Сегодня - позавчера 2 - Храмов Виталий Иванович (полные книги .TXT) 📗
Вымылись, прогрелись, отъелись, отоспались, привели в порядок форму, оружие, тело и душу.
А на следующее утро пожаловал комдив. Невысокий крепыш с суровым взглядом, поджатыми в нитку губами, резкий в движениях и словах, вылез из саней, резво подбежал к нам, вытянувшимся в строю. Серёга доложился (он у нас единственный остался из постоянного состава, т.е. не штрафник).
- Младший политрук, вы ранены?
- Легко, товарищ полковник. Могу продолжить несение службы.
- В медсанбате узнаю, можете ли вы или нет, - резко ответил комдив, впившись жёстким взглядом в глаза Сергея. Политрук начал краснеть.
Полковник криво ухмыльнулся:
- Где ротный, знаете?
- Никак нет, товарищ полковник. Видели его идущим в контратаку, потом не смогли найти.
- Не ищите. В медсанбате он. После излечения в эту роту придёт, только в другом качестве. Так кто командовал ротой?
Тишина. Я молчал и просил меня не сдавать. Все потупились.
- Что, самоорганизация? - усмехнулся полковник, - в анархию на войне я не верю, младший политрук. Я за время службы убедился - там, где нет командира - там нет успеха. Вы же блестяще справились со своей задачей. Значит, командир есть. И кто у нас тут такой скромный?
Он прошёл вдоль всего нашего строя, заглянув в глаза каждого. Потом улыбнулся, отчего лицо его сразу перестало быть жестоким, а стало лицом обычного умудрённого жизнью мужика.
- Кузьмин, два шага вперёд!
Я вздрогнул, чётко отчеканил два шага, вскинул руку к ушанке, проорал:
- Боец переменного состава Кузьмин!
- Вольно.
Он встал напротив меня, долго меня разглядывал. Потом спросил:
- Сколько раз ранен?
- Сбился со счёта, товарищ полковник!
- Смерти совсем не боишься?
- Умирать страшно только первый раз, товарищ полковник! А теперь - пусть она меня боится!
- Орёл! Где воевать начал?
- На Юго-Западном, в октябре. Два боя, потом месяц из окружения выходили.
- Сколько танков на твоём счету?
А вот тут я удивился - откуда он знает? Я для него должен значить не больше, чем ворона вон на том столбе. Поэтому, не проорал, как до этого, а удивлённо ответил:
- Я и не помню.
- Ловко.
Он отвернулся, прошёл туда, сюда. Потом махнул мне, чтобы я встал в строй. Остановился перед строем, покачался на ногах с пятки на носок, скрипя сапогами, пожевал губы, сказал:
- Мы долго отступали. Теряя города, области, теряя друзей и близких. Мы смогли остановить врага и перемолоть лучшие его ударные части. Элитные части. Дивизии, покорившие всю Европу, усеяли своими костями леса и поля нашей Родины. Пришла пора гнать врага с нашей земли!
- Ура! - дружно закричал весь строй. Даже я, при всём моём цинизме человека 21-го века. Я действительно ощущал душевный подъём.
Полковник подождал, пока мы успокоимся, продолжил:
- Честь возглавить наступление выпала именно вам! Первыми начать освобождение столицы! И вы с доблестью оправдали оказанное вам доверие!
Опять ликование.
- Благодаря вам, дивизия успешно выполняет намеченные наступательные планы, но...
Мы притихли.
- Враг оправился от нашего удара, каждый последующий шаг даётся всё с большим усилием. Сегодня в бой я ввожу свой последний резерв. И останетесь у меня только вы. На вас только у меня и надежда.
Мы молча переглянулись. Последняя надежда - 36 штрафников и раненный политрук. Херовые дела.
- К исходу дня мы выйдем к реке. К завтрашнему вечеру очистим восточную сторону. Ваша задача - ночью, под покровом тьмы, по льду, перейти реку, захватить плацдарм и закрепиться. Вам направлено пополнение, вас обеспечат всем, что есть на наших складах, но вы должны зубами вцепиться в тот берег и продержаться хотя бы сутки! Я прекрасно понимаю, и вы должны понимать, что враг будет наседать, не жалея сил. Но вы должны удержаться!
Он замолчал, опустил голову. Мы, естественно, тоже молчали.
