Фальшивомонетчик - Чадович Николай Трофимович (книги без регистрации полные версии txt) 📗
Одно из этих изобретений, а именно – хронактор (если точнее: «Устройство для извлечения из объективного будущего материальных тел с заранее заданными свойствами»), и стало причиной крушения Бориной жизни.
На явление хронактации он наткнулся совершенно случайно, изучая возможность управления полем тяготения Земли. Сам хронактор ничего общего с машиной времени, так полюбившейся писателям-фантастам, конечно же, не имел. Согласно Бориной теории, основной характеристикой нашего мира является уровень энтропии, причем в момент его рождения показатель этот был минимальным, а в момент гибели должен приблизиться к максимуму. Таким образом, время есть не что иное, как движение универсума (то есть всей нашей реальной Вселенной) от одного уровня энтропии к другому, более высокому. Точно так же реки, повинуясь силе гравитации, текут с холмов в низины. Если в какой-то замкнутой системе – хронакторе – создать энтропию более высокую, чем она есть в настоящий момент, какой-то ограниченный поток времени обязательно повернет вспять (в нашем примере с рекой роль хронактора может играть обычный вакуумный насос, подающий воду из реки на огороды). Понятно, что все материальные тела, захваченные обратным потоком времени, переместятся из будущего в настоящее. Вес этих предметов ограничивался силой притяжения Земли, поэтому они могли быть весьма невелики – книга, цветок, расческа. Впоследствии Боря, не любивший действовать на авось, дополнил свое изобретение блоком избирательности, дабы поворачивать не первое попавшееся время, а лишь то, в котором содержались нужные ему вещи.
Академический институт, проводивший экспертизу хронактора, твердо придерживался принципа, что все, относящееся к его профилю, но созданное вне его стен, изначально является вещью идеалистической, антинаучной, а возможно, даже вредительской. Вследствие этого отрицательное заключение было предопределено заранее. Боря глубоко заблуждался, полагая, что, открыв что-нибудь необыкновенное, можно стать академиком. Все обстояло как раз наоборот. Прежде чем лезть в дебри чистой науки, необходимо было сначала нахватать званий и должностей.
Не чувствуя подвоха, Боря согласился на все предварительные условия, поставленные институтом. Б чисто практических вопросах он был прост, как дитя.
Целью поиска была выбрана информация – комиссия вполне резонно полагала, что ничего более ценного в будущем не имеется. На исходе семидесятого часа непрерывной работы, когда попеременно сменяющие друг друга эксперты уже начали многозначительно переглядываться, покручивая пальцем возле виска, а лимит электроэнергии института был исчерпан на квартал вперед, в приемном устройстве хронактора обнаружился черный диск величиной примерно с однокопеечную монету.
«Пуговица!» – категорически объявил самый башковитый из членов комиссии, хотя диск при всей своей прочности был необычайно тонок и имел посередине только одно отверстие.
По настоянию Бори, диск все же направили на комплексное физико-химическое исследование, в ходе которого он бесследно исчез после того, как при температуре восемьсот градусов был подвергнут давлению в десять тысяч атмосфер. Лишь много позднее Боря стал догадываться, что вместе с диском исчезла и вся мудрость двадцать пятого или тридцатого века, записанная каким-то еще не известным нам способом.
Он решил бороться за свое изобретение до конца, хотя по натуре борцом вовсе не был. Вскоре Борино имя приобрело в научных кругах скандальную известность.
Экспертизы, назначаемые одна за другой, благополучно проваливались. Молодежный журнал поместил фельетон, в котором характеризовал его как крохобора, маньяка и авантюриста.
Боря принялся топить горе в вине, чего раньше с ним никогда не случалось. Друзья от него отвернулись, зато появились прихлебатели. Ему советовали уехать за границу – дескать, там поймут, там помогут, там умеют ценить толковых людей. И однажды, в минуту тяжелой меланхолии, Боря обратился в ОВИР с соответствующим заявлением.
В ОВИРе сидели люди современные, образованные и неглупые, для пользы дела до поры до времени притворявшиеся дураками и бюрократами. Они сразу догадались, чем чревата утечка на сторону таких мозгов, и тут же сочинили вежливый отказ, мотивируя его причастностью Бори к военным тайнам (действительно, некоторое время он служил кочегаром в строительных войсках и успел немало узнать там об устройстве совковой лопаты и водогрейного котла).
