Голограф (СИ) - Мусин Шамиль (е книги .TXT) 📗

— А откуда вы узнали, что я здесь появлюсь? — спросил я, стараясь поддержать разговор со столь милой женщиной?

— Во-первых, здесь твоя Надя, во-вторых, Коля старался заинтриговать тебя, и, вижу, ему это удалось. Наконец, я просто надеялась увидеть тебя воочию: мне тут все уши прожужжали про тебя. Кстати, меня зовут Анна, и давай перейдем на ты, если ты не против.

— Давай, — согласился я. — А что обо мне жужжали?

— Да то, что в мире четырех Домов появился очаровательный зеленоглазый голограф.

— Ну, уж, очаровательный, — засмущался я.

— Не скромничай, — улыбнулась Анна, — тебе это не идет. Пойдем, покажу тебе, как мы живем.

Взяв за руку, она вывела меня на галерею, окружающую атриум. Прикинув количество этажей, я решил, что их здесь не меньше двадцати. Кажется, в Таиланде я жил в похожем отеле, но там этажей было не так много. А что, для одиноких людей чем не жизнь? Если еще и кормят на халяву, вообще сказка. Пока спускались на лифте, Анна ласково улыбалась, поглядывая на меня.

— Вот здесь мы кушаем, — обвела она рукой просторный зал ресторана, когда мы вошли в широкие двустворчатые двери на первом этаже. — В этом здании шесть таких залов.

Нормально. Как в обычном ресторане курортного отеля. Люди сидят за столами, едят, пьют. Несколько человек выбирают блюда из длинного буфета и складывают себе на подносы. Не жизнь, а курорт прямо.

— Это наш зимний бассейн, вон там кинотеатр, дальше биллиардная, — продолжила поражать меня Анна.

Это даже не курорт, а рай. Чтоб я так жил всю жизнь. А они вообще работают?

— Здесь мы живем. Работаем в других местах, кто где пожелает, — словно угадав мои мысли, продолжила Анна. — От каждого по способностям, каждому по потребностям – главный принцип коммунизма.

— Так у вас что, коммунизм?

— А ты разве не видишь?

— Какие у вас отношения между мужчинами и женщинами? — не к месту спросил я, вспомнив слова темного.

— Так и знала, что спросишь, — усмехнулась Анна, — странно, что еще так долго терпел. Отношения такие же, как у вас. Но ты, наверное, хотел спросить не это, а то, как мы создаем и сохраняем семьи? — Я кивнул.

— Мы их не создаем. Семья – пережиток буржуазной морали, и мы давно избавились от семейных уз, закрепощавших женщин. Ведь, для чего нужна семья в буржуазном обществе? Для разделения функций добытчика, мужчины, и хранительницы очага, женщины. У нас – равноправие полов, мужчины и женщины свободны в выборе партнеров, а домашний очаг отсутствует, как явление, ты сам успел в этом убедиться.

— Но семья это не только быт, и даже это не главное. Как же любить женщину, которая сегодня с тобой, а завтра с другим?

— Тебе трудно это понять, потому, что ты не эмпат, хотя задатки у тебя есть, надо только их развивать. Ведь, что означает любить у вас? Это значит, глубоко чувствовать партнера, сопереживать с ним все его беды и радости, проникать в него душой. Это и есть взаимная эмпатия. У нас все эмпаты. Мы все, как большая семья. Если ты останешься у нас, а я бы этого очень хотела, сам почувствуешь. Это гораздо сильнее, чем взаимная эмпатия двух человек.

— Этого я, никогда не пойму, — заявил я убежденно, но, стараясь загладить свою резкость, попросил ее ознакомить меня с историей этого мира.

Мы сели за стол, и за ужином Анна исполнила мою просьбу. В этом мире уровень эмпатии людей изначально был высок. До пролетарской революции их история не очень сильно отличалась от нашей. Но осенью семнадцатого года радикальные коммунисты оттеснили умеренных от власти, и во главе страны встали люди с высочайшей эмпатией, граничащей с телепатией.

Силой и убеждением они насаждали в стране новую мораль, выбирая в лидеры сильных эмпатов, обладающих задатками телепатии. Постепенно эту мораль приняли как должное и даже развили ее до уровня рационального. Дети, рождавшиеся в результате беспорядочных связей, помещались в детские дома, где им обеспечивался должный уход и образование. Первые годы родители иногда навещали своих детей, но уже с пяти лет их воспитывали в духе полной самостоятельности.

