Журнал «Если», 2002 № 08 - Ингс Саймон (читаем книги .TXT) 📗

— Ваша партия тает и будет таять в будущем, — продолжал я, — но сейчас вы полагаете, будто можете сделать из меня преступника и запугать оппозицию. Ну, каково же наказание? Вы собираетесь объявить меня безумным или дадите продолжать работу?

Вперед выплыла леди Мидори, остальные лица отступили.

— Невзирая на все твои запирательства, я полагаю, что ты все же безумен.

На мгновение я потерял дар речи. Как она смеет создавать подобный прецедент?! Будучи брошено однажды, такое обвинение откроет дорогу новым. Подавители вскоре сочтут себя в праве изгнать всех несогласных. Время терпимости и открытых дебатов, канет в прошлое.

Я собрался с духом.

— Мидори, ты проталкивала идею о том, что на Синей планете не должно быть неравенства между мужчинами и женщинами даже в том, что касается роста и силы. Я убедил людей моей фракции выступить в твою поддержку. Мы послали на Землю просьбу о генетических обновлениях. Так вот какова твоя награда!

Я не пощадил бы Мидори, если бы мне позволили продолжать. Я открыл бы ее тайну: земные языки развивались тысячу лет, и для расшифровки наших просьб там приходилось вызывать специалистов по древним наречиям. Возможно, академики что-то напутали. Десять запятая шесть световых лет до Земли, плюс время на обработку, плюс еще десять запятая шесть световых лет, пока посланное со скоростью света сообщение достигнет нас… Последнее обновление с Земли было слишком полным, слишком подробным. С виду это было то, о чем мы просили.

Я мог бы привести десяток доводов в свою защиту… но внезапно утратил способность говорить. Пока шло голосование, сам я был лишен права голоса.

Подсчет голосов показал двадцать два к семи.

Я очнулся на первом уровне киберпространства в Состоянии Ноль, которое представляло собой зеленую плоскость под плоскостью голубой. Вокруг никого. Прошедшие столетия чудики употребили на то, чтобы попрятаться.

Я был в ярости. Кто бы на моем месте не злился? Гневаться — мой долг перед самим собой и моими друзьями. Пустота Состояния была для меня все равно что для художника холст, но, хотя я был заперт тут и, кроме живописи, мне нечем было себя занять, я должен был прежде справиться с бушевавшими во мне чувствами.

Потребовалось для этого много времени, много зелени и голубизны и один-единственный вопрос. Какой смысл? То есть что полезного я могу сделать, находясь здесь? Какое занятие способно вывести меня из состояния гнева?

Я принял решение. Целью моей жизни стало спасение душ из ада.

Теологи утверждают, что ад — это удаленность от Господа. Другой ад — настолько удалиться от реальности, что перестанешь верить в ее существование. В виртуальности такие расстояния — обычное дело. Сама бескрайность моего кибернетического окружения внушала ужас. Чтобы отыскать хотя бы одного из тысяч безумцев, мне потребуется исследовать логические построения такой сложности, что они не поддаются никакому сравнению. Крысиный лабиринт размером с Азию? Совершенно новые законы физики?

Нет уж, увольте. Не подвергать же мне себя подобным пыткам. Должен быть какой-то иной способ.

Зачем мне искать товарищей по заточению? Ну а чем еще мне было себя занять? Создавать поддельные вселенные? За долгий межзвездный перелет я уже сотню раз играл в такие игры. Я это проделывал и оставался в здравом уме — или, может, я и правда сошел с ума. Может, в глубине души я действительно хотел быть здесь, а не в реальности. Вот почему я не смог заставить себя раболепствовать перед политическими противниками.

Дом, милый дом на тысячу лет. Я заставил их вернуть меня сюда. Что есть реальность? Почему я бежал от нее?

В отличие от первого вопроса, ответ на второй у меня имелся. Реальность есть организующий принцип мира, в котором ты находишься. Реальность Геосинка структурировала тысячи несовместимых кибермиров, так что они в результате подпадали под единый свод высших законов.

Для большинства верующих Господь и есть начало, организующее истинную вселенную. Он — верховный Компьютер, только вот истинная Вселенная организована по законам физики, и потому старомодный бог должен сойти со сцены.

