Народ Моржа - Щепетов Сергей (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
…За что отбросили меня, за что?!
Где мой очаг, где мой ночлег?
Не признаете вы мое родство,
А я ваш брат, я – человек…
Очнулся Семен три дня спустя – в своей избе. И долго не мог понять: три – это много или мало, хорошо или плохо? Один, семь и девять нравились ему почему-то гораздо больше. Дней через пять (как потом выяснилось) он уже мог делить и умножать трехзначные цифры, вспомнил, что такое колесо, и понял устройство своего арбалета. Вскоре он восстановил в памяти имена своей женщины и сына, а потом сообразил, что звукосочетание, с которым к нему обращаются окружающие, является его собственным именем. В общем, в себя он приходил, наверное, не меньше месяца. Впрочем, и через месяц еще можно было спорить – пришел ли? К своему изумлению, Семен обнаружил, что давнишних неандертальских загадок для него больше не существует. В частности, он прекрасно знает, кто и что такое Амма, бхаллас, онокл, мгатилуш, тирах и так далее. Знает, но объяснить это ни на одном языке не может – что тут объяснять-то?!
«Будем считать, что мне опять дико повезло – как когда-то со щукой и волчицей. Скорее всего, под действием псилоцибина (или чего?) сознание размякло, стало доступным для вторжения. Наверное, „собеседники" активизировали какие-то участки моего мозга или, может быть, заставили их работать в несвойственном режиме – существование моей прежней личности явно было под большой угрозой. Что же полезного можно извлечь из глубин (или высот?) чужого подсознания?
Беда в том, что наш биологический вид просуществовал несколько десятков тысяч лет, а неандертальский – сотни тысяч. У него, естественно, накопилось такое… Пожалуй, единственное, что имеет хоть какой-то аналог, это надчувственное представление о некоем идеальном месте. Нечто подобное сидит в подсознании и обычных людей. Оно рождает сказки о рае, о золотом веке, о земле обетованной. Возможно, неандертальцы интуитивно понимают, что остались без места (без экологической ниши) в этом мире, и коллективно грезят о „земле обетованной".
У этой „земли" даже имеются кое-какие характеристики. В ней, конечно, нет молочных рек в кисельных берегах, а есть… Горы мяса и озера жира? Почти так, но для неандертальца лучшая, настоящая еда – это все-таки добыча, которую он настиг и убил. То есть в „раю" очень много крупной дичи, изобилующей жиром. Дичь эта почти не возражает против своего умерщвления, не пытается ни напасть, ни скрыться. Ситуация, в реальной жизни не более вероятная, чем медовая или молочная река. Если только не представить себе лежбище каких-нибудь моржей…»
Размышлениями Семен занимался во время ужина и теперь застыл с полной ложкой в руке. Сухая Ветка осторожно вынула ложку из его пальцев и положила в миску. Семен этого, конечно, не заметил.
«Географическую карту данного мира я видел. Правда, она была „допотопной" – в буквальном смысле слова. То есть отражала географическую обстановку до Всемирного потопа. На „глобус" – мелкомасштабное изображение всей планеты – я глянул лишь мельком и почти ничего не запомнил. Контуры материков если и напоминают таковые в родном мире, то весьма и весьма отдаленно. Нашему материку я уделил больше внимания. Почему-то он сразу проассоциировался с Евразией. Здешние события тоже вроде бы напоминают евразийские в конце древнекаменного века. Примем это – за неимением лучшего. Тогда на севере у нас аналог Ледовитого океана, а на востоке – Тихого. Наша Большая река течет, преимущественно, в восточных румбах. Где-то там – вдали – она вливается в другую реку, которая впадает в океан – Тихий! Ну-ка, ну-ка, что там есть в моей „бездонной" памяти?
