Помутнение - Дик Филип Киндред (электронная книга .TXT) 📗
— В Австралии их навалом, — сообщил Брюс. — Но вывоз запрещен. — Я никогда нигде не был, — сказал Майк. — Только возил героин из Мексики в Ванк Всегда одним и тем же путем. Жал на всю катушку, лишь бы поскорее покончить с делом. Здесь мне доверили машину. Если тебе станет невмоготу, я тебя покатаю. Покатаемся и поговорим. Я не против. Эдди и другие — их уже нет — делали это для меня. Я не против.
— Спасибо. — А теперь нам обоим пора спать. Увидимся за завтраком. Сядешь ко мне за стол, и я познакомлю тебя с Лаурой.
— Когда вы женитесь? — Через полтора месяца. Были бы тебе рады. Впрочем, бракосочетание, конечно, будет происходить здесь, так что придут все.
— Спасибо.
Девочка смотрела на него, широко раскрыв глаза. — Тебя как зовут? Он молчал. — Я сказала, тебя как зовут? Он осторожно дотронулся до отбивной на тарелке; она уже остыла. Но он знал, что рядом ребенок, и чувствовал тепло. Нежным мимолетным движением он коснулся волос девочки.
— Меня зовут Тельма. Ты забыл свое имя? — Она похлопала его по плечу. Чтобы не забывать имя, напиши его на ладони. Показать как?
— А не смоется? — спросил он. — Действительно… — согласилась девочка. Что ж, можно написать на стене над головой, в комнате, где ты спишь. Только высоко, чтобы не смылось. А потом, когда захочешь вспомнить…
— Тельма, — пробормотал он. — Нет, это мое имя. У тебя должно быть другое. — Попробую, — задумчиво сказал он. — Хочешь, я дам тебе имя? — предложила Тельма. — Ты здесь живешь? Да, но моя мама собирается уехать. Она заберет нас — меня и брата — и уедет.
Он кивнул. Тепло стало рассасываться. Неожиданно, без всякой видимой причины, девочка убежала.
Я должен найти имя, подумал он, это мой долг. Он стал рассматривать свою ладонь и тут же удивился: зачем — там ничего нет. Брюс, вот мое имя. Но имена должны быть лучше…
Тепло исчезло. Он почувствовал себя одиноким и растерянным. И очень несчастным.
Майка Уэстуэя послали на грузовике за полусгнившими овощами, пожертвованными "Новому пути" местным магазином. Убедившись, что за ним не следят, он сделал звонок из автомата и в закусочной Макдональда встретился с Донной Хоторн. Они сели на улице, поставив на деревянный столик гамбургеры и кока-колу.
— Он не вызывает подозрений? — спросила Донна. — Нет, — ответил Уэстуэй. Но подумал: парень слишком выгорел. Боюсь, что все это бессмысленно. Я сомневаюсь, что мы чего-нибудь достигнем. И все же иного пути не было.
— Вы убеждены, что препарат выращивают? — Я — нет. Убеждены они. — Те, кто нам платит, подумал он. — Что означает название? — Mors ontologica? Смерть духа. Личности. Сути. — Он сможет выполнить свою задачу? Уэстуэй мрачно промолчал. — Не знаете… — Это никому не дано знать. Память. Несколько оживших клеток. Словно рефлекс. От него требуется не выполнять — реагировать. Мы можем лишь надеяться.
Уэстуэй смотрел на темноволосую девушку, сидящую напротив, и, кажется, понимал, почему Боб Ар… Нет, я должен всегда думать о нем как о Брюсе…
— Он был отлично натренирован, — произнесла Донна сдавленным голосом. И вдруг на ее красивое лицо легло выражение скорби, выделяя и заостряя все черты. — Господи, какой ценой…пробормотала она и залпом выпила стакан кока-колы.
Но иного способа проникнуть нет, думал Майк. Я не смог, сколько ни пытался. Туда допускают только абсолютно выгоревших, безвредных, от которых осталась одна оболочка. Вроде Брюса. Он должен был стать таким… каким стал.
Иначе ничего бы не получилось. — Правительство требует от нас невозможного, — сказала Донна. — Этого требует от нас жизнь. Ее глаза сузились и засверкали. — В данном случае — федеральное правительство. Конкретно. От вас, от меня. От… — Она запнулась. — От того, кто был моим другом.
— Он до сих пор ваш друг. — То, что от него осталось. То, что от него осталось, думал Майк Уэстуэй, все еще ищет тебя. По-своему.
