Массена (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXVI) - Никольсен Боргус (онлайн книга без .txt) 📗
Но зато моральное впечатление от взрыва было огромное. Страх на сенаторов был нагнан большой. Власти, до самого мистера Вильсона включительно, были крайне заинтересованы событием и искали виновных. Оставаться в Вашингтоне при таких условиях, когда всюду шли самые яростные обыски, аресты, преследования всякого хоть сколько-нибудь подозрительного человека, даже невидимке было не совсем удобно. Кроме того, Джеку и вообще нечего было здесь теперь делать. «Аранджи» была совершенно разгромлена. Нужно было перебираться в другое место.
О’Конолли настоятельно советовал Джеку немедленно уезжать в Чикаго или Нью-Йорк. Он сам собирался перебраться вместе с Норой в один из этих больших индустриальных центров.
Он, равно как и Нора, ровно ничего не подозревал об участии Джека в капитолийской истории. «Незримость» Джека тоже им не была известна. Но участие Джека в пацифистской организации для них не было секретом, и оба они очень боялись за него.
За это время они сильно привязались к Джеку и прямо не пускали его из своего дома. Джека это стесняло, но любовь к Норе все более расцветала в его душе, и он никак не мог отказать себе в удовольствии проводить все вечера с ней.
Но уезжать было все-таки необходимо.
Однажды, день на третий или четвертый после взрыва, Джек встретился на улице с одним из аранджистов, неким Фаем. Фай, по его словам, скрывался от полиции и вел подпольное существование. Ему это надоело и он тоже собирался «эмигрировать». Он говорил, что вместо погибшей «Аранджи» сейчас организуется новая, еще более могущественная пацифистская организация с главной базой в Нью-Йорке и с отделениями по всей Америке. Эта организация обладает большими средствами, имеет свои автомобили, моторные лодки и пакгаузы. Главная задача ее — выслеживание военной контрабанды на морских пароходах и уничтожение ее. Для этой надобности на пароходы ставятся адские машины с часовым механизмом с тем расчетом, чтобы взрыв произошел в открытом море и пароход потонул вместе с контрабандой. По словам Фая, уже несколько пароходов было пущено ко дну.
— Это один из самых действительных способов помешать войне, — говорил он. — Не хотите ли и вы принять участие?
Джек пожал плечами. Он уже достаточно жертвовал своим затылком. А тут опять взрывы! Кроме того, он любил пароходы, и ему было бы жаль уничтожать их.
— Для вас тут опасности мало, — убеждал его Фай. — Это совсем не то, что взрывать Капитолий. Вы ставите ящик с машиной и уходите. Машины эти совершенно безопасные. Для того, чтобы облегчить вам доступ на пароходы, ассоциация, наверное, устроит вас на службу в судоходный или санитарный надзор в порту.
Фай помолчал и, улыбаясь своей толстой бритой физиономией, прибавил:
— Денег у них куры не клюют. Вам сразу же выдадут приличный аванс. Советую вам соглашаться. На всякий случай, возьмите адрес Вилькинса. Он здесь записывает желающих и раздает авансы. А в Нью-Йорке вам лучше всего остановиться у Шольца в Гобокене. Это мой приятель.
Джек подумал и согласился. В тот же день он побывал у Вилькинса, получил полсотни долларов и, распрощавшись с О’Конолли, укатил в Нью-Йорк. В тот самый Нью-Йорк, откуда он год назад бежал сюда, в Вашингтон…
VI
Что такое набережные в Нью-Йорке?
Уже по ним одним можно судить об изумительной энергии и трудоспособности американского рабочего люда.
Здесь стоит в течение почти целых суток невообразимый гул от грохота перевозимых тяжестей, от стука ящиков и бочек при беспрестанных нагрузках и выгрузках, от свистков и шипения пароходов, от гомона человеческих голосов. Целые горы тюков, бочек, ящиков, целые города из штабелей стальных рельс или деревянных пробсов высятся вдоль набережной. Люди, тачки, моторы, лошади, — все это перемешивается в грандиозном хаосе, в котором, однако, чувствуется планомерность и порядок, потому что здесь царит и дает всем и каждому свое место великий Труд.
