Неведомый груз Сборник рассказов из журнала "Вокруг света" - Морозов Александр Иванович
Океан, как всегда, был недвижим. По стеклянной его поверхности бежали облика, торопившиеся убраться подальше от горячих солнечных лучей.
Кириллов стоял, вцепившись в край борта. Но вот он оторвал взгляд от слепящей водной массы и медленно перевел его на свои руки. Как будто только в первый раз увидел он, во что превратились его пальцы: сухие, желтые, они походили на когти какой-то огромной птицы. Поднеся левую руку поближе к глазам, он разглядывал каждый палец, как ученый рассматривает в лаборатории колбы и пробирки с химическими веществами, когда реакция идет явно не так, как хотелось бы.
— Нет. Не верю. Не может быть… — попытался отбросить он мысль, на которую навели его собственные руки; лотом пошел, высоко поднимая колени, странно хрустевшие при каждом шаге.
Дверь каюты лейтенанта Сидорова была полураскрыта, хозяин ее спал, опираясь лбом о самый край стола. Малейший толчок — и спящий свалится на пол. Но на этом мертвом корабле не бывает ни толчков, ни сотрясений. Здесь можно спать хоть стоя на голове. Кириллов в задумчивости остановился. Вот человек, который ему нужен: бесстрашный, даже сейчас подтянутый и, главное, знающий точно, осталась ли хоть какая-нибудь надежда.
Кириллов вошел в каюту и сразу увидел рукопись, отодвинутую на другой край стола. «Гибель „Отважного“», — прочел он название главы.
«Ну вот, уже и некролог готов», — Кириллову показалось, что он стоит над большой мраморной плитой и сквозь легкий, непрестанно наплывающий туман читает одну за другой фамилии моряков «Отважного».
Он сел в кресло. Да, совершенно ясно теперь, что надо что-то делать с грузом. И Сидоров как раз такой человек, которому можно довериться. Кириллов всматривался в сидевшего перед ним лейтенанта. Лившийся из иллюминатора отраженный океаном свет окрашивал изможденное, постаревшее лицо Сидорова в мертвенно-зеленые тона.
— Лейтенант… — с невольным страхом окликнул его Кириллов.
Сидоров открыл глаза, глянул на гостя и, поудобнее подложив руку под голову, снова задремал. Он принял Кириллова за одну из тех галлюцинаций, которые часто посещают пленников океана.
— Лейтенант! — Голос прозвучал громче и повелительней.
Подчиняясь тону команды, Сидоров вскочил.
— Простите, господин Кириллов. Устал я что-то.
Лейтенант растерянно смотрел на Кириллова, не понимая, зачем этот неприятный человек забрел в его каюту.
— Не случайно зашел я к вам, Василий Сергеевич, — сказал Кириллов, словно прочтя мысли Сидорова. — У меня к вам дело, связанное с порученным мне грузом. Но сначала скажите откровенно: видимо, дела наши совсем плохи?
— Совершенно. У меня нет больше никаких надежд… Тем, у кого осталось дома имущество, следовало бы написать завещание.
— Думаю, что на бриге у нас найдется и другая работа. Могли бы вы, господин Сидоров, помочь мне, полагаясь лишь на мою честь?
Сидоров молча смотрел через иллюминатор на океан, как будто ничего не слыша.
— Вы молчите? Не согласны? А ведь вопрос идет о сохранении государственной тайны.
— Государственной или Волкова и вашей? — бесстрастным тоном спросил Сидоров, не меняя позы.
— Не понимаю вопроса, господин лейтенант. Поскольку я и Волков знаем эту государственную тайну, она и наша. Если вы соглашаетесь помочь, только узнав ее, — вы ее узнаете. У меня, очевидно, нет выхода.
Цинга лишает человека способности краснеть или бледнеть. Но когда Василий Сергеевич отвернулся от иллюминатора, ему показалось, что цвет лица Кириллова изменился. И хотя говорил Кириллов по-прежнему спокойно и устало, в тоне его сквозило теперь не то разочарование, не то презрение.
— Нет… — решился Сидоров. — Не надо. Я сделаю все, что смогу.
