Сайт фараона - Грай Татьяна (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Он сел на пол и уставился на глянцевитый прямоугольник. Две женщины, молодая и пожилая. Объектив застал их врасплох — они что-то искали на большом письменном столе, заваленном книгами и бумагами. Женщины обернулись, и на их лицах отразились растерянность и ненависть… жгучая ненависть… неужто обе они ненавидели его, Максима? Белки глаз женщин от света фотовспышки стали красными (значит, у него есть и дешевая камера, не только «Никоны», при съемке которыми глаза покраснеть не могут), и что-то бесовское проявилось в лицах… Но молодая была красива. Очень красива. Светлые пышные волосы окружали ее тонкое лицо сияющим ореолом, яркие синие глаза были огромны, темные длинные ресницы вскинулись к идеально ровным бровям… рука, протянутая к бумагам на столе, отличалась безупречностью лепки… Да и старшая была ничего. Вот только краски на лице многовато. В молодости эта женщина наверняка блистала красотой, а теперь изо всех сил старалась удержать то, что неудержимо. И, конечно же, они родственницы. Может быть, мать и дочь. Может быть, тетка и племянница…
Но кто они такие?… Как ни странно, фотоснимок не пробудил ни малейшего обрывка воспоминаний.
Максим встал, положил фотографию на стол и запихал в шкаф остатки разбросанного по комнате барахла.
Потом вдруг заметил, что подарок Лизы снова исчез. Куда подевался этот чертов граненый шар? Ведь был же на столе…
Шар нашелся в углу возле окна. Как он туда закатился? Ладно, неважно. Шар лег на фотографию, а Максим вдруг почувствовал, что ужасно проголодался. Он посмотрел на часы. Ровно два. Ничего себе, присвистнул он, и куда только время утекло?…
Но что оно такое, это время?… Будущего нет, оно по сути непредсказуемо в деталях, а зачастую и в целом, да, собственно, его просто нет в физическом смысле… как и прошедшего, оно невозвратимо и даже вспомнить его подробности по-настоящему невозможно… есть лишь один момент, сейчас… но и его тоже нет. Я произношу «сейчас», и первая часть слова уже в прошлом, а вторая — еще в будущем… и «сейчас» скользит мимо меня, такое же неуловимое, как прошлое и будущее… оно лишь символ, разделяющий то, что было, и то, что еще только придет… но какой же тогда в нем смысл?
— Есть хочу! — громко произнес он, чтобы стряхнуть с себя наваждение очередного потока внезапных мыслей и образов. — Хочу есть!
— И кто вам мешает этим заняться? — донесся из-за неплотно прикрытой двери его комнаты голос старухи. — Обед, между прочим, давно готов.
Он изумленно уставился на дверь, потом даже не шагнул, а прыгнул к ней и распахнул настежь. Старуха хлопотала на кухне, нацепив на нос древнее пенсне и надев поверх все того же черного кружевного костюма длинный красный передник — сверкающий, атласный, с пышными зелеными оборками. Максим на мгновение зажмурился — в открытые окна кухни уже просочились лучи солнца, обогнувшего дом, и бешеное сочетание красок ударило его по глазам.
— Нина Петровна… — растерянно произнес он. — А я и не слышал, что вы вернулись…
— А зачем вам меня слышать? — холодно поинтересовалась старуха.
— Право, не знаю… просто удивился…
— Что удивительного в том, что человек вернулся в собственный дом и приготовил обед? Кстати, я пустила в дело те овощи, что вы купили.
— Я их в общем для того и купил…
— Вы сказали, что не устояли перед красками, — обвиняющим тоном напомнила старуха.
— Да, это так, — согласился он, окончательно приходя в себя. — Но овощи — штука вполне утилитарная, так что я, естественно, подумал, что их можно использовать и для приготовления какого-нибудь блюда. У меня и в мыслях не было писать с них натюрморт.
Огромные желтые яблоки, разбросанные по белому шелковому беспорядку… сложный орнамент вышивки на уголке сливочной диванной подушки… вспышка… кадр, еще кадр…
Старуха замерла на мгновение и бросила на него короткий взгляд поверх замусоленных стеклышек доисторического пенсне. Но промолчала.
