Преданная - Рот Вероника (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации txt) 📗

Нита останавливается и широким жестом обводит помещение:

— Здесь — родословные жителей города Чикаго, — говорит она, — ваши генеалогические древа.

Приближаюсь к одной из стен и читаю имена, пытаясь найти знакомые. В конце концов, обнаруживаю: Юрайя Педрад и Иезекииль Педрад. Возле них — буковки «ЛЛ» и точка рядом со словом «Юрайя». Ее вырезали совсем недавно. Думаю, его так пометили потому, что он — дивергент.

— А где здесь мое? — спрашиваю я.

Она пересекает комнату и дотрагивается до одной из панелей.

— Поколения считаются по женской линии. Вот почему в записях Джанин сказано, что Трис — это второе поколение, ведь ее мать родилась за пределами города. Но мы никогда не узнаем, как Джанин это выяснила.

С трепетом приближаюсь к панели, на которой написано мое имя. Вижу вертикальную линию, соединяющую Кристин Джонсон с Эвелин Джонсон, и горизонтальную — от Эвелин Джонсон к Маркусу Итону. А под ними находится и Тобиас Итон. Буквы рядом — «АЛ», и тоже есть точка, хотя на самом деле не дивергент.

— Первая буква — твоя фракция по рождению, — объясняет Нита, — а вторая — фракция, выбранная тобой. Они думали, что так они проследят путь генов.

Буквы, возле имени моей матери: «ЭАБ», где «Б», очевидно — обозначение для бесфракционников. Напротив моего отца: «АА» и — точка.

Я смотрю свое генеалогическое древо. Это некая карта, которая показывает мне то, что я связан с ним. Навсегда.

— Спасибо, — грустно говорю я. — Но не пойму, зачем нужно было делать это посреди ночи?

— Чем раньше, тем лучше. И еще мне нужно поговорить.

— Что-нибудь бодрящее, вроде того, что генетические проблемы далеко не определяют мою личность?

— Нет, о другом, — усмехается она.

Нита прислоняется к бронзовой панели, прикрывая плечами имя Эвелин. Я отступаю назад, не хочу находиться к ней настолько близко. Я даже вижу желтоватое колечко вокруг ее зрачков.

— Наша вчерашняя беседа… короче, я тебя тестировала. Следовало проверить, как ты отреагируешь на новую информацию и можно ли тебе доверять, — признается она. — Если бы ты принял то, что я сказала о твоей ограниченности, ты бы не прошел испытание. — Теперь ее плечо уже закрывает имя Маркуса.

— Никому не нравится носить ярлык «поврежденного», правда? — добавляет она.

Вспоминаю, с какой горечью она говорила мне о своей татуировке, как будто это что-то постыдное. Мое сердце начинает биться сильнее, я чувствую, как пульсирует жилка на шее. Сейчас в ее голосе вновь проявилась та же тоска. Я боюсь того, что она скажет, и одновременно меня охватывает надежда.

— Здесь полно неприятных секретов, — продолжает она. — Например, к «ГП» относятся как к расходному материалу. Но некоторые из нас не собираются просто сидеть и ждать свой участи, сложа руки.

— Что ты имеешь в виду под «расходным материалом»? — уточняю я.

— Преступления, которые были совершены против таких людей, как мы, — ужасны, — поясняет Нита. — И засекречены. Я могу предоставить тебе доказательства, но позже. У нас есть причины действовать против Бюро, и мы хотим, чтобы ты к нам присоединился.

Я прищуриваюсь.

— Что конкретно вам от меня надо?

— Пока что я хочу только дать тебе возможность увидеть реальный мир за пределами Резиденции.

— А что ты хочешь взамен?

— Надежную защиту. Я собираюсь в опасное место, но никому из Бюро не могу об этом сказать. Ты — чужой, к тому же я уверена, что ты сумеешь нас защитить. Если ты пойдешь со мной, ты узнаешь все как есть.

Она кладет ладонь на грудь, будто дает клятву. Я настроен скептически, но любопытство сильнее меня. Совсем не трудно представить, что Бюро занимается гадостями. Каждый руководитель, которого я встречал, творил что-то эдакое. Взять хотя бы моего отца, возглавлявшего альтруистов. Но за рамками всех этих подозрений, обоснованные они или нет, внутри меня зреет надежда, что на самом деле я окажусь неповрежденным, что я — нечто большее, чем исправленные гены, и что именно это я смогу передать своим детям. Поэтому я решаюсь пойти с ней. Никогда не поздно будет передумать.

