Гордон Диксон. Филип Дик. Роджер Желязны. Волк. Зарубежная Фантастика - Диксон Гордон Руперт
— Мистер Холланд докладывал, я цитирую: «…Макс, тебе уже поздно вмешиваться. С этого момента я все буду решать сам». Вы произносили эти слова?
— Нет.
— Нет?! — Хейнман нахмурился, глядя поверх листков, которые держал в руке.
— Я сказал иначе, — пояснил Джим. — Вот мои подлинные слова: «Мне очень жаль, Макс, но это должно было случиться рано или поздно. Отныне проект не может служить мне руководством и я буду следовать только собственному мнению».
Хейнман сидел мрачнее тучи.
— Не вижу особой разницы, — заявил он.
— Зато я вижу, — возразил Джим. — Иначе я не привел бы именно этих — подлинных — слов. По-видимому, разницы не заметил и мистер Холланд…
Джим почувствовал, что под столом его сильно дергают за рукав.
— Полегче, — прошептал Вилькоксин. — Ради всего святого, полегче!
— Ах, значит, вы видите разницу! — произнес Хейнман с оттенком торжества в голосе. Он откинулся в кресле и посмотрел на остальных членов Комиссии. — И вы не отрицаете, что, вопреки мнению мистера Холланда, взяли с собой пистолет и нож?
— Нет, — сказал Джим.
Хейнман вытащил из кармана платок, старательно промокнул рот.
— Что ж, — сказал он. — Кажется, с этим все.
Из кипы бумаг он извлек новый лист и сделал пометку карандашом.
— Только что, — провозгласил он, — вы слышали рассказ о своих действиях, начиная с момента, когда покинули космопорт Альфы Центавра Три и до настоящего времени, из уст мисс… Высокородной Ро. Имеете ли что-нибудь добавить к данному рассказу?
— Нет, — сказал Джим.
И вновь почувствовал, как Вилькоксин отчаянно дергает его за рукав. Но не обратил на него внимания.
— Никаких замечаний. Так, — резюмировал Хейнман. — Должен ли я понимать это в том смысле, что вы отказываетесь объяснить те странные действия, которые позволили себе в Мире Владык, вопреки утвержденной программе?
— Я этого не говорил, — сказал Джим. — Рассказ Ро абсолютно точен. Но как его поняли вы — другое дело. Мало того, вы сделали неправильные выводы о том, что совершенное мною в Мире Владык шло вразрез с программой.
— В таком случае вам, наверное, следует объяснить нам наши заблуждения, мистер Кейл, — предложил Хейнман.
— Я давно пытаюсь это сделать, — отпарировал Джим.
От этих слов на щеках председателя заиграла легкая краска, однако Хейнман решил оставить вызов без ответа. Взмахом руки он приказал продолжать.
— Объяснение достаточно просто, — сказал Джим. — Высокородные Империи Мира Владык — и я уверен, губернатор Альфы Центавра Три со мной согласится — высшие существа по отношению к людям, населяющим миры типа Центавра и множество других. — Тут Джим посмотрел на губернатора, но тот избежал его взгляда. — И по отношению к нам, людям Земли. Поэтому даже тщательно разработанные на Земле планы были не в состоянии помочь мне в мире, где самый захудалый его представитель на голову выше любого гения нашей планеты. С самого начала мне пришлось приспосабливаться к совершенно незнакомой обстановке, и я вынужден был самостоятельно принимать решения, ибо ни один земной ум не смог бы предугадать ситуации, которые могли там возникнуть.
— Насколько я помню, — заметил Хейнман, — вы ни разу не заявляли о подобных сомнениях во время подготовки.
— Выскажи я их раньше, я был бы немедленно отстранен.
Рядом послышался слабый стон Вилькоксина.
— Конечно, конечно, — сказал Хейнман. — Продолжайте, мистер Кейл.
— Попав в Мир Владык, я понял, что смогу защищать интересы Земли только в том случае, если проникну в окружение Императора. Император Мира Владык болен, похоже, шизофренией, а Империей управлял дядя Императора — Вотан. Третий по значительности человек Империи — Галиан — плел против них интриги, стремясь занять положение Вотана, то есть сосредоточить в своих руках всю реальную власть. План Галиана состоял в убийстве Вотана и Старкинов — преданных слуг Императора. Затем, заняв верховное положение в Империи, Галиан собирался создать новых Старкинов, преданных уже не Императору, а лично ему, Галиану. Ибо Старкины — это генетически взращенная искусственная раса. Галиан был уверен, что за два-три поколения ему удастся вывести новую расу солдат, а материал он планировал брать отсюда — с Земли.
