Журнал «Если», 1995 № 07 - Волков Павел (мир бесплатных книг TXT) 📗
Кроме того, — и это очень важно — нужно было изменить генетический код, чтобы существа, которым предстояло стать донорами, могли спариваться только с подобными себе, таким образом наследственно закреплялись основные положительные признаки доноров.
Остальное было делом техники. Трижды Пиллей обрабатывал направленным излучением всю планету. Через сто оборотов планеты вокруг светила Пиллей уже имел приличные колонии доноров. Чтобы было удобнее наблюдать за развитием донорских колоний в различных климатических зонах, он ввел поправку на пигментацию кожи, разделив ее на четыре условные группы: белую, желтую, красную и черную.
Пиллей ожидал прибытия первого транспорта с личинками-зародышами Разумов, которым было суждено из бестелесных, слабо защищенных субстанций стать Властелинами Системы. Кто знает, может быть, именно им удастся решить проблемы Времени. Родители всегда надеются, что их дети будут умнее и счастливее, чем они. Пиллей ждал транспорт. До его прибытия было еще много времени.
Постепенно Тип успокоился, но руки его продолжали дрожать.
— Чем я могу тебе помочь? — спросил Игорь.
— Нужен контакт, прямой контакт с Наместником. Я на него пойти не могу — меня он сразу заблокирует или даже разрушит. Ты можешь. Он тебя не знает. Он будет говорить с тобой. Правда, он не захочет отпустить тебя обратно, но в этом я помогу — у меня есть кое-что в запасе.
— Ты хочешь убедить Наместника продолжать работу Питомника?
— Нет, это бессмысленно. Есть другая идея. Дело в том, что за много-много поколений изменились сами люди. Их мозг, обширный и емкий, был разработан Наместником так, чтобы удобно и легко было разместить в нем личинку и чтобы был резерв для развития Разума. Но до сих пор мы не освоили и пятой части мозга. Но ведь и остальная часть не бездействовала. Мозг стал развиваться автономно. Наместник об этом знает. Человечество, как ни парадоксально, продолжит свое развитие, даже если Разумы будут изъяты.
— Теперь понял. Ты считаешь, что Наместник должен оставить Землю в покое.
— Для этого мне нужен ты. Он тебя не убьет, ведь ты почти созревший Разум. У меня есть аппаратура, фильтры, программа — нужно только твое согласие.
— Ну что ж, давай попробуем.
По крутой винтовой лестнице они спустились вниз, Игорь прикинул: метров на двенадцать. Здесь было тихо и тепло. Не жарко и не душно, слегка пахло чем-то пряным, сладким — патокой, что ли. В помещении стоял стол, похожий на операционный, большую часть комнаты занимал мощный компьютер. Он включился, и сухой, слегка шепелявый голос произнес:
— Здорово, мужики.
— Привет, — ответил Игорь и сел на стул.
— Извини, что я тебе о нем сразу не рассказал. — Тип прошел к компьютеру и подрегулировал звук.
— Это Василий, хороший парень. Когда он совсем собрался уходить, не имея возможности для перевоплощения в человека, я его в кота хотел запустить, а он пожелал — в этот железный сундук. Но с котом мне было бы веселее.
…Нет, Игорь даже не вздрогнул, не закричал. Удар, который он получил, был настолько силен, что не оставлял сил ни на крик, ни на вздрагивание. Если бы не защитная система Типа, через шесть минут его телу можно было бы поставить сразу три диагноза: мощный инсульт, обширный инфаркт и скоротечная чахотка. Но за тело боролись Тип и Василий.
А Игорь вспомнил свои прошлые сны и кошмары с отчаянной грустью, как о чем-то хорошем и теплом. Только сейчас он понял, что такое настоящий кошмар. Сейчас его Разум, да что «его Разум» — это же он сам, его самого разрывало на части, на куски, вытягивало, скручивая и сминая, отделяя, отрывая, отдирая от тела, от мозга, от него самого, к которому он так привык за многие годы.
У человека можно украсть или отнять все — вещи, жену, родину, — но нельзя лишить его воспоминаний: вкуса молока и хлеба, встреч с друзьями, схваток с врагами. Отнимите у человека память — и вы убьете его.
