Обладатель великой нелепости - Левандовский Борис (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗
Однако…
Ему вспомнилась предусмотрительная привычка некоторых людей хранить дубликат ключа от помещений общественного пользования в каком-нибудь потаенном, но легко доступном месте.
Впрочем, этот тайник еще следовало отыскать, даже если его предположение было верным. Для начала он решил проверить самые «неожиданные» места, оригинальность которых восходила к эпохе, когда алхимики еще пытались превратить свинец в золото, а Земля считалась плоской – под подстилкой перед входом и на верхней планке дверного косяка. Вариант с подстилкой отпал сразу же, за отсутствием таковой, а вот… Каучуковая ухмылка победно натянулась на вспухшую физиономию Германа – что ж, он едва не переоценил изобретательность тех, кому принадлежал этот ключ.
Правда, когда тот слишком туго вошел в замочную скважину, он испытал кратковременный укол сомнения, но через секунду выяснилось, что все дело в грубо выточенном дубликате. Замок пригласительно клацнул, и дверь отворилась.
Герман, предварительно вернув ключ на законное место, вошел и, не касаясь выключателя, расположенного перед еще одним спуском, аккуратно прикрыл за собой дверь. Так, чтобы снаружи все выглядело как всегда.
Это был самый обычный подвал. Оставалось надеяться, что кому-нибудь не приспичит спуститься за картошкой или за чем-нибудь еще.
Спустя пять или шесть минут он услышал сквозь шум дождя приближающиеся шаги. Затем кто-то вошел в подъезд и начал подниматься по лестнице. Герман сразу понял, что это не тот, кто ему нужен. Двумя этажами выше хлопнула дверь, и подъезд снова затих.
Герман начал опасаться, что его бдение может длиться еще очень долго, но уже через минуту различил новые шаги. На сей раз людей было двое. Входящие обменялись парой коротких фраз; один голос принадлежал мужчине, второй – несомненно, молодой женщине или девушке.
Внезапно Герман понял, что обладателем мужского голоса является врач Маркевич; что же касалось другого… скорее, это могла быть его дочь, нежели супруга – он звучал слишком молодо. Но вскоре Герман уловил в их разговоре интонации, наводившие на мысль о несколько ином варианте.
Вот как – доктор в темных очках а-ля Пиночет втихаря изменяет своей жене (если таковая у него имелась, конечно) или просто полюбляет молоденьких медсестер?
– А!.. – чересчур громко собиралась что-то сказать девушка, когда они подошли к двери, но доктор предостерегающе шикнул на нее.
«Ясно, – решил Герман. – Значит, жена все-таки есть, вероятно, временно отсутствует – раз он боится привлечь внимание соседей».
Неплохой шанс прямо сегодня добраться до доктора в темных очках, доктора, который так сильно любит деньги и молоденьких: медсестер? Возможно.
Скорее всего, его пассия скоро уйдет, и тогда он останется один. Существо за дверью подвала вновь ухмыльнулось и плотнее прижалось ухом к доскам, облепленным паутиной.
Девушка: «Мне кажется, в подъезде чем-то воняет… словно дохлая кошка. Вы разве не слышите?» – уже осторожно, в полголоса.
Врач: «Что?» – до Германа донеслось ковыряние ключом в замке.
Девушка: «Я говорю…»
Дверь квартиры открылась.
Врач: «Давай, заходи!»
Герман мог поспорить, что штучка в его штанах уже приняла положение гаубицы, готовой к залпу, – похотливому лекарю не терпится поскорее вскочить на молодую кобылку и понестись галопом.
Затем дверь квартиры захлопнулась, и Герман, в определенном смысле, снова остался в одиночестве.
Ожидание казалось вечным, словно время, властвовавшее в темном подвале, подчинялось своему собственному особому ритму: то, что представлялось здесь часами, по другую сторону дверей – отмеряло те же промежутки жизни минутами и секундами.
Несколько раз кто-то входил и выходил из подъезда; каждый раз, когда открывались двери какой-нибудь из квартир и слышались приближающиеся шаги, Герман внутренне сжимался – не в подвал?