- Я надеюсь, что то, что позволило вам выманить на себя позавчера все оперативные резервы противника на нашем участке, или тот, кто руководил вами, поможет вам и в этот раз выполнить этот приказ. Если вы продержитесь сутки, я смогу перегруппировать силы и вызволить вас. Нет? Тогда нет. Напомню, что подпирать вас будет пулемётная рота заградотряда. Это для слабодушных. Среди вас таких нет. А вот пополнение к вам придёт всякое. Не подведите меня, сынки!
- Служу трудовому народу! - проорали мы.
Полковник уехал, мы разошлись молча. Разговаривать не хотелось. Вот так - сунул ложку мёда в рот и окунул по макушку в дерьмо. М-да! Профи!
Молчание первым нарушил Брасень:
- Опять нас в самое пекло суют. Смертники, в натуре!
- А бывает по-другому? - пожал плечами я.
Все смотрели на меня, ожидая продолжения. Ждёте - получите:
- Воевать я начал с разбомбленного эшелона. Меня чуть не убило. Я до фронта даже не доехал. Залатали немного, стал на фронт рваться. Как раз в городе, где меня собирали по кускам лепилы, из милиционеров и сотрудников НКВД сформировали истребительный батальон. Я в него напросился. Привезли нас на фронт, выгрузились, пошли к линии фронта. А её нет! Немцы так вломили нашим, что и линию обороны построить не из чего. А тут свежий батальон, да ещё и не салаги какие-нибудь или колхозники вчерашние, а НКВД! А наш батальон посильнее некоторых битых дивизий оказался. Немец как раз захватил очень для них удобный мост и плацдарм на нашей стороне. Мы их ночью, в дождь, обошли, вдарили так, что обратно никто не смог сбежать. Мост только не смогли взорвать. А вот дальше началось самое интересное - выходит на нас цельная танковая дивизия! А к вечеру - ещё одна. А нас - четыреста бойцов, правда дюжина пушек у нас была. В танковой дивизии немцев 15 тысяч человек, триста танков, столько же орудий. Правда, и они сильно пообтрепались, пока до нас дошли от границы. Мы, всё-таки, не французы, маленько позлее воюем.
Я замолчал, заново переживая тот бой.
- Дальше то что?
- Не повезло мне. Ещё ночью один ретивый немец в упор меня чуть не застрелил. Бронник пробил. Так я с этой пробоиной потом и бегал. Влупил по нам немец так, что, аж в пятках затрещало. Два дня мы продержались. Больше сорока танков пожгли, несколько самолётов. Даже я самолёт сбил.
- Ты самолёт сбил?
- Ага. Пришлось. Такой наглец - летал так низко, что винтом траву стриг. Пришлось наказать. Из пулемёта долбанул, он штурвал с испугу дёрнул, землю крылом зацепил - низко же летел, и грохнулся. Дело не в этом. Скажи - мы тогда, когда нас в окопах враг утюжил, тоже штрафниками были? Нет, добровольцами. Почти весь батальон там лёг. Не бывает по-другому. В этой войне победит не тот, у кого лучше танки или самолёты, а тот - кто больше готов умереть ради жизни. Батальон наш лёг, но двое суток не пускал немца. Батальон танков мы сожгли, больше батальона пехоты угробили. Получается что? Враг вроде бы победил? Да, он прошёл дальше. Но, на одного убитого нашего пришлось по трое немцев. Этих солдат и танков им, может быть, и не хватило для охвата Москвы с юга. Получается, что мы победили? Не пожалели себя, не сбежали, а встали намертво и не ушли. Вот и там - встанем намертво и не уйдём. Я - точно так сделаю.
- А смысл в нашей смерти? Кому легче станет?
- В смерти вообще нет смысла. Смысл есть в жизни. Кем ты был, пока жил, как ты жил, что делал и как ушёл - вот в чём смысл. Я в каждый бой иду биться насмерть. И помогает.
- Чем же?
- Страх не мешает. Сразу сказал себе - всё, Медведь, ты точно труп! И уже не думаешь, как бы выжить, где бы спрятаться. Руки не трясутся, холодный липкий пот страха глаза не заливает, мысли от страха не путаются. Чувствую себя нормально, спокойно, как сейчас. Только одно беспокоит - как бы их всех перебить! Как бы ребят не дать перебить! А если суждено умереть именно в этот день - то хоть и забьёшься в самую глубокую нору, всё одно сдохнешь. Не от пули, так от трясучки. Лучше, по мне, - в бою, громя на куски врага!
- Контузия - не такая уж и плохая штука, оказывается, - сказал со смехом Брасень.
