«Л» – значит люди (Сборник) - Лукьяненко Сергей Васильевич (книги онлайн полные версии txt) 📗
– Как знаешь.
И сказала молча ожидающим детям:
– Чтобы было тихо. У меня болит голова. Сидите, словно вас нет.
Старший хотел что-то ответить, посмотрел на младшего и промолчал. Младший кивнул – несколько раз подряд.
Поезд тронулся. А за стеклом уже падал снег – настоящий, густой, пушистый, зимний.
3. Накопитель
Они стояли вторые сутки. Из окна купе, если встать повыше и заглянуть над соседними поездами, были видны горы. Неправдоподобно высокие, с побеленными снегом вершинами и серыми тучами на перевалах.
– Некоторые идут пешком, – сказал майор. Он заглянул погреться – стекло в его купе так и не заменили. Впрочем, у майора был целый набор «утеплителей» – в обычных бутылках, во фляжках, даже в резиновых грелках. «Там это пригодится», – сообщил майор. Непонятно было лишь, довезет ли он до Теплого Края хоть грамм алкоголя. Сейчас он принес бутылку водки, и они потихоньку пили. Жена выпила полстакана и уснула. «Притворилась», – поправил он себя. А майор, нацеживая в стакан дозу, разъяснял:
– Туннель один, на столько поездов не рассчитан. Говорят, будут уплотнять пассажиров. Пусть попробуют…
Он щелкнул пальцами по кожаной кобуре с пистолетом.
– Я уже говорил с охраной. Последний вагон набит взрывчаткой, если что… Мы им устроим уплотнение. За все уже заплачено.
Залпом выпив, он тяжело помотал головой. Сказал:
– Скорей бы уж Теплый Край…
– А там хорошо? – вдруг спросил с верхней полки старший мальчик.
– Там тепло, – твердо ответил майор. – Там можно выжить.
Он встал, потянулся было за недопитой бутылкой, но махнул рукой и вышел. Жена тихо сказала вслед:
– Скотина пьяная… Полпоезда охраны – да еще и в пассажиры пролезли. Вся армия едет греться.
– Было бы хуже, если бы охраны оказалось меньше, – возразил муж. Выпитая водка принуждала вступиться за майора. – Нас бы выкинули из поезда.
Он полез на верхнюю полку. Лег, закрыл глаза. Тишина. Ни снега, ни дождя, ни ветра. И поезд словно умер… Он повернулся, глянул на мальчишек. Те сидели вдвоем на соседней полке и молча, сосредоточенно ели что-то из банки. Старший поймал его взгляд, неловко улыбнулся, спросил:
– Будете?
Он покачал головой. Есть не хотелось. Ничего не хотелось. Даже в Теплый Край… Он поймал себя на том, что впервые подумал о Теплом Крае без всякой торжественности, просто как о горной долине, где будет тепло даже во время Зимы.
В купе опять заглянул майор. Он казался пьянее, но говорил твердо:
– Разобрались наконец… В каждый поезд посадят половину местных. А половина наших останется здесь. Охрана согласилась…
Майор посмотрел на детей и с ноткой участия спросил:
– Что будете делать? Отправите детей? Мне поручили разобраться с нашим вагоном. Я пригляжу за ними, если что…
Муж молчал. А младший мальчик вдруг стал укладывать разбросанные на полке вещи в рюкзачок.
– Это не наши дети, – твердо сказала жена. – Случайные. И билеты не их.
– А… – протянул майор. – Тогда проще. В соседнем купе трое своих. Вот визгу будет… – И предупредил: – Через двадцать минут поезд тронется.
Дети молча одевались.
– Я выйду гляну, как там… – неуверенно сказал муж.
Он взял со столика билеты детей и порвал их. Розовые клочки закружились, падая на пол.
– Розовый снег, – неожиданно изрек майор. Схватился за косяк и вышел в коридор. Там уже суетились автоматчики, сортируя пассажиров.
– Я выйду, – повторил муж и натянул куртку.
– Не донкихотствуй, – спокойно сказала жена. – Их пристроят. Красный Крест, церковь. Говорят, здесь тоже можно выжить. Главное – прокормиться, а морозы будут слабыми.
Он не ответил. Пошел вслед за словно не замечающими его детьми, увертываясь от снующих по коридору людей.
Снаружи было холодно. Лужи на перронах затягивала ледяная корка. Один поезд уже тронулся, и возле крошечного вокзала стояла растерянная, обомлевшая толпа. Некоторые еще сжимали в руках билеты.
