Самурай - Оловянная Ирина (книги полностью txt) 📗
Это очень хороший тренажёр, поэтому мне надо ещё сесть. Все! Руки дрожали, как не дрожали после настоящего боя.
Проф с трудом спас меня от железных объятий полковника Мирано. Чтобы заключить в свои, не менее крепкие.
— Всё, — прохрипел я, — больше я таких программ не напишу, задушите!
Все расхохотались.
Летчики меня не обнимали. Проигрывать, даже ради будущих побед, никому не нравится. А майор Барлетта с экипажем даже не успел катапультироваться, с таким восхищением следил он за «угробившей» его абракадаброй.
Я рассказывал обо всех новых возможностях и отвечал на вопросы, пока не охрип. Больше всего мне понравилась реакция лейтенанта Доргали: «Что тут спрашивать, все ясно, надо ставить и тренироваться». На самом деле моя программа написана для «Феррари», для «Сеттеров» её придётся немного переделать, и «охота за ракетами» у меня не работает. Этот пункт меню хорошо сымитировали Алекс, Гвидо и Лео. Сам я вообще не прикасался к гашетке — нарочно.
Полковник Мирано, услышав просьбу моих друзей, обращенную к майору Барлетте, научить их летать, пробормотал так, чтобы все слышали:
— Пусть только попробует отказаться!
— Ха, — ответил Барлетта, — только попробуйте мне запретить! Переведусь во второй полк!
— Я же говорил, что почтительных лётчиков не бывает, — заметил проф.
— Оттуда, — сказал кто-то, показав в небо, — очень плохо видны погоны.
Глава 21
Вернувшись в Лабораторный парк, я первым делом навестил своих партнёров. Охрана охраной, но я все равно о них беспокоился. Оказалось, что всё в порядке: под пристальным взглядом Филиппо Виктор постарался понравиться Гераклу — не преуспел, к Диоскурам и Самураю не приставал. Вот и хорошо. Я поблагодарил всех «за службу», но заметил, что всё равно не верю этому типу ни на грош. Замученный синьорой Будрио Рафаэль горячо подтвердил, что сын такой женщины способен на любую пакость, и вытряс под это дело из синьора Соргоно лишний выходной и новую обивку для сидений наших элемобилей (не сейчас, а после отъезда синьоры) в качестве компенсации за свои моральные страдания.
Потом я в обществе повеселевшего Рафаэля осмотрел «Феррари». Рафаэль опять сник.
— Два дня в полковых мастерских, если срочно, — изрёк он свой вердикт. — Там правда было четыре «Джела»?
— Ага.
— Даёшь! Радуйся, что жив остался.
— Я и радуюсь. А в прошлый раз где чинили? Тогда было ещё хуже.
— Там и чинили, пострадал-то в бою. Значит, за счёт армии.
— В этот раз тоже в бою.
— Ну значит, завтра отгоним. Не переживай. Сколько тебе ещё ястребов лепить?
— Ни один не ушёл.
— Ясно.
Я отправился поработать в спортзал (когда наконец на наших пожелтевших газонах появится молодая травка?) и обнаружил там своего приёмного кузена. Если я его выгоню, значит, не игнорирую. Поэтому не стал.
Однако! Проф — ясновидящий или Виктор ему что-нибудь говорил? Этот несчастный тренировался! Смеяться над ним я не стал — некрасиво, хотя очень хотелось: он ни у кого не спросил, как это делается. Ладно, особого ущерба своему здоровью он не нанесёт, а боль во всех мышцах — хорошее испытание для его решения. Только от штанги я его отогнал:
— Покалечишься, дурень.
Надежда вспыхнула в его глазах — и погасла. Если он действительно хочет, обойдётся без моего одобрения. Ещё через полчаса пришлось приказать ему отдохнуть (лежа, дурень, а не сидя!), а ещё через двадцать минут прогнать (хватит!).
За ужином Виктор с трудом сохранял вертикальное положение. Синьора Будрио, конечно, не могла промолчать.
— Бедный мальчик! Роберто, ты только посмотри! Зачем это Энрик потащил его в спортзал?!
— Никуда он меня не тащил! — слабым голосом, но решительно возразил ей сын.
Проф улыбнулся:
— Бланка, ты можешь ненавидеть Этну, но ты не найдешь в Галактике места, где бы мальчики хотели быть слабаками. Его просто не может быть.
Она не нашлась что ответить.