Вот, снова кто-то подходит к подъезду – он слышит цоканье каблучков. Молодая женщина проходит совсем близко, в нескольких шагах, поднимается по лестнице (металлические набойки на каблучках, касаясь жестких ступенек под мрамор, щелкают теперь особенно звонко – клац!.. клац!.. клац!.. – как подковы чистокровного скакуна на параде). Похоже, она чем-то расстроена: Герман уловил всхлип, до него долетает нецензурное слово, сказанное шепотом, но эхо вечернего подъезда усиливает его в несколько раз. Щелкает замок, открывается дверь на третьем этаже (Герман посчитал, сколько пролетов она миновала) – и резкий хлопок…
Внезапно ему непередаваемо захотелось оказаться в совершенно другом месте – на берегу речной заводи, с удочкой в руке, как в детстве с отцом, попыхтеть папироской, глядя, как дергается поплавок, скачущий на рябой воде – то ли от ветра, то ли от поклевки; а рядом, в волнах, приплясывает жизнерадостным ярко-оранжевым пятном – солнце…
Наконец в двери квартиры №1 щелкнул замок, посылая понятный лишь Герману кодовый сигнал – приготовься!
Сколько прошло времени? – прикинул Герман и решил – наверное, около часа.
И только теперь вдруг понял, что совершенно не представляет, как попадет в квартиру Маркевича.
Может, дождаться, когда уйдет его кобылка и через полминуты позвонить в дверь? Док Маркевич решит, что гостья что-нибудь забыла в квартире и решила вернуться. Почему бы и нет?
В этот момент дверь квартиры №1 открылась, и кое-что сразу же не могло не привлечь внимания притаившегося за входом в подвал существа: никаких разговоров, даже слов на прощание, ничего.
Девушка (а это, несомненно, была она) закрыла дверь квартиры и направилась к выходу. Через десять секунд Герман услышал хлопок раскрывшегося зонта, потом ее шаги утонули в шелесте дождя.
Выходит, доктор Маркевич, получив свое, даже не потрудился проводить до дверей свою юную любовницу. Что означало это откровенное пренебрежение? Может, вышла ссора (например, док предложил что-нибудь экзотическое, чем вогнал девушку в конфуз)? Или… Нет, скорее, это походило на сделку: ты – мне, я – тебе. Так, видимо, и есть, иначе на кой бы черт ей понадобился этот старый козел.
Впрочем, все это Германа не волновало. Главное, в момент, когда она вышла – что-то произошло. Он еще не мог понять, что именно, но…
Он внимательно прислушался: кроме шума дождя, долетавшего с улицы, ему удалось расслышать лишь низкий лай крупной собаки – дога или сенбернара – на третьем или четвертом этаже. И, выскользнув из своего укрытия, приблизился к двери дока Маркевича.
Тот слил воду в туалете. А затем…
Затем Герман наконец понял, что его смутило в момент ухода его гостьи.
Он запер подвал на ключ и снова вернулся к квартире №1. Осторожно нажал на ручку дверей и толкнул вперед.
Уходя, девушка забыла (а может, сделала это намеренно) повернуть «собачку» дверного замка.
Он не услышал щелчка – вот что это было.
Оказавшись в квартире Великого Охотника на юных практиканток, Герман направился вдоль длинного коридора. Через прямоугольную щель по периметру косяка одной из дверей сочился свет. Из комнаты не доносилось ни звука.
Он распахнул дверь (навесы повернулись бесшумно) и, сделав два шага вперед, увидел Маркевича, который сидел к нему спиной с книгой в руках. Над ним висело включенное бра, выхватывая врача из общего полумрака комнаты ярким кругом света, словно сценический прожектор – актера, играющего немую роль в затянувшемся акте нудной пьесы. Не выдержав, все зрители покинули зал, оставив его «доигрывать» в одиночестве.
Форточка за тяжелыми гардинами зловеще скрипнула, будто реагируя на появление нового персонажа – жуткого существа из детских снов.
Герман неожиданно вспомнил, что он совершенно голый, поскольку его разнесло до такой степени, что он не мог влезть ни в какую одежду из своего гардероба. Впрочем, за Порогом это не имело никакого значения. Или почти никакого. Что решит док Маркевич, увидев его, Германа не волновало (вряд ли тот вообще примет его за человека). А вот дождь… Вода, видимо, стала катализатором разрушительных процессов. Когда он попал под дождь, гниющие язвы покрыли все тело, расползаясь по нему, словно щупальца раковой опухоли. Из них сочилась какая-то зеленоватая дрянь наподобие той, что он блевал в первые дни. Благо Герман совершенно ничего не чувствовал.
