Массена (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVI) - Никольсен Боргус (онлайн книга без .txt) 📗
Джемс О’Конолли редко присутствовал при подобных беседах Джека с его дочерью. Он был страшно занят журнальной работой и посещениями рабочих клубов и собраний, в которых он выступал с речами и докладами. Джек иногда сталкивался с ним на лестнице их дома или в «гобокен-ферри» [6], на котором О’Конолли часто ездил в рабочее предместье. Ирландец был всегда очень любезен и даже более того — сердечен с Джеком, брал его с собой на собрания, охотно и много говорил с ним, но Джек никогда не видал, чтобы этот, столь симпатичный ему человек, улыбался. Вначале это немного смущало Джека: он ставил смех и юмор выше всего на свете, и сумрачные, серьезные люди казались ему инвалидами. Но потом он понял, что у этого необыкновенного человека совсем особый склад души. А еще позднее он понял и сущность этого душевного склада: на душе Джемса О’Конолли лежала громадная темная тень векового страдания его страны.
Джек очень интересовался его статьями и книгами. Нора давала ему читать некоторые из них. Но большинство произведений ее отца печаталось на гэльском языке, и это были, по ее словам, самые лучшие его произведения. В Нью-Йорке выходила целая газета на этом языке, и О’Конолли был ее главным сотрудником и даже временным редактором.
Но и то немногое, что Джек читал из произведений О’Конолли на английском языке, внушало ему великое уважение к нему. Это была одна великая защитительная речь по адресу страдающего человечества и пламенный обвинительный акт против вековых утеснителей трудящегося народа.
Однажды, в начале сентября, к Шольцу зашел Фай. Его широкое добродушное лицо сияло самодовольством. Он преуспевал в делах и уже нажил изрядный капиталец. Дела Фая заключались в том, что он усердно занимался контрабандой по вывозу оружия в Европу. Но это было неофициальное занятие. Официально же он боролся с контрабандой, как член могущественной пацифистской организации. Фай был человек чрезвычайно широкого образа мыслей, и эти два столь различных ремесла мирно уживались у него.
— Швинд дома? — спросил он Шольца.
— Нет, ушел!
— Жаль. Я принес ему одну штучку.
— Какую?
— Деньги. Чек на сто английских фунтов.
— С какой стати? — воскликнул Шольц с плохо скрытой завистью.
— От ассоциации. На безотчетные расходы. В сущности, маленькая награда. Этот парень стоит того.
Шольц стал жаловаться, что его труды совсем не ценятся ассоциацией и что глупо давать такие награды молокососу, который берет только наглостью да зубоскальством. Фай утешал его, уверяя, что в скором времени и Шольц получит награду. Но Шольц был безутешен и раздражен.
— Я зашел также еще для того, чтобы попрощаться! — заявил Фай. — Я завтра уезжаю в Европу. Жаль, что Джека нет. Передайте ему мои благопожелания!
Джек был дома. Фай не знал этого, потому что в эту пору Джек обычно уходил к О’Конолли. Джек лежал за стеной на кровати и слышал этот разговор. У него болела голова, но когда он услышал дальнейший разговор, он поднялся.
— Передайте ему чек! — сказал Фай.
— Я оставлю его себе! — возразил Шольц.
— Не делайте этой глупости!
— Почему? С какой стати давать мальчишке такие деньги? Я не менее его нуждаюсь в деньгах и не менее его работаю для ассоциации.
Джек тихонько оделся и вышел из дома. Ему не хотелось, чтобы Фай и Шольц знали, что он был дома. Затем, выждав некоторое время, он вернулся домой. Фай уже ушел.
Шольц встретил его подозрительным взглядом.
— Вы встретили Фая? — спросил он.
— Нет, а что?
У Шольца просветлело лицо и он стал любезнее.
— Ничего особенного. Он был у меня. Он уезжает в Европу.
— А! — удивился Джек. — И надолго?
— Совсем!
— Вот как!
Все кипело внутри Джека. Голова перестала болеть, но он чувствовал, что его кидает в жар. Он молча прошелся несколько раз по комнате, а затем вдруг подошел к Шольцу и произнес:
— Давайте чек!
— Какой чек? — побледнел Шольц.
