Шарик в кубике - Никитин Олег Викторович (книги без регистрации .txt) 📗
– Его видовые признаки неизбежно передадутся части потомства, – подтвердил старик, – пусть не обязательно в первом поколении, а во втором или третьем. Но превращение проависа в археоптерикса, можно сказать, началось.
Путник почесал летуну шею, там, где жесткие перья немного смягчались и больше напоминали пух, и Перышко неожиданно не зашипел, хотя и не считал себя домашним котом. Пайк осторожно подхватил первоптицу снизу, под крепкий живот, и сверху, не трогая крыльев, и усадил ее к отцу, все это время настороженно следившему за действиями пришельца. Тельце Перышка неожиданно оказалось немного теплее, чем у Хромика.
Несколько дней спустя Пайка разбудил встревоженный Тима. Он наклонился над путешественником и потряс его за плечо, и тот с трудом поднял веки, отчаянно зевая.
– Вставай, Пайк, – зашипел Тима, – Перышко пропал.
Сон слетел со странника, он поспешно поднялся и понял, что рассвет уже наступил – мрак над миром наполовину рассеялся, обещая такого же сумрачный, как всегда день.
– Что случилось? Он же был привязан!
– Он перегрыз веревку, – огрызнулся Тима, – а Хромик спал как бревно, он и сейчас дрыхнет. Откуда мне было знать, что эта недоделанная птица ночью убежать вздумает!
Собеседники при этом старались не поднимать шум, но Саша все-таки проснулась и каким-то образом расслышала, о чем они говорят.
– Нужно его искать, – убежденно заявила она, тотчас оказавшись рядом с ними. – В темноте он не стал бы никуда бежать, не совсем же он глупый.
Пайк подхватил свое копье, а Тима сорвал со стены тонкую сеть около десяти квадратных метров размером, с помощью которой они с отцом порой ловили мелких животных, чтобы рассмотреть их как следует. Все трое поспешно выбрались сквозь посветлевшее отверстие жилища, и Пайк уже поставил ногу на первую ступеньку, как заметил темное пятно метров на десять ниже карниза, несколько левее от лестницы.
– Тима, посмотри-ка сюда, – сказал он, придерживая мальчика за пояс, пока он наклонялся и рассматривал некий объект, притулившийся в каменной щели. Он время от времени шевелился и менял положение.
– Что, Перышко? – взволновалась Саша, становясь на колени, чтобы ненароком не свалиться с карниза, и заглядывая за край.
Пайк стал спускаться, пытаясь разглядеть в зыбком утреннем свете, действительно ли птица оказалась в расщелине на высоте десяти метров.
– Как же он мог туда забраться? – бормотал Тима, двигавшийся вниз почти сразу за странником, не в силах дождаться, когда тот достигнет почвы. Перышко пристроился на маленьком козырьке, торчавшем из камня, и с независимым видом вертел головой, но все же было видно, что он не решается с него спрыгнуть. Возможно, ему удалось слезть с площадки перед пещерой, цепляясь за неровности коготками, но, скорее всего, храбрый археоптерикс сиганул вниз, однако сразу опомнился и пытался на неокрепших крыльях повернуть обратно, в итоге угнездившись на первом попавшемся клочке отвесной скалы. Не оставалось ничего иного, как попытаться чем-то сбросить ее оттуда и поймать снизу.
Пайк выкорчевал из болота хвощ, достаточно длинный для того, чтобы дотянуться им до Перышка, и передал его сразу все сообразившему Тиме, а взамен получил сеть.
– Попытайся подвести эту палку ему под лапы, может, он на нее влезет, – посоветовал путешественник мальчику и остался внизу, чтобы подобрать незадачливую первоптицу.
Тима протянул хвощ к летуну подвел его прямо тому под лапки, но Перышко не спешил перебраться на палку. Он внимательно изучил ее, попробовал на зуб, но не продемонстрировал ни тени намерения воспользоваться ею для собственного спасения. Пришлось Тиме сперва легко, затем более чувствительно пошевелить птицу, чтобы заставить ее слететь со своего уступа. Археоптерикс недовольно шипел, но все же вскоре был вынужден подчиниться грубой силе и захлопал крыльями, неровно снижаясь по направлению к болоту.
