Прайд Саблезуба - Щепетов Сергей (библиотека книг .TXT) 📗
«Ну да, добить… Как же… Помнится, один знакомый лоурин из рода Волка тоже все просил его добить, а в итоге вождем племени сделался. Но то был человек – ему хоть жвачку в рот можно было запихивать. А с этим что делать? Ни бутылки, ни соски у меня нет, как впрочем, и молока».
– Ты что за зверь-то? – спросил Семен, не надеясь на ответ. Взял зверька за шкирку, поднял и начал рассматривать. Тот не сопротивлялся. – Та-ак: шерсть короткая, желтовато-серая или какая-то бежевая, что ли… Ни полос, ни пятен не наблюдается, разве что спина потемнее. Туловище довольно длинное, но не чрезмерно, лапы толстые и когтистые, причем передние, кажется, развиты сильнее, чем задние. Морда удлиненная, но не заостренная к носу, лоб высокий, уши маленькие и приостренные. Глаза большие с круглыми зрачками. Хвост совсем короткий и какой-то нефункциональный. Самец.
Вот, помнится, на двери нашей лаборатории изнутри был привешен календарь. И на нем большая цветная фотография щенков какой-то смешной породы – женщины на них смотрели и умилялись. Так вот: по экстерьеру данное животное именно тех щенков и напоминает – очаровательное создание. Беда в том, что я в зоологии дуб дубом – можно и память не напрягать, поскольку в ней почти ничего нет. Существо явно из хищных, а не травоядных – это несомненно. Оно имеет отношение к… Впрочем, лучше по методу исключения: может, это медвежонок? Вряд ли – бурых медвежат я видел, они не такие, а «пещерные» вряд ли от них сильно отличаются. Тогда волчонок? Н-ну, в принципе… Здешние волки отличаются от более поздних только размерами – это один и тот же вид. Волчат крупных полярных волков я никогда не видел, так что… Собственно говоря, возражений тут два: все-таки он крупноват для волчьего сосунка, и хвост… И у волков, и у собак хвосты длинные. Бывают, конечно, бесхвостые породы друзей человека, но, кажется, это потому, что друг-человек им хвосты в детстве отрезает. Может, этому хвост отгрызли браться и сестры? Вряд ли… Да и вообще, это существо почему-то навевает мысль не о псовых, а о кошачьих. Впрочем, в составе мамонтовой фауны были звери, которых я и самих-то не могу представить, не только их детенышей. Ну, например, гигантская гиена: название у нее некрасивое, а детеныши вполне могут быть очаровательными. У нее обязательно должны быть нехилые зубы и мощные челюсти – у этого существа они, наверное, с возрастом именно такими и станут. Еще был совсем непонятный зверь – «гигантский ленивец», но он, кажется, водился только в Америке и был травоядным. А что мы имеет по кошачьим? Тигр, лев, пантера, гепард, леопард, барс, вымершие саблезубые кошки… В общем-то, наверное, детеныш вполне может оказаться тигренком или львенком, но опять-таки смущает хвост – и у львов, и у тигров хвосты длинные. Из бесхвостых кошек вспоминается только рысь. Вообще-то, я ее лишь на картинках видел да чучело в музее. Меня туда мама водила, и я, помнится, все удивлялся, что рысь оказалась маленькой и с виду нестрашной. Вообще-то, пожалуй, это ближе всего, но размеры?! Может быть, в каменном веке водились гигантские рыси? Что-то не припомню… Ну, ладно, все равно умнее ничего не придумается – пусть будет рысенок. Что с ним делать-то?»
В итоге Семен, матеря себя за слабохарактерность и сентиментальность, бросил все дела и занялся ерундой. Отыскал обломок толстой палки, слегка обстругал с одной стороны, чтобы получилась небольшая плоская поверхность. Отрезал кусок мякоти и на этой «разделочной доске» принялся мелко шинковать мясо поперек волокон. Полученный крупнозернистый фарш он сложил в миску, плеснул туда теплой воды и размесил в кашу. Поставил на землю и стал тыкать рысенка мордочкой. Вначале тот фыркал и упирался, но потом, кажется, распробовал и принялся лакать. Семен собрался уже обрадоваться, но вскоре выяснилось, что «бульон» зверь выхлебал, а мясо оставил.
– Так дело не пойдет, – сказал Семен и взял зверька на руки. Он обернул его подолом своей рубахи (чтоб не царапался) и попытался пальцами раскрыть ему пасть. Зверек сопротивлялся, но быстро выбился из сил, и Семен кое-как приспособился пихать внутрь щепотки резаного мяса. Детеныш крутил головой, давился, но все же время от времени что-то глотал. Неизвестно, кто кого сильнее измучил, но постепенно почти все мясо оказалось в раздувшемся животике существа. С чувством глубокого удовлетворения Семен отпустил его на землю, стал разглядывать свои искусанные пальцы и ждать, что будет дальше.
