Пылающие скалы - Парнов Еремей Иудович (книги полностью .TXT) 📗

— Я вам ещё вафелек свежих захватила.

— Спасибо, девуличка, получи. Так на чём мы остановились? — спросил, пробуя с ложечки горячий чай, Логвинов, когда девушка упорхнула.

— Я говорю о том, что наш процесс преждевременно сопоставлять с существующим, — совладав с собой, отчеканил Кирилл. — Чтобы выявить плюсы и минусы, нам нужно выйти на полузаводской масштаб, Порфирий Кузьмич. Только за этим мы к вам и обратились, отнюдь не посягая на её величество металлургию.

— Логично, — подумав, признал директор, но тут же поправился: — Однако не совсем. Во-первых, я вижу пока сплошные минусы и никаких плюсов, — загнул палец. — А во-вторых, не могу не печься о престиже родного завода. Да нас с вами засмеют, дорогие хлопцы! Это же всё равно, что деревенские прялки на Трёхгорке установить. Даже хуже! Любой поиск имеет право на существование, если видна конечная цель. Понимаете вы меня?

— Понимаем, — изо всех сил стараясь держаться спокойно, заверил Кирилл. — А у нас она как, вообще не просматривается?

— Опять двадцать пять! — обречённо махнул рукой Логвинов. — Я ему про Фому, а он — про Ерёму. О чём можно балакать, когда нет перспективы получить качественный металл? Мы не купцы-охотнорядцы, чтобы палить ассигнации из одного любопытства.

— Разве нельзя выжечь вредные примеси с помощью электрометаллургии? — Кирилл незаметно для себя дробно постукивал по ковру подошвой. — Я уж не говорю о том, что наш способ позволяет обогащать руду, причём задарма, за счёт газов, образующихся при коксовании. Насколько я знаю, их, за редким исключением, даже не улавливают, сжигают.

— Обогащать? Это что, ваша, так сказать, программа-минимум? Последний рубеж отступления?

— Допустим.

— Тогда вообще говорить не о чем, — Логвинов заглянул в заявку. — Вы, если не ошибаюсь, дробите руду почти до порошка, а мне в домне такого не требуется. Вот вам и задарма!.. Пойдём, однако, далее. Я, например, никак не принимаю ваш выпад по адресу коксохимии. Если газ ещё где-то жгут, то за это судить надо. И вообще, хлопцы, куда вы глядите: в прошлое или в будущее? Замахнулись вроде на большое, а кончили чем?

— В будущее мы смотрим, в будущее! — не сдержавшись, выкрикнул Кирилл. — Это вы, Порфирий Кузьмич, упорно стараетесь ткнуть нас носом в остывший след. Если вы действительно не видите принципиальных новшеств, то тогда говорить, ваша правда, не о чем.

— О принципиальных новшествах рассуждать, на мой взгляд, преждевременно. Скажем лучше, потенциальных…

— Пусть потенциальных, — согласился Кирилл. — Если они налицо, помогите нам продолжить эксперимент. Это единственный способ получить ответ на все вопросы. Я уверен, что дело пойдёт и мы сумеем довести свой чисто химический цикл до качественного металла.

— И я уверен, — с весёлым озорством поднял подстаканник Марлен. — Уж вы помогите, Порфирий Кузьмич! Будущее само не приходит. Его нужно постепенно готовить, растить. Вы ещё помянете нас добром.

— Дети, — фыркнул Логвинов. — Чисто дети. Ну, что мне с вами делать? — Он задумался, подперев кулаком тяжёлый раздвоенный подбородок. — Давайте договоримся следующим образом. Вы разработаете подробный проект — расчёты, синьки и всё такое… Можете?

— Можем! — с готовностью вскочил Марлен.

— Вот и ладно. Документацию пришлёте на моё имя, а там видно будет. — Логвинов озабоченно заглянул в записную книжку, явно давая понять, что аудиенция окончена.

На том и расстались.

— Не густо, — почесал макушку Кирилл, стоя в ожидании такси под козырьком южного подъезда.

— И на том спасибо, — успокоительно заметил Малик. — Мы же фактически с голыми руками припёрлись.