– Назад! – взревел Пайк, прыгая на прогнившие стволы и по щиколотку увязая в зловонной жиже. Тучи гнуса, дремавшего в траве, взвились в небо и заметались жужжащими тенями на фоне рассветного неба. Птица словно услышала путешественника и повернула обратно, быстро снижаясь и упав неподалеку от норы триконодона. Выпутываясь из тины и отбиваясь от кровососов, Пайк краем глаза увидел, как маленький рыжий зверек выскочил из темной щели, где жила Муха с тремя своими крысятами, и скрылся за камнем, там, где приземлился Перышко. Вслед за этим оттуда раздался короткий резкий писк, тотчас прервавшийся. Не помня себя от злобы, странник оттолкнул Тиму и перемахнул через камень, выдернув из-за плеча свое копье. Мелкий, всего сантиметров пятнадцать длиной, детеныш триконодона крепко сжимал шею Перышка, уставясь на Пайка круглыми бусинками глаз. Маленькая голова археоптерикса свисала набок словно тряпичная. Странник отвел руку с копьем немного назад, прицеливаясь в шерстистое тельце, зверек выпустил задушенную птицу и с писком отскочил к скале, сжавшись в комочек и прижав к голове острые ушки. Рука Пайка замерла, как будто он был не в силах завершить начатое движение, и как только он остановился, массивная полуметровая туша Мухи метнулась к нему сбоку, вытянутая морда протянулась к его горлу, и влажные зубы тисками сомкнулись на нем. Падая, в последний момент странник успел услышать испуганный возглас Тимы и отдаляющийся от него, быстро замирающий крик Саши.
Соматоагнозия и человеческий конструктор
– Неудивительно, что у него такая острая форма психоза, – произнес высокий, с нотками истеричности женский голос рядом с Пайком, лежавшим на чем-то жестком, с привязанными к ложу руками и ногами. – Вы только взгляните на эти раны на горле: я почти уверена, что спинной мозг поврежден.
– Полностью согласен с вами, коллега, – вальяжно ответил некто, – но пациент демонстрирует удивительное спокойствие, нехарактерное для больных, страдающих инфекционным психозом.
Пайк приподнял веки, чтобы взглянуть на говоривших, на всякий случай решив не выдавать того, что он подслушал беседу двух эксцентричных медиков. Возвышаясь над ним, по разные стороны от жестковатого ложа, стояли и обменивались фразами два совершенно разных, но крайне необычных человека. Одна из них, судя по форме лица, голосу и тембру речи, была женщиной, но все тело ее при этом было абсолютно мужским, начиная от плеч и кончая поясом, все остальное скрывалось от взгляда путешественника кожаным краем каталки, к которой он был приторочен. Ее худое, желчное лицо кривилось в жутковатой гримасе, а грубые ладони нервно сжимались и разжимались, как будто существовали независимо от хозяйки.
– Никто и не говорил, что в раны попала инфекция. И если бы вам вколоть аминазин, доктор Мумм, вы бы тоже вполне успокоились, – со слегка визгливыми нотками высказалась женщина.
– Но-но, коллега, не забывайтесь, в моем арсенале тоже имеются действенные средства для успокоения буйных.
Стоявший напротив нее человек, на лицо стопроцентный мужчина, хотя и несколько полноватый, отвечавший ей приятным баритоном, несомненно, имел женское тело – вторичные половые признаки буквально выпирали из разреза его белого халата, мягкие белые руки, сцепившись пухлыми пальцами, возлежали на круглом животе. Его широкое лицо, розовое и гладкое, как у младенца, излучало добродушие.
Исподтишка рассмотрев внешний вид оппонентов, Пайк почувствовал себя дурно и поспешно опустил веки. Во всех мышцах он чувствовал жесткую, вяжущую тяжесть, по всей видимости, вызванную упомянутым уколом, при этом саднила шея, подвергшаяся нападению триконодона. Пайку еще повезло, что зубы у твари оказались не такими острыми, как можно было ожидать.
– Он шевельнулся! – взвизгнула дама, наклоняясь к Пайку и хватая его твердой ладонью за подбородок. Пайк невольно открыл глаза и встретился со взглядом безумных желто-зеленых глаз, в упор изучавших его физиономию. – Небритый, как свинья, – брезгливо сказала она, отталкивая голову Пайка и выпрямляясь.