Ничего хорошего дальше не произошло: минут через пятнадцать зверька стошнило. Кажется, он отрыгнул все, что сумел проглотить. Потом лег и стал жалобно и затравленно смотреть на Семена.
– М-да, парень, – расстроился Семен, – хорошо, что ты еще не умеешь формулировать и «передавать» мысли, а то бы я… Ну, что, что тебе дать? И как?! Слушай, ты же вроде как кошка, а кошки всегда любят рыбу. Попробуем?
Всю вышеописанную операцию Семен повторил с остатками лосося. Результат оказался тем же… Тогда Семен попытался кормить рысенка вареным мясом, потом вареной рыбой. Он вскрыл череп антилопы, извлек мозг, размял кусочки в миске… Все время одно и то же: проглоченную пищу зверек со временем отрыгивал обратно.
Запланированные мероприятия были сорваны, вечерний отдых безнадежно испорчен. Единственное, на что сподобился Семен до темноты, это подсушить свою подстилку, вытащить на берег и перевернуть вверх дном лодку.
Ночью он проснулся оттого, что кто-то сосал и покусывал его палец. Он пошарил свободной рукой в темноте и нащупал теплое шерстистое тельце.
Весь следующий день он изгалялся как мог: предлагал зверьку в разных видах мышей, лягушек, улиток – бесполезно. Семен даже попытался изобразить нечто вроде соски из свернутого мехом внутрь кусочка шкуры… Создавалось впечатление, что желудок детеныша просто не способен переваривать относительно твердую пищу, мясной и рыбный отвар вызывает у него отвращение, а бульона, который удается приготовить «холодным» способом, ему безнадежно мало. Пережеванное человеком мясо вперемешку со слюной он тоже не ест…
К вечеру второго дня детеныш почти перестал издавать звуки и с большим трудом мог сделать несколько шагов самостоятельно. Утром он был еще жив, но мог только ползать, шерсть его была перепачкана мочой и экскрементами…
Примерно к середине дня Семен вспомнил старый роман Фарли Моуэта и решился на крайнее средство – он же все-таки волк по «родовой» принадлежности. «Если и это не получится, – подумал он, – то котенка придется утопить – нельзя так долго мучить животное».
На указательном и среднем пальцах правой руки он аккуратно срезал ножом ногти, подскреб их лезвием, чтобы были ровными. Потом взял миску, подошел к воде, долго и тщательно мыл руки. Встал на четвереньки, поставил перед собой миску, засунул пальцы в рот и сильно надавил на основание языка.
Спазмы были мучительны: съеденное за завтраком мясо никак не хотело покидать желудок. Насиловать себя пришлось долго…
Полученную субстанцию детеныш лакал со звериной жадностью – фыркая и захлебываясь. Семен даже испугался за него и через некоторое время отобрал миску – как бы не объелся.
Детеныш обиделся – он скулил по-щенячьи и просил еще. Семен подождал минут тридцать и отдал остатки. «А я-то, дурак, думал, что труднее, чем тогда с раненым Бизоном, быть не может, – вздохнул юный животновод. – Оказывается, может – еще как! Бедная моя кишка…»
Дело в том, что Семен не знал, как все это происходит у других хищников, а вот про волков когда-то читал, что мясо своим детенышам они таскают не в зубах, а в желудках. То есть папа-волк уходит на охоту, задирает, скажем, оленя или еще кого-нибудь, набивает брюхо до отказа и, спотыкаясь о кочки, бредет домой – в логово. Там он все это отрыгивает на радость семейству. Очень удобно: груз переносится немалый, а лапы и зубы свободны. С другой стороны, пока щенки еще совсем маленькие им сырое мясо не усвоить, а вот полупереваренное (или почти переваренное?) они, вроде как, есть могут.
Что ж, опыт получился, и… жизнь Семена превратилась в кошмар. Как только звереныш окреп настолько, что смог свободно передвигаться (а произошло это очень быстро), он не отходил от Семена ни на шаг: терся о его исцарапанные волосатые ноги, покусывал мокасины, скулил-мяукал и заглядывал в глаза, пытаясь телепатировать «папе» все время одну и ту же мысль: «Жрать, жрать, жрать…» Собственно говоря, есть он не просил, только когда спал или сидел, свесив набок раздувшееся брюшко, и вылизывал шерсть.