Вот вам моя исповедь: если мне вообще нужен бог, мне нужен бог свободы, спонтанной благодати, в которой организующие начала не душили и не подавляли бы меня. Возможно, те, кто попал в ловушки Геосинка, на меня похожи. Они чувствовали себя угнетенными, потому что компьютер работал без малейшего изъяна, давая им все, чего бы они ни пожелали, — вот только им требовалось нечто большее.

Я на это надеялся. Тем, кто был счастлив в своем виртуальном сценарии, уже не помочь. Истинных солипсистов, потерявших веру в организующие принципы, угнетала свобода, а не закон. Они, возможно, страдали, но и им тоже я ничем не мог помочь.

Я надеялся на существование меньшинства, до которого смогу достучаться. Мне никогда не отыскать их, путешествуя по виртуальности. Вместо этого я сгенерировал сотню кубов, сцепив их в единое целое, потом, расположив их так, чтобы получился длинный дом, построил внутри него комнаты. Затем теплыми и холодными цветами задал противоположные направления для севера и юга.

Я мог бы вызвать источники направленного света и музыкальную тему — что-нибудь из Штрауса или Демби, — но мне хотелось, чтобы действовали законы электричества, поэтому моя задача усложнилась.

Вырастив прямоугольник размером с холодильник, я определил его как источник питания, что-то, что будет гудеть и светиться. Открытые поверхности я покрыл розетками. На этой первоначальной стадии проекта то, что я соединял, оставалось единым, и это меня вполне устраивало. На микроуровне реальность тоже такова.

Этот «дом» был ядром, из которого я намеревался вырастить материнскую плату, снабженную процессором, идентичным Геосинку, в котором жили мы все. Мой виртуальный компьютер я намеревался начинить тем же программным обеспечением, на котором работал реальный.

И вот тогда я запущу чертову штуковину и вызнаю все ее трюки. Я перерою свалки памяти, чтобы отыскать место, где могут храниться души — те самые души, которые считали, будто ушли в свободный полет. На деле у них, как у всех прочих, имелись адреса хранения.

Я прибегну к обману и тайком разошлю сообщения тысячам безумцев. И тем самым — не пускаясь в лабиринты их игр — докажу им, что они не одни.

И я тоже был не один. Чистки Подавителей продолжались. Услышав рев двухместного джипа без глушителя, я выглянул в южное окно. Со свистом, оставляя следы шин в густой зелени виртуальности, мимо пронеслась Казуми. Завершив второй круг, она остановилась.

— Двери у тебя маловаты.

— Ты могла бы вполовину уменьшить размер изображения, — предложил я. — И ради Бога, отладь мотор.

Уменьшившись до размеров гоночного болида, Казуми завела свой джип в мою кухню. Ее голос доносился из радио автомобиля.

— Ты вконец все завалил. Подавители окончательно захватили власть. Твое имя используют как клеймо, чтобы позорить других. Что там стряслось между тобой и Мидори? Ты дал ей все и свой политический труп в придачу, чтобы она могла станцевать на нем. Что на тебя нашло? Вы решили потягаться, кто круче, мужчина или женщина?

Эта мысль заставила меня рассмеяться.

— Мужчиной я был тысячу лет назад. Даже не помню, каково это. Это все слова, а я слова ценю. Я никогда их не забываю, но они не помогают мне воссоздать ощущения или эмоции.

— Подавители ждут не дождутся, когда снова обретут тела, — сказала Казуми. — В той, прошлой жизни им, наверное, жилось совсем неплохо. Может, в этом разница между нами. Мы были жертвами. Мы и теперь жертвы. Возвращение к привычным моделям поведения.

Я мог бы спросить Казуми о ее жизни на Земле и рассказать ей историю своего прошлого. Собственно говоря, она этого и хотела. И я предложил ей нечто близкое к такой высшей откровенности.

— В прошлом я был робок, — начал я. — Стеснялся незнакомых людей. Отмалчивался, пока не узнавал их поближе. Разумеется, за десятилетия в космосе я подружился со столь многими среди наших умерших, что робость исчезла. Поэтому никто такого за мной не помнит. Но за годы одиночества на поверхности Синей планеты неуверенность вернулась. Видимо, желая ее преодолеть, я был резок с леди Мидори; наверное, я стал читать ей нотации.