После ужина я отказался играть с Виктором в шахматы. В порядке мести проф у него на глазах разнес меня в пух и прах. Я переживу! Я подожду ещё недельку, и если сильная боль во всем теле каждое утро не помешает тебе каждый вечер приходить в зал и тренироваться, вот тогда я пожму тебе руку. Не раньше. Но вслух я этого не сказал. Незачем.
Утром пришлось ехать в университет на элемобиле, правда, вёл я его уже сам. Чуть не угробился: в воздухе гораздо больше места, и рефлексы у меня соответствующие. После второй попытки обогнать кого-то сверху я понял, что не рождён быть гонщиком и Рафаэль, наверно, прав на мой счёт.
Когда я, мокрый как мой мышь после трассы, добрался наконец до университета, первым, кого я увидел на стоянке, был кремонский стипендиат Винсенто Линаро, тот самый, что все время пытался меня подколоть.
— Что? Разбил свою птичку? — приветствовал он меня.
— Поинтересуйся сводками потерь кремонских ВВС, — ехидно посоветовал я ему.
Он был так потрясён, будто я предложил ему, ну… спуститься в ад покутить с дьяволом, не меньше.
— Ты чего? — испуганно спросил я. Противный, конечно, тип, но доводить его до инфаркта я не собирался.
— Это же военная тайна! — произнес он сурово, голос у него дрожал.
Я пожал плечами и ушёл. Не буду я пикироваться с человеком, когда он в шоке (почему он так реагирует? Что я такого сказал?). И на лекцию синьора Брессаноне он не пришёл… Ладно, он мне не брат и не друг, чтобы беспокоиться.
Дома оказалось, что Рафаэль сегодня выходной, поэтому о проблемах вождения я разговаривал с Фернаном. Он меня утешил, сказал — все так начинали.
Виктор, робея и дрожа, пришел в спортзал и о чем-то разговаривал с сенсеем. Сенсей велел нам разминаться самостоятельно и начал разглядывать Виктора, как подержанный элемобиль, который он собирается купить. Потом сосчитал ему пульс, что они там делали дальше, я не следил: мне тоже надо тренироваться.
Видел я своего кузена уже за ужином, чуть живого, но очень довольного. Синьора Будрио смотрела на него с ужасом. Играть в шахматы на этот раз он и сам не захотел, сразу ушёл, наверное спать.
Вторник и среда мало отличались от понедельника, только я все больше скучал по работе. Просочиться бы на второй этаж, упасть в рабочее кресло и побегать где-нибудь, а ещё лучше полетать с Самураем. Маховые перья ему вырастили и приживили, но летать он не мог, в первый раз сегодня рискнул слететь с моей руки на землю, и все обошлось. Значит, вылечится.
Виктор упорно, игнорируя мамочкины ахи и охи, ходил тренироваться. И даже в зал по лестнице спускался, а не на лифте.
Лариса с подозрением посмотрела на меня, когда я, объяснив, что «Феррари» нужен небольшой ремонт, повез её кататься на элемобиле, но ничего не сказала. Ладно, расскажу ей правду как-нибудь потом.
В четверг, на очередном занятии у синьора Брессаноне, я снова увидел Линаро: двигался он как человек, сильно пострадавший в жестокой драке. Но на лице никаких следов. От меня он шарахнулся, как от чумы. Тем не менее я успел заметить, что костяшки пальцев у него не сбиты: его били, а он не сопротивлялся? Странно, крепкий, здоровый парень.
После лекции ко мне подошел Стефан Ориоло, стипендиат кого-то из джельских шишек. Как человек общительный, он разговаривал со всеми и как представитель союзника Кремоны находился с Линаро в приятельских отношениях.
— Полюбовался на свою работу?! — поинтересовался он зло.
Я удивленно поднял брови:
— Ты это о чем?
— На Винсенто полюбовался? (Предмет нашей беседы как раз выползал из аудитории.)
— При чем тут я? — спросил я сухо, внутренне похолодев.
— Шутник…!
— Выбирай выражения! Давай-ка прогуляемся на улицу.
— Сам выбирай выражения! Зачем ты предложил ему заняться шпионажем?
— Что?! Я?! Когда?!
— Ты идиот или притворяешься? Ты предложил ему посмотреть сводки потерь ВВС.
— И что?
— Он побежал признаваться в свою СБ, что его пытаются завербовать. Ну ему и вломили за то, что вообще с тобой разговаривал.