Боря запил еще горше. В редкие минуты просветления он, на базе отвергнутого хронактора, создавал аппарат, способный перемещать во времени не только неодушевленные предметы, но и людей, причем, как в прямом, так и в обратном направлении. Непризнанный при жизни, Боря рвался в будущее. Для того, чтобы обойти ограничение по массе, он разработал блок миниатюризации, уменьшивший человека – без всякого для него вреда – до размеров мыши.
Одновременно Боря подал в ОВИР новое заявление, в котором открещивался от своих прежних планов и просил разрешения на выезд в светлое грядущее. Вывод срочно назначенной психиатрической экспертизы, полностью совпавший с мнением общественности, был однозначен. В лечебнице Боря очень скучал, всячески уклонялся от процедур, не раз объявлял голодовку и смущал других пациентов, твердо ставших на путь излечения.
Отпущенный в свой срок на волю, Боря, потерявший прописку и жилплощадь, скитался по пивным, ночевал в подвалах, питался – а в основном, закусывал – доброхотными подаяниями, все чаще болел и, несомненно, окочурился бы где-нибудь под забором, если бы судьба не свела его с Клещовым. Тот внимательно выслушал Борю, угостил, как и обещал, вином, привел к себе домой, а наутро засадил за работу. Убедившись через неделю, что Боря именно тот, за кого себя выдает, Клещов популярно объяснил гостю, что машина времени и противометеоритный зонтик для лунного туризма ему пока без надобности, зато позарез нужен простой, надежный и малогабаритный станок для печатания денежных знаков. Все Борины возражения морального плана он опровергал новой порцией выпивки.
Так непризнанный гений и неудавшийся академик стал сообщником обыкновенного фальшивомонетчика.
– Все, – сказал Клещов. – Глуши машину. Опять прокол.
– Засветился, шефуля? – счастливо улыбаясь щербатым ртом, спросил Боря.
– Не скалься, тебе тоже не отвертеться, если что.
– Я псих, справку имею. Что с меня взять?..
– Шкуру возьмут. Для чучела…
Вновь, как в давно прошедшие, потускневшие в памяти годы своей скучной и скудной юности, Клещов оказался на распутье. Нельзя сказать, чтобы он был сейчас беден, скорее наоборот – любой рыночный барыга, любой подпольный коммерсант, любая девочка из валютного бара, да что там говорить, любой житель этого многолюдного, суетного города мог позавидовать ему. Уже имевшихся капиталов с лихвой хватило бы до гробовой доски. Кажется, живи себе и радуйся! АН нет! Вся закавыка состояла в том, что жизнь и радость заключались для него вовсе не в возможности безоглядно сорить деньгами – деньги были жизнью и радостью сами по себе. Идея накопительства переросла в манию, в болезненную страсть. День, к исходу которого его казна не увеличивалась хотя бы на сотню-другую, считался прожитым впустую.
Таким образом, о сворачивании или даже о временном прекращении дела не могло быть и речи. Однако и лезть головой в петлю не хотелось.
Где же выход? Корпеть над клише? Совершенствовать технологию? Сомнительно.
Лучше, чем есть, уже вряд ли получится. Технический предел достигнут. Тут даже гениальный Боря вряд ли поможет. Переквалифицироваться? Поменять профиль работы?
Тряхнуть сберкассу, хлопнуть на маршруте кого-нибудь из коллег-инкассаторов? Не годится. Не потянет он «мокруху», не тот характер. Да и что толку от тридцати-сорока тысяч? Замахнуться на банк? Заказать Боре робота, сокрушающего бетонные стены и прожигающего стальные двери? Бред, глупость. Вот если бы наловчиться брать незаметно. Понемногу, но регулярно. Когда хватятся, будет поздно. Тут шапка-невидимка нужна. Впрочем, в спецхранилище и в такой шапке не проскользнешь. Сигнализация там всякая наляпана, и на тепло реагирует, и на движение, и на звук. Нет, тут нужно придумать что-то совсем новое. Чтобы, скажем, не ты за деньгами лазил, а деньги сами к тебе плыли. Что-то он об этом вроде слышал. От Бори, кажется. Хвалился он, что из будущего может любую штуковину извлечь по заказу. А вдруг не сочинял? Да, заманчиво… Это был бы идеальный вариант. Пропали, допустим, в двухтысячном году у кого-то деньги – а я здесь при чем? Пусть себе ищут. Я до этих годков когда еще доживу. Плюс – никакая реформа не страшна. Они там еще только соберутся печатать новенькие денежки (с дифракционной решеткой на рисунке, с молибденовыми нитями в бумаге или с другим каким фокусом), а у меня их уже целый мешок приготовлен!
