Полукровка - Гореликова Алла (книги полностью .TXT) 📗
В мегаполисе душно, влажно и сумрачно. Свет насыщен изумрудным и золотым, и интенсивность его раз в десять меньше, чем под открытым небом, оставшимся за шлюзом. Напоминает Триали… насколько я могу судить по немногим виденным изображениям родины трилов. Впечатление подводного сумрака усиливает снующая в заменяющих стены баках с водорослями мелкая рыбешка; а золотые блики – всё, что остается от солнечного света после просачивания сквозь устилающую крышу фотоэлементную пленку, – довершают впечатление эффектом ряби над головой.
– Впервые вижу прозрачные фотоэлементы, – говорю я.
– Их функция двояка, – поясняет через разговорник мой провожатый. – Они дают меньше электроэнергии, чем классические солнечные батареи, но зато пропускают самую благоприятную для жизнедеятельности часть спектра. Вы видите, фактически мы идем по оранжерее.
– Так у вас не везде так?
– Почти везде. Такие условия хороши и для производства пищи, и для нас. Простая бронеплексовая крыша применяется только на промышленных объектах.
Простая бронеплексовая, как же, думаю я. А анизоопт не хотите? К своей промышленности ящеры относятся более чем серьезно.
Я чихнула и, извинившись, натянула мембранную маску. В траншеях вдоль стен обильно цветут небольшие, в мой рост, деревца, терпкий аромат щекочет ноздри. Один раз накололась на незнакомом запахе, хватит…
Под деревцами топорщит мясистые листья какая-то травка – тоже, видно, съедобная. Я вспомнила рассказ отца о давней заварушке в Первой Колонии – в городских скверах тогда росла картошка, а на клумбах вместо цветов сажали овощи. Он еще сказал, что ящерам площади под пищу так не расширить: некуда.
Мы свернули из обсаженного деревцами коридора в огромный ангар, напоминающий земные эксперименты экоархитекторов: к высокому потолку уходят торжественной колоннадой столбы буйно переплетенных лиан, на них среди огромных желтых цветов висят плоды – от крошечных завязей до колбас в полтора метра длиной и толщиной сантиметров двадцать.
– Ого! – Я по-настоящему поразилась, и мои провожатый объяснил:
– Это из того немногого, что удалось закупить на Земле. Люди неохотно делятся семенным фондом, предпочитают продавать готовое.
– А кто охотно делится? – хмыкнула я.
– Империя, – ответил на мой чисто риторический вопрос ящер. – К сожалению, илловские разработки в области пищевой органики сильно отстают от человеческих. Но зато Светлая Империя готова ими делиться, а это дорогого стоит.
Ящеры здорово отстают в биотехнологиях, вспомнила я объяснения отца. Люди в основном воспроизводят пищу из клеточных культур, ящеры до этого пока не дошли, а делиться за так просто технологиями… ну, это-то ясно! А вот почему Империя вдруг стала делиться, да не с кем-нибудь, а с ящерами… ну, это тоже понятно – иллы вербуют союзника. Союзнический договор сссла с людьми не выдержит проверки войной, если общественное мнение будет за Империю.
Мы медленно идем вдоль зеленой колоннады. Из глубины зала слышатся посвисты, щелчки и чириканье местного языка, и я в который раз досадую, что мне не дано понимать его без разговорника. Пещерник, дракон или кибер смогли бы черпать информацию из болтовни прохожих… и чего сюда, интересно, пещерника не послали? Или кибера? Тоже мне, объединенная разведслужба!
– Чем же поделилась с вами Империя?
– Я покажу, – пообещал ящер. – А пока обратите внимание на наиболее традиционные источники нашего рациона. Когда-то всё это росло под открытым небом…
Колонны с земными лианами сменились шпалерами чего-то вовсе непонятного, словно огромные клубы спутанной толстой проволоки, серовато-блестящей, утыканной мелкими неровными наростами.
– В пищу идет и надземная часть, и корни, очень экономично. Всё еще наибольший эффект. Как сказали бы на Земле, классика остается непревзойденной.