Им тоже овладела тоска. Но день по-прежнему был хорош, люди веселы, воздух свеж. И впереди возможность успеха — это больше всего придавало ему сил. Они многого достигли. Цель близка.
— Наверное, нет ничего ужаснее, чем жертвовать живым существом, которое даже не догадывается. Если бы оно понимало и добровольно вызвалось… — Донна взмахнула рукой. — Он не знает. И не знал. Он не вызывался…
— Вызывался. Это его работа. — Он и понятия не имел. И не имеет, потому что сейчас у него нет вообще никаких понятий. Вы знаете не хуже меня. И не будет. Никогда-никогда, сколько бы он ни прожил. Это произошло не случайно, все было запланировано. Мы на это рассчитывали. На мне тяжелейшая вина. Я чувствую на плечах… труп- труп Боба Арктора. Хотя формально он жив.
Ее голос поднялся. Люди за соседними столиками отвлеклись от своих гамбургеров и с любопытством смотрели в их сторону. Майк Уэстуэй сделал знак, и Донна с видимым усилием взяла себя в руки.
— Существо, лишенное мозга, нельзя допросить и разоблачить. — Мне пора возвращаться, — сказала Донна, взглянув на часы. — Я сообщу руководству, что, по вашему мнению, все в порядке.
— Надо дождаться зимы, — сказал Уэстуэй. — Зимы? — Не спрашивайте почему. Уж так есть: либо получится зимой, либо не получится вовсе.
— Подходящее время. Когда все мертво и занесено снегом. Он рассмеялся. — В Калифорнии-то? — Зима духа. Mors ontologica. Когда дух мертв. — Только спит. — Уэстуэй поднялся, положил руку ей на плечо. В голову почему-то пришла мысль, что этот кожаный пиджак, возможно, в былые счастливые дни подарил Ар.
— Мы слишком долго над этим работали, — сказала Донна тихим ровным голосом. — Скорей бы все кончилось. Иногда по ночам, когда я не могу заснуть, мне кажется, что мы холоднее их. Холоднее врага.
— Я смотрю на вас и вижу самого теплого человека из всех, кого знаю. — Я тепла снаружи: это то, что видят люди. Теплые глаза, теплое лицо, теплая фальшивая улыбка. Внутри я холодна и полна лжи. Я не такая, какой кажусь; я отвратительна. — Она говорила спокойно и все время улыбалась. — Я давно поняла, что другого выхода нет, и заставила себя стать такой. Это не так уж плохо — легче добиться своей цели. Все люди такие, в большей или меньшей степени. Что действительно кошмарно — это ложь. Я лгала своему другу, лгала Бобу Арктору постоянно. Однажды я сказала ему, чтобы он мне не верил, и, конечно, он решил, что я шучу. Но я его предупреждала. Он сам виноват.
Донна встала из-за стола и пропала в толпе. Уэстуэй мигнул. Должно быть, так чувствовал себя Боб Ар Только что она была тут. живая, осязаемая, и вдруг — ничего. Растворилась. Исчезнувшая девушка. Из тех, что приходят и уходят по своей воле. И ничто, никто не может остаться с ней рядом.
Арктор пытался удержать в Агенты по борьбе с наркоманией неуловимы. Тени, исчезающие, когда того требует работа. Словно их и не было. Арктор любил призрак, голограмму, сквозь которую нормальный человек пройдет, не заметив. Им нужно поставить памятник. Всем тем, кто погиб. И тем, кто — еще хуже — не погиб. Остался жить после смерти. Как Боб Ар.
Такие, как Донна, пропадают навсегда. Новые имена, новые адреса. Вы спрашиваете себя: где она теперь?
А ответ… Нигде. Потому что ее и не было. Вернуть Донну, найти, привязать к себе… Я повторяю ошибку Арктора. Любить атмосферное явление. Вот — трагедия. Ее имя не значится ни в одной книге, ни в одном списке; ни имя, ни место жительства. Такие девушки есть, и именно их мы любим больше всего — тех, кого любить безнадежно, потому что они ускользают в тот самый миг, когда кажутся совсем рядом.
Возможно, мы спасли его от худшей участи, подумал Уэстуэй. И при этом пустили то, что осталось, на благое дело.
Если повезет.
— Ты знаешь какие-нибудь сказки? — спросила Тельма. — Я знаю историю про волка, — сказал Брюс. — Про волка и бабушку? — Нет. Про черно-белого волка, который жил на дереве и прыгал на фермерскую скотинку. Однажды фермер собрал всех своих сыновей и всех друзей своих сыновей, и они встали вокруг дерева и принялись ждать, когда волк спрыгнет.