Джим замолк и окинул взглядом членов Комиссии, сидящих за длинным столом.
Только через несколько секунд после окончания речи Джима смысл его слов дошел до сознания членов Комиссии. Председатель вздрогнул, остальные повскакали с мест, да так и остались стоять.
— Что это значит, мистер Кейл? — требовательно произнес Хейнман. — Вы обвиняете Высокородного Галиана, которого сами же убили, в умышленном геноциде — в том, что он якобы хотел преобразить нас генетически и сделать своими послушными воинами и телохранителями?
— Я не обвиняю его, — возразил Джим, сохраняя спокойствие. — Я констатирую факт — известный факт намерений принца Империи Галиана, которые он сам высказывал в качестве своих, если хотите, планов. Не думаю, что вы это поймете, — в голосе Джима впервые появилась нотка иронии, — но планы его никогда не вызвали бы ужаса у Высокородных. В конце концов, жители колоний всегда являлись только слугами Высокородных, а мы ведь даже не колония. Мы всего-навсего Волки — дикие мужчины и дикие женщины, обитающие за пределами цивилизованной Империи.
Хейнман откинулся в кресле и, повернувшись к губернатору Альфы Центавра, что-то зашептал ему в ухо. Джим сидел не шевелясь, пока их приватная беседа не окончилась, и председатель Хейнман вновь не повернулся к нему.
— Немногим ранее, — сказал Хейнман, — вы утверждали, что Высокородные Мира Владык — высшие существа. Как вы можете сочетать данное утверждение с бесчеловечными намерениями, приписываемыми принцу Галиану? Не говоря уже о том, — опять-таки, это вытекает из ваших слов — что он якобы собирался убить дядю Императора и захватить верховную власть в Империи. Вы противоречите сами себе. Если Высокородные действительно высшие существа, в чем с вами совершенно согласен и губернатор Альфы Центавра Три, то принц Галиан не может быть одновременно и ангелом, и чудовищем.
Джим рассмеялся.
— Я думаю, уважаемая Комиссия не вполне понимает сущность социальных отношений Мира Владык и Империи вообще. План Галиана по захвату власти — верх преступных измышлений, по мнению любого Высокородного. Но с точки зрения того же Высокородного идеи Галиана относительно Земли — отнюдь не преступление, а норма. Более того, нам объявили бы, что, дескать, мы должны считать себя счастливыми, ибо привлекли внимание принца. Что, став Старкинами, мы избавились бы от болезней и обрели бы здоровье, счастье и единство, подобно Старкинам Императора.
И вновь Хейнман принялся шептаться с губернатором, но на этот раз оба выглядели озабоченными и расстроенными.
— Не хотите ли вы сказать, мистер Кейл, — произнес Хейнман, и тон его давал понять, что председатель ждет честного ответа, — что все ваши действия в Мире Владык были направлены не только на благо Императора, но и служили целям безопасности людей Земли?
— Да, — ответил Джим.
— Мне бы очень хотелось в это верить, — сказал Хейнман. — Но вы заставляете нас принять на веру слишком многое. Скажем, факт, что вы каким-то образом узнали о планах принца Галиана, хотя он не мог не держать их в строжайшем секрете.
— Да, это так, — согласился Джим. — Но отдельные губернаторы и дворяне колониальных миров, — тут его взгляд скользнул по губернатору Альфы Центавра, — должны были знать о его намерении избавиться от прежних Старкинов. Принцесса Афуан и Мелнес — хранитель дворцовых покоев — были в курсе остальных деталей. Хотя Галиан, насколько это возможно, старался никому их не открывать.
— Как же в таком случае о них узнали вы? — спросил один из членов Комиссии — незнакомый Джиму, невысокий, толстый человек.
— Мои основные интересы состоят в изучении различных человеческих культур, во всех их видах и проявлениях, — сухо пояснил Джим. — Существует определенный предел вариациям любой культуры, порожденной сильно сконцентрированным населением, сколь бы высоко ни была эта культура развита. Социальные отношения Высокородных в Мире Владык и знати в колониальных мирах были, как считали сами носители данных отношений, на самом высоком уровне. Высокородные и подражающие им провинциальные князьки разделялись на небольшие группы или клики, которые вели себя так же, как нойо.