— Ну, отлично. Я очень прошу вас помочь мне. Задача неприятная. Однако долг велит выполнить ее. Капитан уже несколько дней без сознания. Придется нам все сделать самим. Команда не должна ничего знать. Надо уничтожить весь груз. Но нас двоих маловато… Есть у вас на примете надежный, твердый человек? Лучше помоложе, более или менее сохранивший силы. Груз требует очень осторожного обращения.
— Самый подходящий — мичман Плаксин.
— Хорошо. Он помогал мне при постройке аппарата для опреснения морской воды. Будем действовать, не теряя времени. Придется работать только ночью, когда все крепко спят. Зовите Плаксина, а я отправлюсь за ключами.
Государственная тайна
Мичман Плаксин был единственным человеком на бриге, сохранившим признаки румянца. Цинга, хотя бы по внешнему виду, пощадила его. Впрочем, и душевная бодрость никогда его не покидала.Друзья говорили о Плаксине, что, даже задумав стреляться, он, наверное, забыл бы о своем намерении, если бы ему попался пистолет новой, незнакомой системы. Он разобрал бы его до последнего винтика, собрал снова и с увлечением занялся бы усовершенствованием механизма.
Трудно сказать, насколько все это соответствовало истине. Но сейчас, во всяком случае, Плаксин был поглощен усовершенствованием корабельной лампы. Беглого взгляда на лампу в кают-компании корабля «Бретань» было для лейтенанта достаточно, чтобы и у себя на бриге применить удивительную новинку — центральную трубу, увеличивающую тягу вокруг фитиля и кончающуюся коротким стеклянным цилиндром. Внутри ровным венчиком дрожало пламя горящего масла.
Не каждый бриг мог похвастать подобным освещением! Лейтенанту уже пришла мысль, что внизу, на стеклянной трубе, обязательно нужно сделать «пузырь» — как раз там, где пламя. Жаль, что изобретатель лампы француз Аргон не догадался попробовать это!
Может быть, Плаксин додумался бы до весьма серьезных усовершенствований лампы Аргона, но как раз в этот миг в каюту вошел Сидоров. Услышав, что от него требуется, мичман без размышлений согласился и злорадно потер руки.
— Наконец-то мы узнаем тайну этого дьявольского Кириллова! Интересно, что окажется в черных ящиках? Из-за чего мы, собственно, очутились здесь?
— Это и теперь для вас так важно? — многозначительным тоном спросил Сидоров.
— А как же? Неужели выбросить весь груз, так и не узнав, для чего мы везли его за тридевять земель?
Сидорову не хотелось, чтобы с Кирилловым повторился разговор, который оба считали законченным. И он, не думая, ответил:
— Если вами так овладел бес любопытства, могу доложить: в ящиках новые взрывчатые ядра. Действуйте поэтому очень осторожно…
— Ядра? — в изумлении протянул Плаксин. — Но какого же черта мы тащили их на край света?
— А вот в этом и заключается государственная тайна: они совершенно необычного устройства.
Да и как могло быть иначе? Догадка Сидорова в мгновение превратилась в уверенность. Становилось ясно, почему Кириллов так хорошо справился с конструированием аппарата для опреснения морской воды: сопровождать столь опасный груз должен человек, обладающий большими знаниями. Что другое стоило везти в такое время, когда-то в одном, то в другом углу земли вспыхивали костры войны, грозившие слиться в огромный пожар?
— Идем, — протянул Плаксин, — я согласен таскать даже морской песок, если вы говорите, что это нужно…
…У люка, ведшего в водяной трюм, где хранился секретный груз, сидел, прислонясь к борту, вахтенный матрос.
Нельзя сказать, что дисциплины на «Отважном» больше не существовало. Матросы беспрекословно исполняли любое приказание командиров. Но когда стало очевидным, что едва тлеющий огонек жизни уже не разжечь никакими учениями, никакими специальными мерами, было решено всячески сберегать силы, не делать лишних движений. Вахту в конце концов совсем отменили. Охранялся только вход в трюм, но вахтенный не стоял, а сидел или даже лежал, когда наступала ночь.
Сейчас нужно было отослать его в кубрик.
Сидоров коснулся плеча спящего, быстро положил ему руку на лоб.
— Мертв!
Лейтенант вспомнил этого матроса в ночь отправления брига — тогда его лицо точно так же вырвал из темноты луч фонаря.