— Только удержись первые секунды, — предупреждал Василий, — дальше будет легче. Если Наставнику не удастся тебя сразу изолировать, он поймет, что наткнулся на блок, и не будет зря расходовать энергию.
Только удержаться… удержаться… удержаться — тикало в голове.
— А за что ты так упорно держишься? — раздался тяжелый, бесстрастный голос.
— За жизнь!
— Какую «жизнь»? Ты не видел настоящей жизни, малыш. Ты даже не совершил первого полета в Системе, а толкуешь о какой-то жизни.
— Я говорю о том, что знаю!
— Ничего ты не знаешь…
На Земле сменилось множество поколений. Сейчас Пиллей размышлял и анализировал. Нет, нигде он не допустил серьезной ошибки. Может быть, при введении личинки нужно было блокировать свободные участки мозга донора? Но как бы зто сказалось на развитии Разумов? Нет, зто не было ошибкой!
Пиллей ни о чем не жалел. Он искал решение. И был уверен, что найдет его. Даже последнее собрание Кольца не выбило его из колеи.
— Эти Древние… Старики, давно забывшие выход из Центрального Совета к чему-то живому и не вылетавшие в районы Системы, где нет трансляторных линий перемещения и контакта! И эти мастодонты от науки и управления пытались учить меня управлять моим Питомником!
Пиллей уже давно не разделял себя и Питомник. Это был верный признак — пора менять работу. И все же, что делать с Питомником?
Успокаиваясь, он понимал, что напрасно винит Древних. Они очень грамотно обследовали Питомник, запустив под Контрольное Поле зондирующие дискокапсулы. И программа дискокапсул была превосходно сделана. Начав со сбора образцов минеральных и органических соединений, они добрались даже до социальной и психологической основы совместной парно-половой жизни доноров, отметив в отчете увеличение количества разводов. По мнению экспертов, Пиллей ошибся и здесь, вовремя не скорректировав поведение доноров, что привело к уменьшению рождаемости и ухудшению воспитания подрастающих доноров — из этого следовал категорический вывод: развитие Разумов замедлилось вследствие нравственного дискомфорта. Они нашли еще кучу причин, почему из Питомника уменьшился выход Разумов.
За помощью и советом к Пиллею никто не обращался. Точно по программе дискокапсулы носились в атмосфере, создавая свечения, шумы, нарушая магнитные поля, делая анализы структуры биоорганизмов, организуя похищения и пристрастные допросы доноров. Вся информация, минуя Пиллея, уходила в Центральный Совет.
До поры до времени Пиллей не обращал внимания на эту возню, которая именовалась «Чрезвычайное комплексное обследование Питомника БА-001 с целью выяснения причин падения его продуктивности и выработка рекомендаций по совершенствованию работы Питомника».
Ни черта не поняли эти Древние, хотя получили информацию едва ли не большую, чем сам Пиллей. Когда его подключили к Кольцу Совета — он им так все и выложил…
— Ты слишком засиделся в провинции, — изрек председатель, — совсем одичал.
— А может, в его словах есть доля истины, — вступил в разговор Шаран, один из Древних. — Послушай-ка, Пиллей, ты веришь, что доноры обладают своим собственным сознанием. Я не буду употреблять твой термин — «своим разумом» — это, пойми, звучит нелепо. Давай поговорим о возможном наличии собственного сознания. В этих терминах будет проще объясняться.
— Согласен, — уверенно отвечал Пиллей, — только сознание не вполне собственное. Это, скорее, «наведенное» сознание. Впервые я заметил влияние Разума на доноров, когда среди людей — так я их привык называть — очень широко распространились легенды о полетах, левитации. Этому способствовали, конечно, те дефективные Разумы, которые уходили в полет вместе с телом донора, Икар, например. С ними я боролся известными вам методами. Но не в них главное. Видимо, обширный донорский мозг начал формировать свое подсознание с этого яркого образа. Полет они воспринимают как вершину возможностей своего тела, ведь все их мысли связаны со своей оболочкой, поэтому и «наведенное» сознание началось с мечты о полете.