Я мыслю, значит, я существую (СИ) - Max Maximov (серия книг TXT, FB2) 📗
Алёну можно было назвать красивой по общим меркам современного общества. Но на природную красоту ей было наплевать. Она даже не красилась. А то время, что можно было провести у косметолога, она с радостью тратила на шахматы, которые, как она считала, помогали ей тренировать логическое мышление, память и аналитику, что необходимо в работе следователя.
Алёна пыталась развивать навык мышления, хотя и без этого она была достаточно умна. Сказать сходу — что значит быть умным, сложно. У каждого может быть свое определение умного человека, но независимо от того, какого определения кто-либо придерживается, о наличии высокого интеллекта в человека можно догадаться, когда с этим самым высоким интеллектом сталкиваешься. В первую очередь, высокоинтеллектуальный человек способен лучше собирать информацию и анализировать концепции и принципы, после чего делать более правильные выводы и правильно понимать мир, окружающих людей и истинно трактовать события. Сбор информации, правильный анализ и вывод — эти когнитивные процессы в сознании Алёны всегда были запущены, что бы она ни делала.
Великие умы обсуждают идеи и парадигмы в любых областях, от искусства до науки. Средние умы обсуждают события. Малые умы обсуждают видео-шоу, других людей, их одежду, их деньги, отношения и повадки. По этой причине Алёна и была одиночкой по жизни.
Может ли умный человек быть по-настоящему счастлив? Ведь как сказано в книге Екклесиаста “Во многой мудрости много печали, и кто умножает познания, умножает скорбь”, что можно трактовать так — чем больше человек понимает себя, мир, окружающих людей и процессы, тем больше он осознает их несовершенство, и тем сильнее печаль такого человека.
Но печальной Алёна не была. Скорее наоборот, она была счастливой, правда только тогда, когда перед ней вставала очередная следственная задача, дающая ей смысл в дальнейшем существовании.
Красивая, умная и одинокая — настоящая Мэри Сью в мире кошмаров.
Девушка на мгновенье оглянулась: Сергей Петрович что-то говорил Феде, а трое рядовых полицейских курили. Свидетель отправился домой. Алёна обошла труп и остановилась возле головы.
В графу “предварительные версии” девушка записала следующее:
“Судя по следам рук на шее, мужчина был задушен. Исходя из состояния тела, смерть наступила не более десяти часов назад. Тянущихся от трупа следов крови нет, следовательно, увечья на теле нанесены здесь. Каков мотив? Пока, вероятно, это похоже на какой-то ритуал. Убийца должен быть физически крепким, чтоб голыми руками убить такого рослого человека.”
— Сергей Петрович, — произнесла Алёна, — не могли бы вы подойти.
Капитан деловито зашагал к следователю.
— Сергей Петрович, у вас тут смогут снять отпечатки пальцев с тела? — спросила Алёна.
— С тела? — капитан нахмурился, — это как, с тела?
В судебно-медицинской криминалистике весьма часто возникают ситуации, требующие снятия отпечатков пальца преступника с кожи погибшей жертвы. Особенно при отсутствии иных улик следователи часто просто умоляют о таком чуде.
Те, кто сталкивался с подобной проблемой, весьма ясно осознают всю головную боль, связанную с этим процессом. Сама находка таких отпечатков в общем-то может считаться удачей, а уж их успешный перенос с дальнейшей идентификацией смело можно записывать как личную победу.
— Да, с тела, — повторила Алёна.
— А как это, с тела? — толи капитан валял дурака, толи и правда не знал, как это делается.
— Создаем облачко графитовой субмикронной пыли, вертя кисточкой как можно ближе к коже, но не касаясь её, и очень осторожно. Когда отпечаток проявился, аккуратно накладываем пластер. Когда пластер затвердел, снимаем, разворачиваем, внутреннюю поверхность фотографируем, потом сканируем, потом переносим отпечаток на плёнку, — закончив речь, Алёна и без ответа капитана поняла, что они такое не делают. Она даже успела произнести эту фразу у себя в голове, как бы от имени капитана: Мы такое не делаем.
— Ох, — зафыркал Сергей Петрович, — вы знаете, боюсь, что мы не делаем такое.
— Кто бы сомневался, — девушка отвела взгляд от капитана.
