Контакт - Саган Карл (читать книги без TXT) 📗

Драмлин и Валериан сияли, но, как показалось Элли, ощущали при этом противоположные чувства.

— Ну и что? Зачем тут снова эти простые числа? — задал вопрос гость из Вашингтона.

— Возможно, это означает, что нам прислали картинку. Вы видите перед собой объемистое сообщение, составленное из многих битов информации, и общее число их равно произведению трех меньших чисел, то есть представляет собой число, умноженное на другое число и на третье. Можно сказать, что сообщение приобретает три измерения. Имеются две возможности: или нам передают единственное и неподвижное, но объемное изображение, что-нибудь вроде статической голограммы, или же двумерную изменяющуюся во времени картинку — кадры фильма. Хорошо бы кино. На дешифровку голограммы уйдет куда больше времени. И на первый случай у нас есть отличный алгоритм дешифровки.

На экране появилась неясная картинка — дрожащий набор черных и белых пятен.

— Вилли, подключите какую-нибудь из программ, интерполирующих контраст. Любую, которая есть под рукой. И попробуйте повернуть изображение на 90 градусов против часовой стрелки.

— Доктор Эрроуэй, здесь оказался вспомогательный канал, что-то вроде звуковой дорожки.

— Подключайте и его.

Элли всегда считала, что простые числа могли бы найти широкое применение в криптографии, в частности для соблюдения коммерческих и государственных тайн. Так что эти числа могли нести звездные вести земным тупицам и скрывать информацию от людей, обладающих умеренным интеллектом.

Элли вглядывалась в лица. Китц нервничал. Быть может, он опасался какой-нибудь инопланетной диверсии или же ситуации еще худшей: вдруг на экране возникнет чертеж сверхсекретного сокрушительного оружия, о котором и знать не должны всякие там астрономы. Очень серьезный Вилли то и дело нервно сглатывал. Картинка — это вам не ряд простых чисел. Ожидание подлинной и наглядной депеши со звезд вселяло в сердца собравшихся смутные страхи и опасения. На лице дер Хиира застыло необыкновенное выражение; в этот миг он казался не столько чиновным бюрократом, советником президента, сколько ученым.

Ко все еще неразборчивой картинке добавилось раскатистое глиссандо, скользнувшее вверх до среднего «до», а потом застывшее примерно на октаву ниже. И вдруг все поняли, что слышат слабую музыку. Картинка повернулась, выпрямилась, обрела четкость.

Перед Элли оказалось зернистое черно-белое изображение… массивной трибуны, украшенной колоссальным орлом. В твердых когтях орла…

— Обман! Подделка! — в голосах слышались изумление, недоверие, насмешка и легкая истерия.

— Ну видишь? Одурачили тебя, одурачили, — с облегчением выкрикнул Драмлин. Он улыбался. — Весьма изощренный розыгрыш. Ты всегда тратишь понапрасну наше общее время.

Теперь она видела четко… в когтях орла была зажата свастика. Камера взмыла вверх: над орлом появилось улыбающееся лицо Адольфа Гитлера, он махал скандирующей толпе. Простой и скромный мундир без знаков отличия. Густой баритон диктора наполнил комнату звуками немецкой речи. Дер Хиир подошел к ней.

— Вы знаете немецкий? — шепнула она. — Что он говорит?

— Фюрер, — медленно перевел тот, — приветствует весь мир, собравшийся в германском отечестве на открытие Олимпийских игр 1936 года.

Когда самолет вышел на крейсерскую высоту, оставив Альбукерке более чем в сотне миль за собой, Элли лениво разглядывала небольшую белую карточку, прямоугольник с синими печатными буквами, что был приколот к конверту с авиабилетом. Теми же самыми словами, не изменившимися со времени ее первого полета, он извещал: «Настоящий документ не является багажным билетом (квитанцией), соответствующим 4-й статье Варшавской конвенции». Почему все авиакомпании так беспокоятся, чтобы пассажиры не приняли эту небольшую картонку за билет Варшавской конвенции? Что из себя представляет этот самый билет? Почему она ни разу не видела его? Или их хранят в другом месте? Не иначе, за этими словами скрывается важнейший пункт в истории коммерческой авиации: какая-нибудь невнимательная авиакомпания некогда позабыла про эти слова и разорилась оттого, что разгневанные пассажиры настояли на соблюдении условий Варшавской конвенции. Несомненно, какие-то экономические причины для подобного беспокойства во всемирном масштабе имелись, думала Элли. Во всем прочем Варшавская конвенция себя не проявила. Подумать только, сколько полезного можно было бы напечатать вместо двух дурацких строчек — например, историю познания мира, научную информацию, хотя бы среднее расстояние полета до авиакатастрофы в расчете на одного пассажира.

Ей не пришлось бы размышлять об этом, если бы она воспользовалась предложением дер Хиира и отправилась на военном самолете. Но такой жест слишком обязывал бы к дальнейшему сотрудничеству с армией. Они решили лететь обычным рейсом. Едва Валериан устроился поудобнее на своем сиденье возле нее, глаза его закрылись. Особенно спешить не было необходимости, правда, в последний момент пришлось ознакомиться с некоторыми подробностями: тщательный анализ свидетельствовал, что в луковке оказался еще один слой. Они успели на рейсовый самолет, прибывающий в Вашингтон задолго до утреннего совещания, так что времени должно хватить и на сон.

Она поглядела на свой телефакс — аккуратный кожаный чемоданчик стоял в ногах перед ней. Этот действовал быстрее на несколько сотен килобитов в секунду, чем старенький, принадлежавший Питеру, и шрифт был более четким. Итак, завтра утром ей придется объяснять президенту Соединенных Штатов, какое отношение к Веге имеет Адольф Гитлер. Если честно, Элли несколько волновалась. Ей никогда прежде еще не приходилось встречаться с президентами, нынешний же по стандартам конца XX века был не так уж и плох. Времени причесаться и заняться косметикой не оставалось. Пусть — в Белый дом она летит не для того, чтобы производить впечатление.

Что теперь скажет отчим? Неужели все-таки будет твердить, что наука не ее дело. А мать, прикованная сейчас к инвалидному креслу в приюте для престарелых? Удалось лишь мельком переговорить с ней сразу после открытия — это было уже неделю назад, и она обещала позвонить утром.