— На сто фунтов. Вы его забрали себе. Это мой чек!
— Позвольте! Что такое!
Джек побелел от негодования и со стиснутыми зубами произнес, резко скандируя слова:
— Фай принес чек на сто фунтов для меня. А вы его взяли себе. Это по-английски называется свинство, а по-американски еще хуже. Давайте чек, иначе я сейчас же напишу заявление в ассоциацию!
Шольц молчал. Молчал долго, как мертвый. Наконец, произнес:
— Вы не человек, а какая-то игра природы. Я не понимаю, что вы за черт такой!.. Откуда у вас это? Чародей вы, что ли?
Он отдал Джеку чек. И с этой поры ненависть Шольца к Джеку уже не знала границ.
На другой день Джек самым точнейшим образом узнал, что громадный пароход «Бостон» везет в Европу груз винтовок и патронов в небывалом до сих пор количестве. Джека поразило, что пароход грузился оружием почти открыто, даже без соблюдения обычных лицемерных предосторожностей и псевдонимов. Известно было и назначение груза: он шел в Гамбург-Киль.
Джек полетел в ассоциацию и в большом волнении сообщил об этой новости и потребовал адскую машину.
— Хорошо, хорошо! — успокоили его там. — Мы это знаем.
— Но пароход отчаливает завтра! — волновался Джек. — Мы опоздаем!
— Не беспокойтесь!
Джек весь этот день ждал, что ему доставят снаряд. Но ждал зря. Снаряда не доставили. Ему пришло в голову, что кто-то другой командирован с машиной на пароход. Неужели ему не доверяли? Возможно ли это? Ведь он только что получил награду за свою работу…. Значит, им были довольны. Что же это значило?
На следующий день он спозаранку опять отправился к Вилькинсу, который ведал делами ассоциации в Нью-Йорке. Тот принял Джека сухо.
— Что вы шумите? В чем дело? Вам не дают поручения на «Бостон»? Почему это вас беспокоит?
— Помилуйте, пароход полон контрабандного груза… Совершенно открыто!
— Мы это хорошо знаем. Вы сделали свое дело, сообщили об этом в ассоциацию и должны ждать распоряжений.
— Так дайте же распоряжение! — воскликнул Джек.
— Вы нарушаете дисциплину!
И, произнеся это, Вилькинс повернулся к Джеку спиной.
Джек был совершенно подавлен.
В конце концов, он вовсе не желал, чтобы «Бостон» непременно потонул, тем более, что это был превосходный пароход. Но как объяснить такую терпимость со стороны ассоциации? Это было такое вопиющее противоречие между идейной стороной и практикой пацифистской ассоциации, что Джек терял голову в размышлениях и догадках. Почему ему предписывали ставить снаряды в убогие пароходишки с незначительным военным грузом, а этот огромный пароходище в двадцать тысяч тонн, с грузом винтовок и патронов, достаточным для целого боевого корпуса, оставляли в покое?
На всякий случай, он отправился в порт и решил остаться там до отплытия «Бостона», все еще надеясь, что хотя бы в последний момент ему дадут распоряжение. Может быть, его сообщение о «колоссальном» грузе показалось неправдоподобным, и Вилькинс решил сначала проверить заявление Джека?
Он провел последние три часа перед отвалом парохода на его палубе у мостков, присматриваясь к пассажирам и провожающим. Но никого из знакомых пацифистов не было. Незадолго до отвала Джек надел «Глориану», и, так как погрузка еще производилась и трюмы были открыты, он пробрался туда. Ему хотелось хоть по каким-нибудь признакам определить, поставлен снаряд или нет. Он сам сознавал, что это пустое занятие, тем более, что трюмы были уже перегружены до отказа, но все-таки проделал это для очистки совести.
Выходя из второго трюма, он допустил большую неосторожность: «Глориана» стала слишком щекотать и жечь его потную шею, и Джек поторопился снять ее на самом пороге, почти на глазах у окружающих. Он думал, что окружающие матросы, занятые спешной погрузкой, не обратят внимания на его появление.
Вдруг пред ним, словно из-под земли, вынырнул Шольц.
Джек едва успел сунуть «Глориану» за пазуху. Шольц ревниво следил за каждым его движением.
