Вампиры пустыни (Том II) - Блох Роберт (книги полностью бесплатно .txt) 📗
— Но погодите, так я не успею ничего рассказать. Достаточно сказать, что последнее путешествие «Эхиноидеи» будет ко дну — и я отправлюсь туда вместе с ней!
— Самоубийство? — ахнул я, едва поспевая за потоком откровений Хаггопяна. — Вы собираетесь… утопиться?
Хаггопян рассмеялся хриплым смехом, скорее кашлем, почему-то напомнившим мне лай тюленя.
— Утопиться? Можно ли утопить их? — Он развел руки, словно обнимая миниатюрный океан странных раковин. — Или их? — Он махнул рукой в сторону двери, за которой стоял хрустальный аквариум с экзотическими рыбками.
Несколько мгновений я смотрел на него с замешательством и тревогой. Я не мог понять, стоит ли перед до мной вменяемый человек или?..
Он пристально смотрел на меня сквозь темные линзы очков, и под взглядом этих невидимых глаз я медленно покачал головой, отступая на шаг.
— Простите, мистер Хаггопян… я только…
— Непростительно, — проскрипел он, пока я пытался найти слова. — Мое поведение непростительно! Пойдемте, мистер Белтон. Вероятно, здесь нам будет удобнее.
Он вывел меня во внутренний дворик, окруженный лимонными и гранатовыми деревьями. В тени стоял белый садовый стол, рядом два плетеных кресла. Хаггопян резко хлопнул в ладоши, всего один раз, затем предложил мне кресло и неловко опустился в кресло напротив. Я снова отметил, какими странно неуклюжими казались все его движения.
Заслышав зов армянина, появилась старуха, закутанная в белый шелк на индийский манер; нижнюю половину ее лица скрывала шаль, падавшая на плечи. Хаггопян обратился к ней по-гречески, произнеся несколько горловых, но поразительно нежных слов. Она ушла, слегка прихрамывая под весом лет, и вскоре вернулась с подносом, двумя стаканами и (как ни удивительно) бутылкой английского пива, все еще покрытой изморозью.
Стакан Хаггопяна был уже наполнен, но напиток я не распознал. Жидкость была мутно-зеленого цвета, и в стакане буквально плавал густой осадок, но армянин, казалось, этого не замечал. Он чокнулся со мной, поднес стакан к губам и стал жадно пить. Я также сделал большой глоток, чувствуя сухость в горле; поставив стакан обратно на стол, я увидел, что Хаггопян все еще пьет! Он выпил всю порцию мутной неизвестной жидкости, поставил стакан и снова хлопнул в ладоши.
Я несколько удивлялся тому, что он не снял свои солнечные очки. В конце концов, мы сидели в тени, а в доме, во время экскурсии по его чудесному аквариуму, было еще темнее. Взглянув на лицо армянина, я снова увидел тонкие струйки жидкости, стекавшей из-под загадочных линз, и вспомнил о его больных глазах. С возвращением этого симптома глазной болезни Хаггопяна на его лицо снова наползла и странная блестящая пленка. Какое-то время мне казалось, что этот — налет? — исчез; но возможно, я просто привык к его внешности. Теперь я видел, что ошибался и что он постоянно выглядел таким же странным. Мне невольно вспомнилось его отвратительное рукопожатие…
— Подобные перерывы могут быть частыми, — прервал мои размышления его хриплый голос. — Боюсь, в нынешней фазе мне требуется очень много жидкости!
Я собрался было спросить, о какой «фазе» он говорил, но тут вернулась старуха с новым стаканом мутного напитка для своего господина. Он сказал ей еще несколько слов, и она ушла. И все же, когда она наклонилась над столом, я заметил, каким иссушенным выглядит ее лицо с узкими ноздрями, изборожденной морщинами кожей и глубоко запавшими под костлявыми надбровными дугами глазами. Крестьянка с острова, вне сомнения — хотя в других обстоятельствах ее изящно вылепленное лицо могло показаться аристократическим. Она словно испытывала странное магнетическое влечение к Хаггопяну, все время склонялась к нему и явно подавляла желание коснуться его, когда оказывалась рядом.
— Она уедет отсюда вместе с вами. Костас о ней позаботится.
