Мотылек, который топнул ногой - Киплинг Редьярд Джозеф (книга читать онлайн бесплатно без регистрации .txt) 📗

Редьярд Джозеф Киплинг

Мотылек, который топнул ногой

Вот тебе, милый мой мальчик, новая чудесная сказка — совсем особенная, не похожая на все остальные, — сказка о мудрейшем царе Сулеймане-ибн-Дауде о Соломоне, сыне Давида.

На свете существует триста пятьдесят сказок о Сулеймане-ибн-Дауде; но эта сказка не из их числа. Эта сказка — о мотыльке, который топнул ногой.

Так слушай же, слушай внимательно!

Сулейман-ибн-Дауд был мудрец. Он понимал, что говорят звери, что говорят птицы, что говорят рыбы, что говорят насекомые. Он понимал, что говорят камни глубоко под землей, когда они давят друг друга и стонут. И он понимал, что говорят деревья, когда они шелестят на рассвете листвой. Он понимал всех — и осу, и лису, и осину в лесу. И прекрасная царица Балкида, его Первая и Главная царица, была почти такая же мудрая.

Сулейман-ибн-Дауд был могуч. На среднем пальце правой руки у него было золотое кольцо. Стоило ему повернуть это кольцо, как из-под земли вылетали Африды и Джинны и делали все, что он вздумает им приказать. А стоило ему повернуть кольцо дважды, с неба спускались Феи и тоже делали все, что он вздумает им приказать. Когда же он поворачивал свое кольцо три раза, перед ним появлялся с мечом сам великий ангел Азраил в одежде простого водоноса и сообщал ему обо всем, что происходит на земле, на небесах и под землей.

И все же Сулейман-ибн-Дауд был человек очень скромный. Он почти никогда не хвастался, а если ему случалось похвастаться, он потом жалел об этом и раскаивался.

Однажды он объявил, что желает накормить в один день всех зверей, какие только существуют на свете, но, когда он приготовил еду, из глубины моря выплыла какая-то большая Зверюга и сожрала все в три глотка. Сулейман-ибн-Дауд был очень удивлен и сказал:

— О Зверюга, кто ты такая?

И Зверюга ответила:

— О повелитель! Желаю тебе здравствовать во веки веков! Я самый маленький из тридцати тысяч братьев, и мы живем на дне моря. Мы прослышали, что ты хочешь накормить всех зверей, какие только существуют на свете, и мои братья послали меня узнать у тебя, скоро ли будет обед.

Сулейман-ибн-Дауд был страшно удивлен и сказал:

— О Зверюга, ты сожрала весь обед, приготовленный мною для всех зверей, какие только существуют на свете.

И сказала ему Зверюга:

— О владыка, желаю тебе здравствовать во веки веков! Но неужели ты и в самом деле называешь это обедом? Там, откуда я пришла, каждому из нас требуется вдвое больше еды, чтобы перекусить между обедом и ужином.

Тогда Сулейман-ибн-Дауд пал ниц и воскликнул:

— О Зверюга, я приготовил этот обед, чтобы показать всем, какой я великий и богатый царь, а вовсе не потому, что я действительно люблю зверей! Теперь я посрамлен, и да послужит мне это хорошим уроком.

Сулейман-ибн-Дауд был и вправду мудрец, милый мой мальчик. После этого случая он никогда уже не забывал, что хвастаться глупо. И вот теперь-то начинается настоящая сказка.

У Сулеймана-ибн-Дауда было много жен. У него было девятьсот девяносто девять жен, если не считать прекраснейшей Балкиды. Все они жили в большом золотом дворце посреди прелестного сада с фонтанами.

На самом деле Сулейману-ибн-Дауду вовсе не нужны были девятьсот девяносто девять жен, но в то время у всякого было по нескольку жен, так что царю, конечно, приходилось брать себе еще больше, чтобы показать, что он царь.

Одни из них были красавицы, другие просто уроды. Уроды вечно враждовали с красавицами, и те от этого тоже становились уродами, и все они ссорились с Сулейманом-ибн-Даудом, что причиняло ему большие страдания. Одна лишь прекрасная Балкида никогда не ссорилась с Сулейманом-ибн-Даудом, слишком уж она любила его. Она либо сидела у себя в золоченом дворце, либо гуляла по дворцовому саду, и ей очень было жалко Сулеймана-ибн-Дауда.