Он шел вслед за детьми, все порываясь окликнуть их, но понимая, что это ни к чему. Он даже не знал, как их звать. Двадцать минут… Какой здесь, к черту, Красный Крест? Какая церковь?
К детям вдруг подошла женщина: рослая, уверенная, чем-то похожая на их мать. Что-то спросила, дети ответили. Женщина посмотрела на них задумчиво, оценивающе… Сказала, и мужчина расслышал:
– Ладно, место еще есть. Пойдемте.
Он догнал ее, взял за руку. Женщина резко обернулась, опустив одну руку в карман куртки.
– Куда вы их?
– В приют.
Глаза у женщины были внимательные, цепкие.
– Предупреждаю, взрослых мы не берем. Только детей. Отпустите.
– У меня билет, я и не прошу… С ними все будет нормально?
– Да.
Дети смотрели на него. Младший негромко сказал:
– Спасибо. Вы езжайте.
Он стоял и смотрел, как они уходят вслед за женщиной. К маленькому автобусу, набитому людьми. Там были только дети и женщины, впрочем, женщин совсем мало.
Рядом прошел солдат с автоматом. Форма опять была незнакомая, чужая. Мужчина нерешительно спросил:
– Скажите…
На него повернулся автоматный ствол. Солдат ждал.
– Этот приют, куда забирают детей… Кем он организован?
– Здесь нет приютов, – ответил солдат. Отвернул автомат в сторону. Продолжил почти дружелюбно: – Нет. Мы здесь стояли месяц, завтра отправка. Приютов нет.
– Но она сказала, – торопливо начал мужчина.
– Приютов нет. Только предприимчивые местные жители. Говорят, что морозы будут слабыми, главное – запастись продовольствием.
Солдат погладил оружие рукой в шерстяной перчатке. Добавил:
– Стрелять бы надо, но приказа нет… Да и не перестреляешь всех.
Мужчина побежал. Сначала медленно, потом все быстрее. Было холодно. Зима уже пришла сюда, раньше снега, раньше морозов.
Он догнал женщину у автобуса. Она вела детей, крепко держа их за руки. Мужчина толкнул ее в спину, женщина качнулась. Он вырвал детские руки, потянул к себе.
Женщина повернулась и достала из кармана пистолет. Маленький, не страшный на вид. Мужчина не разбирался в оружии.
– Уходите! – жестко сказала она. – Или я вас застрелю. Дети уже наши.
– Нет, – хрипло сказал мужчина. Оглянулся, ища поддержки. И увидел, что солдат по-прежнему стоит на перроне, поглаживая автомат. – Не посмеете, – уже спокойнее продолжил он. – Вас пристрелят тоже.
Он повернулся и повел детей от набитого автобуса. Вслед ему тихо, грязно ругались. Но выстрелов не было.
Сразу несколько поездов тронулись с места. У вагонов началась давка. Солдаты не стреляли, они лишь распихивали остающихся прикладами. Кажется, пошел и его поезд. Но это уже было не важно.
4. Перевал
Вначале они обходили мертвых – тех, кто упал сам и кого убили по дороге. Дети пугались, а его мутило от тошнотворного запаха. Его вообще стало мутить от запаха мяса – даже консервированного, сделанного давным-давно, когда о приходе Зимы еще не знали.
Потом они шли прямо. Мертвых стало меньше, а холод не давал телам разлагаться. К тому же дети перестали бояться трупов, да и сил у них стало меньше.
Однажды на привале старший мальчик спросил:
– А золото правда пригодилось?
– Да, – ответил мужчина. – Не знаю, почему его еще ценят…
Золото было зашито в детские куртки. Кольца, кулоны, цепочки, браслет с солнечно-желтыми топазами… Они сказали про золото, когда он пытался обменять свою куртку на сухари – только на сухари или рыбные консервы. Мяса на вокзальном рынке было много, и стоило оно дешево.
Куртку удалось сохранить, только поэтому он еще был жив. В горах оказалось очень холодно, а спать приходилось на еловом лапнике. Спальник или палатку купить было невозможно. Ни за какие деньги или ценности. Зато он купил сухарей, и консервов, и теплые шапки из собачьего меха, и пистолет – настоящее мужское оружие «магнум». Десяток патронов он расстрелял по дороге, учась прицеливаться и гасить мощную, тягучую отдачу. Это оказалось неожиданно легко. Вторую обойму мужчина выпустил по каменистому склону, откуда в них стреляли из дробовика. Они слышали крик, и выстрелы прекратились. Но проверять они не стали.