Постепенно новые идеи продвигались за границу, и вместо фашизма в тридцатых годах прошлого века в Европе наступил коммунизм, а спустя десять лет он воцарился и во всем мире. Войны исчезли, и все ресурсы населения земли были направлены на прогресс в науках и технологиях. Пятьдесят лет назад была открыта мировая голограмма, и в этот мир стали поступать технические достижения из других миров. Это стало новым толчком к развитию, и сегодня уровень жизни был столь высок, что позволял людям работать и жить в свое удовольствие.

Теперь уже не в этот мир, а из этого мира потекли технологии, а в этот мир вприпрыжку бежали за лучшей жизнью таланты из других миров. Казалось бы, не жизнь, а сказка, но интуиция говорила мне, что как-то все это неправильно.

— Я понимаю твои сомнения, — проникновенно сказала Анна, положив руку на мою, — мы сто лет шли к новому образу жизни, а я тут сразу все тебе на голову вывалила. Поживи с нами хоть немного, и ты все поймешь. Таких голографов, как ты, умеющих свободно ходить по мирам, у нас единицы, и вы ценитесь у нас на вес золота. Ты нужен нам всем, не только мне.

В это время в ресторан зашла Надя в сопровождении Николая. То, как преданно она смотрела на него, вызвало у меня чувство ревности, но, улыбаясь ей во весь рот, я постарался это скрыть. Заметив меня, она подошла к столу, и Анна тактично встала и отошла к Николаю. Сев напротив меня, Надя стала оправдываться:

— Ведь, между нами ничего серьезного не было. Возможно, мое чувство к тебе переросло бы в настоящую любовь, если бы я не встретила Колю. Но так случилось, что теперь я не представляю свою жизнь без него. Наверное, это и есть любовь с первого взгляда. Прости. У тебя, ведь, есть женщина, такая же, как я.

— Ты уверена, что это твое чувство, а не внушенное тебе сильным и опытным эмпатом?

— Даже если это и так, какая разница?

Я промолчал. Действительно, где границы настоящих чувств? Где кончается эмпатия и начинается внушение? Надеюсь, она не разочаруется в нем.

— Извини, я пойду к нему, — вставая, сказала Надя, и на свое место вернулась Анна.

— Ты огорчен?

— Да, огорчен, но это не имеет значения, лишь бы она была счастлива. Я боюсь за нее.

— Не волнуйся, она сама сильный эмпат, и быстро войдет в нашу жизнь.

«Вот я и остался с той единственной, которую впервые встретил в Заречном», подумал я, «наверное, действительно, любимая должна быть одна». Вскинул взгляд на Анну, и понял, что она, словно читая мои мысли, сочувствует и переживает за меня.

— Тебе нужно отвлечься. Ты любишь купаться ночью?

— Не знаю, не пробовал.

— Пойдем, попробуешь, — предложила Анна, и, взяв за руку, вывела меня в парк, окружавший наш дом.

Было тепло. От клумб, разбитых вдоль дорожек, пахло незнакомыми цветами, и вместе с красивыми фонарями, расставленными вокруг, они создавали романтическое настроение. Через Анину руку мне передавалось ощущение теплоты и участия. Метров через двести перед нами засверкала водная гладь водоема, пологие берега которого были покрыты песком. Несколько человек дальше по берегу купались обнаженными, нисколько не обращая на нас внимания.

Анна быстро скинула с себя одежду и выжидающе посмотрела на меня:

— Ну, что ты стоишь? Раздевайся. Стесняешься, что ли? Одежда должна украшать или ее не должно быть совсем. Здесь так принято, и никого ты своим голым задом не испугаешь.

— Может, я просто постою, подышу воздухом?

— Ну, совсем глупый, — вздохнула Анна и стала расстегивать на мне рубашку.

— Ладно, ладно, дальше я сам, — заявил я, поняв, что увильнуть не получится. В конце концов, чего я стесняюсь, как прыщавый подросток?

Раздевшись, я заметил ее одобрительный взгляд ниже пояса и бросился в воду. Проплыв метров сто, я встал на дно ожидая Анну. Подплыв, она встала напротив и, улыбнувшись, ехидно заметила:

— У вас все мужчины такие застенчивые? Надо будет попросить Колю взять с собой в ваш мир. Ты меня заинтриговал.