Человек здесь песчинка: все равно, будь он уличный мальчишка, который бегает по случайным поручениям или продает апельсины, или же механик с трансатлантического парохода — важный и нужный артист труда. Но из этих песчинок образуется колоссальная и могучая армия работников, армия, которая строит колоссальные пароходы и двадцатиэтажные дома и двигает горами грузов и материалов.
Все кругом заволочено облаками дыма и пара. От пароходов, от уличных паровых лебедок, от тракторов, от асфальтовых очагов, которые днем и ночью горят и дымят у ремонтируемых мостовых. Само солнце, когда оно пробивается своим светом сквозь тучи дыма и пара, кажется, принимает участие в общем труде.
Множество пароходов самых разнообразных национальностей стоит у каменных «пирсов». Эти «пирсы» есть настоящие многоэтажные дома из камня, железа и бетона и стоят они, как венецианские дворцы, прямо на воде и к ним бок о бок подходят многоэтажные дворцы-пароходы. В ночной темноте эти береговые и плавучие дворцы горят тысячами электрических огней, словно светящиеся фосфорическим блеском многоглазые чудовища.
Набережные окаймлены магазинами, складами, пакгаузами, закусочными, пивными, барами, битком набитыми в часы недолгого отдыха рабочим людом: белыми, желтыми, черными рабочими, представителями всех национальностей и рас. Здесь же приютились гостиницы низшего разбора для малотребовательных приезжих, главным образом для матросов, парикмахерские и табачные лавочки, перед которыми выставлены статуи индейцев, грубо изваянные и пестро размалеванные.
Часы отвала океанских пароходов — самое оживленное время в этой местности. Колоссальный пароходище «Белой звезды», или «Кунард», или «Трансатлантической компании» весь дрожит от нагнетаемых паров. Под навесами пристаней и в галереях «пирса» царит невообразимая сутолока. Багаж и тюки товаров подвозятся до последней минуты, и людьми овладевает лихорадочная поспешность. Огромные паровые лебедки с визгом, скрипом и шипением поднимают целые гроздья бочек или ящиков и опускают их в зияющую пропасть трюма. На набережной позади «пирса» кареты, кэбы, автомобили ежеминутно подвозят новых пассажиров. Носильщики подхватывают ручной багаж, посыльные проталкиваются, чтобы вручить телеграмму или прощальный букет цветов. Люди суетятся, разыскивают друзей, родственников, пожимают руки, целуются. И слова «прощайте» и «до свиданья» произносятся на всех языках мира.
В этой обстановке стала отныне протекать работа Джека в Нью-Йорке.
Он жил в Гобокене, в квартире Шольца, и работал в порту конторщиком. Новая пацифистская ассоциация легко устроила ему это место. Джек получал недурное жалованье, работа была нетрудная: главным образом просмотр судовых накладных и беготня из конторы на пристань и на пароход с разными поручениями. Шольц служил таким же конторщиком в правлении «Белой звезды» и нередко они встречались во время погрузок и выгрузок.
Эта официальная «внешняя» работа была у Джека и Шольца работой второстепенной. Главной же работой было тайное обследование пароходов касательно военной контрабанды и установки адских машин. И делалась эта главная работа параллельно и одновременно с неглавной, официальной работой…
Джек очень быстро ориентировался в этом деле. Вскоре он мог прямо на глаз определить, что в таком-то штабеле ящиков или ряде бочек прячется порох или оружие. У него выработались особые приметы для этого. Во многих случаях он, пользуясь «Глорианой», предпринимал целые путешествия по Нью-Йорку, чтобы проследить, откуда привозится гот или иной товар и как его грузят и пакуют в самом первоисточнике. Ему приходилось наблюдать любопытные картины: бочки с сахаром, например, вывозились из такого предприятия, где на сахар не было ни малейшего намека. Ящики со спичками вели свое происхождение не от спичечной фабрики или оптового продавца спичек, но от таинственной химической лаборатории, где изготовлялось неведомое Джеку взрывчатое вещество. В этих лабораториях были и спички: их клали в ящик сверху, и ящик с псевдонимным товаром получал ложную этикетку.