Освоение человеком прибрежных и морских ресурсов Тихоокеанского бассейна началось уже в конце плейстоцена и активно продолжалось в голоцене. Эволюция: от собирательства в приливно-отливной зоне до морской охоты, то есть охоты с воды на тех, кто в ней плавает. Резкое потепление в конце плейстоцена поставило мамонтовую фауну на грань вымирания. При этом температура воды в океане поднялась на несколько градусов. Это создало благоприятные условия для развития морской фауны, в том числе млекопитающих. Считается, что климатические изменения и всеобщая перестройка экосистем привели к трансформации охотников тундры в морских зверобоев. Причем охота на морских млекопитающих возникла там, где были наиболее благоприятные условия, – на лежбищах. Для такой охоты сначала использовались обычные сухопутные орудия: лук и стрелы, копья, дротики, дубинки и палицы. Дальнейшее развитие промысла привело к появлению специализированных орудий…
По морфологическим, физиологическим и прочим параметрам многие ученые считают современных эскимосов довольно близкими вымершим неандертальцам. Это, конечно, не свидетельствует о каком-то генетическом родстве, но является показателем сходства условий жизни и способов адаптации к ним.
А ведь у нас тут сейчас как раз то самое время… На здешнем Тихом океане формируются новые экологические ниши для людей. Со временем они, конечно, заполнятся туземцами, но это произойдет не завтра… Так что же, неандертальская „земля обетованная" существует в реальности?! Смешно, однако…»
На данную тему Семен думал много дней. Контур замысла становился все более четким, а вот «фундаментальных» недостатков в нем автор не находил, что было в общем-то подозрительно.
По окончании своих размышлений вождь и учитель народов не издал указ о начале строительства лодок, которые звались бы «Вера», «Надежда», «Любовь». В старой песне Макаревича с этого «все начиналось», а Семен начал с другого – он сочинил сказку.
Дети любят слушать сказки. Некоторые даже умеют их сочинять. Неандертальские дети умеют – все поголовно. Они просто поселяются в волшебном лесу Вини-Пуха или в условном мире палеолитического варианта «Ну, погоди!». Они там живут и рассказывают как очевидцы. Новая сказка «У горькой воды» стала вскоре самой популярной, получила бесконечные продолжения. В ней все необычно и ново, в ней живут такие странные, смешные и вкусные существа – моржи, тюлени, нерпы…
Наверное, этот сюжет действительно что-то затронул в неандертальском сознании или подсознании. После первых же каникул, проведенных детьми среди сородичей, о стране, где живое жирное мясо плавает в воде и лежит на берегу, заговорили взрослые. Эта сказка не противоречила их мифу, гармонично вписывалась в их культурно-информационное поле. Собственно говоря, она была его частью, которая теперь оказалась названной, то есть проявленной. Страна, лежащая у границы «горькой воды», для них стала столь же реальной, как Амма, бхаллас или убитый вчера олень.
Примерно год спустя первоклассник-неандерталец спросил учителя, почему народ темагов живет здесь, а не у горькой воды? Семен не сразу нашел, что ответить.
Это была обычная ежегодная Семенова рыбалка – несколько свободных дней после окончания занятий в школе. Вставать в несусветную рань, на зорьке, чтобы поймать несколько рыбешек, он не собирался. Однако вчера рыбак принял «граммульку» и как-то незаметно уснул – очень рано. В итоге утром проснулся отдохнувшим и свежим еще до восхода.
Стоял полный штиль, над водой висел молочный туман, кое-где подсвеченный уже первыми лучами солнца. Птицы молчали, слышалось лишь тихое журчание воды в притопленных кустах да тяжелые всплески рыбы на русле и в заводях. Вода давно уже начала спадать, но часть поймы еще оставалась затопленной. Один такой разливчик, напоминающий озеро со слабым течением, Семен облюбовал еще накануне. Собственно говоря, место было, наверное, не лучше и не хуже других, но оно было новым и потому манило. Семен погрузился в лодку и заработал веслами, прогоняя утренний озноб и стараясь не слишком нарушать тишину.
На разливе он остановился недалеко от полузатопленных зарослей, тихо опустил в воду якорь, размотал леску и сделал первый заброс – вот он, кайф! Почти сразу клюнуло, и Семен выдернул широкую белую рыбину граммов 500—700 весом – таких или почти таких рыб он называл подлещиками.