— Хорошо, — соглашаюсь я.

— Во-первых, — произносит она, — ты не должен никому проболтаться, даже Трис.

— Она заслуживает доверия, — упираюсь я.

— Но у нее нет необходимых нам навыков и умений, а мы не хотим никого подвергать напрасному риску. Хотя Бюро плевать на нас. Кстати, если мы сами уверены, что не «повреждены», значит, их эксперименты и прочее — пустая трата времени. Но никто не захочет услышать, что работа, которой они себя посвятили — бесполезна и бессмысленна, верно?

Она права. И наши фракции — просто искусственная система, придуманная учеными, чтобы держать нас под контролем.

— Если ты расскажешь ей, то лишишь ее права выбора, — заявляет Нита. — Ты заставишь ее стать соучастницей преступного заговора. Ты должен защищать Трис.

Провожу пальцами по своему имени, вырезанному на металлической панели: Тобиас Итон. Вот мои гены и мой беспорядок, не хочу втравливать Трис в переделку.

— Ладно, — говорю я.

Луч фонарика скачет вверх-вниз, пока мы идем по коридору. В его конце берем сумку из подсобки, Нита ко всему подготовилась заранее. Она ведет меня в глубь подземных коридоров Резиденции, мимо того места, где собираются «ГП», здесь совершенно темно. Наконец она приседает и шарит рукой по полу, пока ее пальцы не находят защелку. Она протягивает мне фонарик и поднимает дверцу.

— Эвакуационный туннель, — поясняет она. — Его отрыли, когда здесь обосновалось Бюро, чтобы всегда был способ выбраться наружу во время какой-нибудь чрезвычайной ситуации.

Она достает из сумки черную трубку, что-то в ней поворачивает. Трубка загорается искрящимся огнем, отсвечивающим красным на ее коже. Она осторожно бросает эту штуку вниз, и та падает на глубину нескольких футов. Нита садится на край и вместе с рюкзаком пропадает в отверстии.

Наверное, это — короткий путь вниз, но мне мерещится нечто большее, чем просто дыра в полу. Я сажусь, вижу силуэт моих ботинок на фоне красных искр и прыгаю вниз.

— Ну как? — спрашивает Нита.

Я поднимаю фонарик, а она — факел, и мы идем по туннелю, достаточно широкому и высокому для того, чтобы идти бок о бок и выпрямившись в полный рост. Воздух здесь сырой, затхлый, пахнет гнилью и плесенью.

— Я и забыла, что ты боишься высоты.

— Зато я не боюсь многого другого, — резко отвечаю я.

— Не надо от меня защищаться, — ее голос серьезен. — Кстати, я хотела тебя кое о чем спросить.

Я перешагиваю через лужи, подошвы моих ботинок вязнут в песке.

— О твоем третьем страхе, — произносит она. — Ты боялся стрелять в ту женщину. Кто она?

Луч света от фонарика в моей руке — единственная наша путеводная нить в этом туннеле. Я отодвигаюсь, чтобы между нами оставалось больше пространства, — хочу, чтобы наши руки случайно соприкасались в темноте.

— Никто, — говорю я. — Страх относился не к ней, а к самому факту выстрела.

— Ты боялся стрелять в людей?

— Нет, — поясняю ей, — я боялся своей силы, которая способна убивать.

Она умолкает, я тоже. Насколько же странно звучали мои слова. Сколько молодых парней боятся, что внутри них сидит монстр? Но ведь сыновья должны стремиться стать похожими на своих отцов, а не содрогаться при одной мысли об этом.

— Мне всегда было интересно, что бы я увидела в комнате страха, — говорит она глухим голосом, будто читает заупокойную молитву. — Иногда я чувствую, что мир — просто ужасен, а порой я ощущаю себя храброй.

Я киваю. Мы продолжаем идти за мечущимся лучом фонарика, наша обувь шаркает по земле, нас овевает затхлый воздух.

Наконец, туннель поворачивает, и я чувствую запах свежего ветра, настолько холодного, что вздрагиваю. Выключаю фонарик, и лунный свет ведет нас к выходу.

Мы выбираемся наружу, где-то на пустыре. Вокруг нас — руины здания и разросшиеся деревья, своими корнями разворотившие тротуар. На стоянке, в нескольких футах от нас — старый пикап, его кузов покрыт выцветшим брезентом. Нита пинает одну из шин, проверяя ее, а затем забирается на сиденье водителя. Ключ уже вставлен в замок зажигания.