холодное прозрачное стекло и мало-помалу успокаивался. Банка заслуживала благодарности – ну, хотя бы за долгие вечера, щедрые вечера, полные друзей, и тепла, и разговоров, свободно гулявших из конца в конец гостиной…
Чарли медленно повернулся. Да, Теди потеряна, потеряна безвозвратно.
– Теди, ты же не ходила в цирк.
– Именно что ходила.
– Ты врешь, – покачал головой Чарли.
– Именно что не вру.
– В этой… в этой банке должно быть что-нибудь. Что-нибудь кроме хлама, о котором ты говорила. Слишком уж многие люди верят, что в ней что-то есть. Теди. Ты не можешь этого изменить. Хозяин цирка, если ты и вправду с ним говорила… он соврал. – Чарли глубоко вздохнул и добавил: – Иди сюда, Теди.
– Что ты там еще придумал? – подозрительно сощурилась Теди.
– Подойди ко мне. – Чарли шагнул вперед. – Иди сюда.
– Не трогай меня, Чарли.
– Теди, я же просто хочу показать тебе одну вещь. – Голос Чарли звучал тихо, спокойно и настойчиво. – Ну кисонька. Ну кисонька, кисонька, котеночек ты мой маленький… котеночек!
Прошла неделя. Снова наступил вечер. Первыми пришли Дед Медноув и Бабушка Гвоздика, за ними – Джук, миссис Тридден и Джаду, цветной человек. Дальше потянулись и все остальные – молодые и старые, благодушные и озлобленные, и все они рассаживались по стульям и ящикам, и у каждого были свои мысли, и надежды, и страхи, и вопросы. И все они негромко здоровались с Чарли, и никто не смотрел на святилище.
Они ждали, пока придут и другие, пока соберутся все. По блеску их глаз можно было понять, что каждый видит в банке что-то свое, не такое, как остальные – что-то касающееся жизни, и бледной жизни после жизни, и жизни в смерти, и смерти в жизни, и у каждого была своя история, свой мотив, свои реплики – старые, хорошо знакомые, но все равно новые.
Чарли сидел отдельно ото всех.
– Привет, Чарли. – Кто-то заглянул в раскрытую дверь спальни. – Твоя жена, она что, снова гостит у родителей?
– Ага, смылась в Теннесси. Вернется через пару недель. Только и знает, что бегать из дому… Да будто вы ее не знаете?
– Да уж, непоседливая тебе жена досталась, это точно.
Негромкие разговоры, скрип поудобнее устанавливаемых стульев, а затем, совсем неожиданно, стук каблуков и глаза, сверкающие из полутьмы крыльца – Том Кармоди.
Том Кармоди стоял, не переступая порога, его ноги подламывались и дрожали, руки висели плетьми и тоже дрожали, и он заглядывал в гостиную. Том Кармоди боялся войти. Том Кармоди не улыбался. На влажных, безвольно обвисших губах приоткрытого рта – ни тени улыбки. Ни тени улыбки на белом как мел лице, лице человека, давно и опасно больного.
Дед взглянул на банку, прокашлялся и сказал:
– Странно, я как-то не замечал этого раньше. У него голубые глаза.
– Оно всегда имело голубые глаза, – пожала плечами Бабушка Гвоздика.
– Нет, – проскрипел Дед, – ничего подобного. Последний раз они были карие. И еще…- Он снова взглянул на банку и моргнул. – У него же коричневые волосы. Раньше у него не было коричневых волос.
– Были, – вздохнула миссис Тридден. – Были.
– И ничего подобного!
– Были, были!
Том Кармоди, дрожащий во влажной духоте летнего вечера, Том Кармоди, заглядывающий в комнату, не отрывающий глаз от банки. Чарли небрежно на нее посматривающий, небрежно перекатывающий в ладонях самокрутку, переполненный мира и спокойствия, уверенный в своей жизни и в своих мыслях. Том Кармоди, один в полутьме крыльца, видящий в банке то, чего никогда не видел прежде. И все – видящие то, что они хотят видеть, мысли их – частый перестук дождя по крыше.
– Мой мальчик. Мой маленький мальчик, – думает миссис Тридден.