Максим отправился мыть руки, с удовольствием предвкушая сложную процедуру обеда в компании невероятной старухи.
Он не обманулся в своих ожиданиях.
Сначала старуха попросила его помочь накрыть на стол. Была убрана клеенка, постеленная поверх скатерти на время действий с сырым необработанным продуктом, и водворена на место китайская ваза (на этот раз в ней светились рыжим огнем ноготки). Затем старуха удалилась в свои владения, приказав постояльцу немного подождать. Максим втайне надеялся, что ему удастся краем глаза заглянуть внутрь соседствующей с кухней комнаты, однако номер не прошел. Дверь открывалась в кухню, а за ней, не вплотную к проему, а примерно в полуметре от него, висела вишневая бархатная занавеска. Старуха ловко взяла вправо и исчезла.
Через минуту-другую она вновь материализовалась, держа в руках монументальную супницу. Водрузив супницу на маленький столик рядом с газовой плитой (сосновый, некрашеный, выскобленный добела…), она снова нырнула за бархатную завесу. Максим посмотрел на роскошную супницу, бока которой сплошь покрывали букеты алых роз, и перевел взгляд на плиту. Четыре густо-фиолетовые кастрюли одного фасона, но разных размеров, занимали все четыре конфорки. Ему страшно захотелось приподнять крышки и заглянуть внутрь… однако старуха уже вернулась, на этот раз со стопкой разнообразных тарелок и тарелочек, и он, бросив взгляд на разноцветные прихватки, висевшие над плитой, поспешил на помощь хозяйке.
Старуха принялась расставлять тарелки в соответствии с требованиями самого строгого этикета, но вдруг спохватилась и снова умчалась в свои владения, а через несколько секунд вернулась со столовыми приборами. Войдя в кухню, она неожиданно пропела глубоким и необычайно низким контральто: «Об скалы грозные дробятся с ревом волны…», и тут же перешла на привычный для нее чуть более высокий регистр:
— Знаете, что мне больше всего нравится в этой арии? Вот это самое «с ревом». Сре вам. Весьма. Весьма и весьма.
Максим заржал.
— Будет вам веселиться, юноша, — строго окликнула его старуха. — Лучше достаньте-ка вон с той полки салфетки.
Он достал салфетки и поинтересовался, какую еще пользу может он принести в данный конкретный момент вяло текущего исторического процесса.
— История никогда не течет вяло, — возразила старуха. — Это лишь наше ошибочное впечатление, что ничего особенного не происходит. Возможно, не происходит здесь и сейчас, но ведь история слагается из множества событий и факторов.
— Ну да, и где-нибудь в Мозамбике сию минуту могут закладываться основы катаклизмов, которые потрясут человечество через пару сотен лет, — продолжил он старухину мысль.
— Именно так, — кивнула она, снимая пенсне и пряча его в карман фартука. Затем и сам фартук был снят и аккуратно повешен на украшенный желтой ромашкой крючок неподалеку от плиты. — Возьмите супницу и держите ее пониже. Мне не поднять кастрюлю на такую высоту.
— Может быть, я сам перелью… — заикнулся было он, но тут же услышал грозное:
— Попрошу не командовать!
— Что вы, — перепугался он, — что вы, Нина Петровна, я вообще к этому не склонен…
— Все мужчины к этому склонны, — отрезала старуха, осторожно и внимательно переливая из кастрюли в драгоценную фарфоровую емкость горячий нарядный суп вполне диетического вида. В том смысле диетического, что из мясных составляющих Максим заметил в нем лишь пару куриных крылышек, а кроме них в идеально прозрачном бульоне плавали только кусочки моркови и цветной капусты. Но запах у супа оказался на диво аппетитным. А когда суп разлили по изумительным тарелкам с алыми розами по краям (это английский фарфор, вдруг понял он, и к тому же из очень дорогих) и посыпали мелко нарезанной свежей зеленью, он превратился в пищу богов. Никаких подделок. Наша фирма поставляет продукты к столу Ее Величества.
Первое блюдо съели молча. Максим рассматривал розы на тарелке. Ручная роспись. Удивительно тонкая работа. Сумасшедшие деньги. И при этом старухе не хватает на еду. Могла бы продать… значит, не хочет. Память, наверное.