Конечно, если бы он пожелал повернуть у себя на пальце кольцо и позвал Джиннов и Афридов, они превратили бы всех его девятьсот девяносто девять жен в белых ослиц, или в борзых собак, или в зерна граната. Но Сулейман-ибн-Дауд боялся снова оказаться хвастунишкой.

Поэтому, когда его сварливые жены ссорились слишком уж громко, он только уходил в укромный уголок своего дворцового сада и проклинал тот час, когда он родился на свет.

Однажды случилось так, что они ссорились уже три недели подряд — все девятьсот девяносто девять жен. Сулейман-ибн-Дауд удалился от них, как обычно, в мирный уголок. И среди апельсинных деревьев он встретил Балкиду Прекраснейшую. И она сказала:

— О мой господин, свет моих очей, поверни у себя на пальце кольцо и покажи этим египетским, месопотамским, китайским, персидским царицам, какой ты великий и грозный владыка.

Но Сулейман-ибн-Дауд покачал головой и ответил:

— О моя госпожа, радость моей жизни, вспомни Зверюгу, которая выплыла из морской глубины и посрамила меня перед всеми зверями, какие только есть на земле, из-за того, что я вздумал похвастаться. Теперь, если я стану хвастать перед этими персидскими, абиссинскими, китайскими, египетскими царицами лишь из-за того, что они надоедают мне своей болтовней, я могу еще сильнее осрамиться.

И Балкида Прекраснейшая сказала в ответ:

— О мой господин, сокровище моей души, что же ты будешь делать?

И Сулейман-ибн-Дауд ответил:

— О моя госпожа, услада моего сердца, придется вверить свою судьбу в руки тех девятисот девяноста девяти цариц, которые выводят меня из терпения своими беспрестанными ссорами.

И он пошел мимо лилий и японских локатов, мимо роз, канн и пахучего имбиря, которые произрастали в саду, и пришел к огромному камфорному дереву, которое прозвали Камфорное Древо Сулеймана-ибн-Дауда. Но Балкида спряталась меж высоких ирисов, пятнистых бамбуков и красных лилий, чтобы быть поближе к возлюбленному своему Сулейману-ибн-Дауду.

В это время под деревом пролетали два мотылька. Они ссорились.

Сулейман-ибн-Дауд услыхал, что один из них сказал другому:

— Как ты смеешь говорить со мною так дерзко и грубо? Разве ты не знаешь, что стоит мне топнуть ногой — и разразится гроза, и весь дворец Сулеймана-ибн-Дауда, и весь этот сад провалятся в тартарары!

Тогда Сулейман-ибн-Дауд забыл про всех своих девятьсот девяносто девять сварливых жен и засмеялся. Он смеялся над хвастовством Мотылька, и смеялся так долго, что затряслось даже камфорное дерево. И он протянул палец и сказал:

— Поди-ка ты сюда, человечек!

Мотылек страшно испугался, но ничего не поделаешь, пришлось ему подлететь к Сулейману-ибн-Дауду и сесть, трепеща крылышками, на его протянутый палец. Сулейман-ибн-Дауд наклонил голову и тихонько прошептал:

— Ах, человечек, тебе же отлично известно, что, сколько бы ты ни топал ногой, от этого не шелохнется даже травинка! Почему же ты так беззастенчиво лжешь своей жене? Ведь это верно, что она твоя жена?

Мотылек поглядел на Сулеймана-ибн-Дауда и увидел мудрейшие очи царя, мерцавшие, как звезды в морозную ночь. И он сложил крылышки, и наклонил голову, и собрал все свое мужество, и сказал:

— В самом деле, это моя жена, а ты сам хорошо понимаешь, что они такое, наши жены.

Сулейман-ибн-Дауд ухмыльнулся в бороду и ответил:

— Да, брат мой, мне это отлично известно.

— Надо же держать их в послушании, — сказал Мотылек. — А моя жена ругает меня уже целое утро, и я припугнул ее, чтобы она перестала бушевать и браниться.