Отпечаток на живой коже живёт не долго — по разным данным около двадцати минут, хотя есть мнение, что в определённых условиях, при минимальном потоотделении и без контакта с одеждой может сохраниться до полутора часов. А вот отпечатки, оставленные на трупах, удавалось снимать самое позднее — после двух суток с момента наступления смерти.
— Вы всё? — спросил Сергей Петрович.
— Да, — ответила следователь, — едем сейчас к патологоанатому.
— Только он на работу придет уже утром.
— Я понимаю. Но тело-то надо отвезти?
— А… ну да… да, конечно.
Макароны и сознание
В центе Потерянного на улице Кирова в пятиэтажном многоквартирном доме номер шестнадцать, что находился напротив школы, на втором этаже, в квартире десять за кухонным столом сидел Василий Ласкин — тридцатидвухлетний школьный учитель физики. Среднего роста, среднего веса, ничем не примечательный мужчина. Тихий, спокойный, немного даже замкнутый. На шашлыки Ласкин первого мая не ходил, потому что был трезвенником. Из-за этого на подобные мероприятия его никто не приглашал. Да и друзей он растерял как раз после того, как десять лет назад полностью отказался от спиртного. Не курил. По утрам отжимался и приседал.
Эти праздничные дни Василий проводил за проверкой школьных тетрадей. Жил Вася вдвоем с одиннадцатилетним сыном. С женой Ласкин развелся из-за ее постепенно развившегося пристрастия к алкоголю. Дело дошло до серьезных проблем с запоями в неблагополучных компаниях. В какой-то момент Ласкин не выдержал всего этого, и когда она в очередной раз вернулась домой пьяная после трехдневной гулянки непонятно с кем, он подал на развод, а ее просто выгнал из дома. Учитывая обстоятельства с женой и безупречную характеристику Ласкина с места работы, суд оставил ребенка жить с отцом. Жена Васина переехала в деревню к матери. Первое время она навещала сына Мишку, но постепенно ее визиты становились все реже и реже. В итоге она сменила номер и пропала окончательно.
— Па, давай уже обедать, — Миша зашел на их крохотную кухню и сел на табуретку.
— Чего будешь? — спросил отец, продолжая просматривать решения задач.
— Макароны с сыром.
— Ага… — отрешено произнес отец, записывая в тетради под решением: Заярный, смотри внимательнее, что ты пишешь.
Далее он поставил этому ученику четверку и закрыл тетрадь.
— Пюре? — Ласкин поднял глаза на сына.
— Батя, ты что? Я ж тебе говорю, макароны с сыром, — наигранно недовольно произнес Миша.
— Ясно, понятно, — отец встал.
— Слушай, я тут заинтересовался вчера, — сказал сын.
— Чем?
— У нас на введении в информатику вчера у учительницы спросили: а что будет, если искусственный интеллект заменит всех работников.
— А она что? — отец достал из холодильника кастрюлю.
— Она сказала, что поедем тогда все в отпуск. А я задумался. Что, если и правда заменит? Что тогда ты будешь делать?
— До такого развитого И.И. еще должно пройти очень много лет.
— А когда пройдет, тогда что? — Миша не отводил свои карие глаза от отца.
— Я думаю, что полностью И.И. никогда не сможет заменить все профессии, — Ласкин положил макароны в две тарелки, себе и сыну. Одну поставил в микроволновку, — есть такие специальности, где необходимо сознание.
— Это какие?
— Творческие или научные. Я уверен, что И.И. никогда не сможет думать, как человек.
— А как он думает?
— И.И. — это программа. Когда она ищет какое-то решение, то перебирает все возможные варианты, пока не найдет наиболее подходящий. Там нет сознания, это просто перелопачивание массива данных, если ты конечно понимаешь, о чем я.
— Я понимаю. А мы разве не так же думаем? Я когда ищу решение к задаче по математике, я тоже перебираю всякие формулы.
— Мишань, это очень сложная тема. У нас в отличие от И.И. есть самосознание. Мы ощущаем себя внутри своей головы. У И.И. нет такого. Поэтому его, как бы помягче сказать, и не существует вовсе. Это просто набор вычислений в процессоре. Набор комбинаций ноликов и единичек, который в итоге никаким образом не порождает сознание. Вот не порождает, и всё тут. И такая программа не сможет заниматься настоящим творчеством или наукой. Она не сможет создавать что-то из ничего.