— Видимо, я засмотрелся на нее… — виновато начал я, вновь ощущая странное чувство нереальности и какой-то прерывистости происходящего. — Простите, я не хотел быть грубым!
— Не имеет значения. То, что я собираюсь вам рассказать, перевернет все ваши представления. Вы показались мне человеком, которого не очень легко… испугать, не так ли, мистер Белтон?
— Меня можно удивить, мистер Хаггопян, можно потрясти — но испугать? В числе прочего я какое-то время был военным корреспондентом, и…
— Конечно, я понимаю — но бывают вещи похуже, чем сотворенные людьми ужасы войны!
— Возможно, но я журналист. Это моя работа. Я готов рискнуть.
— Хорошо! И, прошу вас, отбросьте все сомнения в моей вменяемости, которые у вас возникли или могут возникнуть во время моего рассказа. Когда я закончу, вы получите более чем достаточно доказательств.
Я начал возражать, но он не желал и слушать.
— Нет, нет, мистер Белтон! Только бесчувственный человек мог бы не ощутить здесь, на острове, никаких… странностей.
Он замолчал. Старуха появилась снова и поставила перед ним графин. На сей раз она чуть ли не ласкалась к нему, и он резко отдернулся, едва не перевернув кресло. Затем он прохрипел несколько гневных слов по-гречески, и я услышал, как странное иссохшее создание зарыдало. После старуха повернулась и заковыляла прочь.
— Бога ради, что не так с этой женщиной?
— Всему свое время, мистер Белтон. — Хаггопян поднял руку. — Всему свое время.
Он вновь выпил стакан до дна стакан и наполнил его из графина, прежде чем приступить к своему рассказу, большую часть которого я выслушал в молчании, словно загипнотизированный, все больше проникаясь бесконечным ужасом.
— Первые десять лет своей жизни я провел на островах Кука, а затем пять лет жил на Кипре, — начал Хаггопян. — Я всегда слышал рядом шум моря. Мой отец умер, когда мне было шестнадцать, и, хотя он никогда не признавал меня при жизни, он завещал мне эквивалент двух с половиной миллионов фунтов стерлингов! В возрасте двадцати одного года я вступил в права наследства и понял, что отныне могу могу полностью посвятить себя океану — моей единственной истинной любви в жизни. Я имею в виду все океаны. Я люблю теплое Средиземное море и юг Тихого океана, но люблю и холодный Северный Ледовитый океан, и изобильное Северное море. Даже сейчас я люблю их — даже сейчас!
В конце войны я приобрел Хаггопиану и начал собирать здесь свою коллекцию. Я писал о своей работе и к двадцати девяти годам закончил «Морскую колыбель». Это была дань любви. Я сам оплатил публикацию первого издания и был вполне вознагражден последующими. Правда, деньги не имели для меня особого значения. Но тогда я любил успех, и вторая моя книга, «Море — новый рубеж» пользовалась не меньшим успехом. Это подтолкнуло меня приступить к работе над «Обитателями бездны». К тому времени, как у меня был готов черновой вариант, я был уже пять лет женат на своей первой жене. Я мог бы опубликовать книгу прямо тогда, однако за истекшие годы я стал стремиться к совершенству как в своих книгах, так и в исследованиях. Я был недоволен отдельными фрагментами книги и целыми главами, посвященными определенным видам.
Одна из этих глав была посвящена сиренам. Дюгони и ламантины, особенно последние, давно завораживали меня своей несомненной связью с русалками и сиренами старинных легенд, благодаря которым, разумеется, их отряд и получил свое наименование. Но не только это заставило меня отправиться в «Экспедицию в поисках сирен», как я именовал про себя это путешествие. В то время я и догадываться не мог, каким важным для меня оно окажется. Случилось так, что исследования сирен стали первым настоящим указанием на мое будущее — пугающим намеком на конечную цель моего жизненного пути, хотя, конечно, я этот намек не понимал.
Он помедлил.
— Цель? — я счел необходимым нарушить тишину. — Литературную или научную?
— Мою конечную цель!
— О!
Я сидел и ждал, не зная, что сказать — странное положение для журналиста! Через секунду или две Хаггопян продолжил рассказ. Я чувствовал, как его глаза пристально глядели на меня сквозь темные линзы очков.