«Непревзойденная классика» тянется долгим и запутанным лабиринтом, глазеть, откровенно говоря, не на что, и развлекает меня только разговор с ящером-проводником. Поначалу он, конечно, не был словоохотлив, на вопросы отвечал то коротко, то с ученой занудностью, но, в любом случае – вежливо и обтекаемо, так, что прочесть в ответе его собственное мнение затруднительно. Но постепенно он разговорился, последние коридоры и вовсе трещит без умолку, у меня голова тяжелеет от его треска…
Но слушаю, и недоумение то и дело переходит в злость, сменяясь вновь еще большим недоумением. Ящер то рассыпается в благодарностях Империи, то превозносит Землю и Конгломерат… а ведь я его ни на то, ни на другое не толкаю, я вообще не заговариваю о политике! Если мой провожатый сводит разговор к собственным мыслям, то в голове у него изрядная каша. Между тем экскурсия длится и длится: мимо бесконечных посадок, мимо огромных баков с рыбой и водорослями, мимо садков с копошащимися в них змеями. И мне тоскливо, до умопомрачения тоскливо, потому что ничего нет нуднее жизни сссла – в бесконечной оранжерее, с мыслями о еде и золоте… хотя как раз о золоте ящер заговорил всего-то раза четыре – пустяк по сравнению с бесконечным монологом о проблемах обеспечения всё растущего населения Ссс пищевой органикой. Насколько же остро должна стоять проблема, подумала я наконец, чтобы так распинаться о ней перед чужаком? Или, может, этот разговор и рассчитан специально на чужака? Ладно, не мне судить, сдам разговорник шефу, и пусть аналитики ломают головы над записью.
– Замечаете, как изменился свет? Впереди – модуль золотообработки. Златомастера – цвет нашего народа. Его душа, как сказали бы на Земле.
– А вы сами бывали на Земле? – вырвался вдруг у меня вопрос.
– Я был, – сообщил ящер. – Кошмарное место.
– Почему? – удивилась я.
– Жизнь там суматошна и неупорядоченна. Не разберешь, кто чем занимается и кто за что отвечает. И нет ни одного вопроса, на который у разных людей получишь один и тот же ответ. Удивительно, что при такой безответственности они достигли столь многого. В этом есть что-то… – разговорник запнулся, подбирая адекватный перевод презрительному шипению, – мистическое.
– Вы верите в мистическое? – спросила я.
– В мистическое – нет. Но в предназначение народа – да. В предназначение, дарованное каждому народу, каждой расе Галактики. – Ящер остановился и посмотрел на меня в упор, пристально и неприятно. – У народа Земли нет понимания своего предназначения, и это отвратительно.
– А у вас оно есть? – ощетинилась я. – Золото? Еда?
– Еда – всеобщая проблема, разница между народами лишь в степени ее разрешения. Золото – да, оно позволяет нам выразить себя и постичь. Но смысл предназначения превыше еды и золота. Вам не понять, что такое радость избранности. Жизнь ваша промелькнет в бессмысленной и бесполезной борьбе. Впрочем, и вам могут предложить высокое служение, и тогда вы познаете свое предназначение, и жизнь ваша обретет тот смысл, которого лишена сейчас. Прах из праха, в воле Повелителей мы обретаем блаженство существования. Высшее счастье, высшее блаженство, высший смысл и высшая цель – все в воле Повелителей.
– В воле Повелителей? – переспросила я. Ничего не понимаю, какие вдруг у ящеров Повелители, откуда?
Ящер не ответил. Он уже смотрел мимо меня, и я тоже захотела обернуться, но не смогла. Окаменевшее вдруг тело отказывалось шевелиться, мой провожатый развернулся и неторопливо пошел прочь, потеряв почему-то всякий интерес и к разговору, и к экскурсии вообще. К оплаченной, между прочим, экскурсии! А я смотрела вслед, и ни одной мысли не возникало в голове. Будто мысли так же закаменели, как и тело. Закаменели в тот момент, когда я удивилась непонятному выступлению ящера о смысле жизни, да так и остались в тупом недоумении. У меня взяли разговорник и куда-то повели, я осознавала это, но как-то тупо и отстраненно. Словно всё, что происходит сейчас, – не со мной, а я… а меня и нет вовсе.
Зеленоватые сумерки сменились дневным светом, потом – тем слепяще-ярким освещением, какое бывает в больницах и лабораториях. Потом на меня надели браслеты, сняли маску, и я осознала происходящее.