— Он нас и отчехвостил по первое число. Ничего не скажешь, цепкий мужик. Бьёт наповал — в самое солнечное сплетение… А я ещё глупость сморозил с этой серой и фосфором. Они определённо возгоняются при пиролизе. Кристаллическая сера уже при комнатной температуре парит… Нечего сказать, химики! — подосадовал Кирилл. — Неприятно.

— Что в лоб, что по лбу. Не вижу принципиальной разницы. Вполне достаточно того, что вредные примеси имеются в руде. Мы и сами знаем, что почём. Флюсы всякие и прочая металлургия. Мы уже битые-перебитые.

— Неудобно вышло. Он на меня, как на щенка, поглядел, когда я эту глупость сморозил.

— Ничего, рассосётся.

— Значит, так, — Ланской решительно тряхнул головой. — Хватит валять дурака. С завтрашнего дня делаем полный баланс по сере и фосфору: руда, топливо, отходящие газы, металл. Дашь задание лаборанткам.

— Легко сказать, дашь задание! — приуныл Малик. — Попробуй…

— Это твои проблемы, — холодно оборвал Кирилл. — Раскрывай зонт, кажется, такси.

Дома Кирилла ждала открытка от Томки-Рыбы. Она жила в палаточном лагере аквалангистов в Приморье, взахлёб хвалила подводную охоту и приглашала его приехать в отпуск.

“Почему бы нет? — решил он. — Идеальное место, где можно продумать всё до конца. Океан, уединение, кристальная ясность”.

Он ещё раз перечитал корявые торопливые строчки. Каменные окуни, камбала, волосатые крабы — от этого сладко щемило сердце. Но более всего привлекало название места, где находился лагерь, — бухта Идола. Оно пробуждало жгучие грёзы детства. Вспоминались любимые книги: “Остров сокровищ”, “Робинзон Крузо”, Миклухо-Маклай… Как давно он не перечитывал их!

Кирилл вытащил из-под дивана брезентовый чехол с пневматическим ружьём. Любовно протёр замшей оксидированную, покрытую тончайшей плёнкой смазки поверхность, проверил, как заточены гарпунные наконечники. Остановка была за малым. Авиабилет Москва — Владивосток — Москва стоил, наверное, рублей триста, не меньше. Срочно требовалось придумать нечто оригинальное. Особо ломать голову, впрочем, не приходилось. Поиски оптимального варианта так или иначе сводились к беспощадной дилемме: либо продать двухтомник Бердслея, либо занять у кого-нибудь под будущие гонорары в реферативном журнале.

Третьего, как утверждает латинская мудрость, увы, не дано.

XI

Побывав в павильоне у Неймарка, Светлана Андреевна пришла к выводу, что ежи, особенно дисковидные, являются живыми накопителями марганца. Иначе откуда у них этот густо фиолетовый, с тяжёлым металлическим блеском оттенок?

— Вполне возможно, — без особого энтузиазма встретил гипотезу Александр Матвеевич. — Это нетрудно проверить, но меня, очаровательница, ежи интересуют лишь постольку, поскольку… Сугубо утилитарно. А вы займитесь, займитесь.

Она занялась. И не только из чистого любопытства. Железомарганцевые конкреции, чьи тяжёлые ядра залегают на большой глубине в самых разных точках Мирового океана, давно привлекали её внимание. Нераскрытая тайна их образования может быть и не связана с деятельностью диатомей, однако руководство кафедры даже специально нацеливало Рунову на эту проблему, обещавшую приобрести огромное народнохозяйственное значение. Судя по зарубежным публикациям, промышленной добычей конкреций, содержащих, кроме всего, вольфрам, молибден и другие ценнейшие элементы, всерьёз заинтересовались самые крупные металлургические концерны.

Словом, неожиданное предположение могло пролить на загадку добавочный лучик света.

— Дисковидных видимо-невидимо в бухте с малоприятным названием Холерная, — навёл её на цель Беркут. — Видите вон ту сопку? — спросил он, показывая на зелёный гребень, поросший скрюченными дубками. — К ней ведёт тропинка. Она огибает сопку, спускается в небольшой распадок и вновь забирается на гору, ту, дальнюю, голубую. Оттуда видна бухта. Спускайтесь прямо по склону. Так выйдет короче. Только снимайте с себя клещей…

Об этих клещах — переносчиках энцефалита — Светлана слышала ещё в Москве. Дело, конечно, не очень весёлое. Но случаи энцефалита были довольно редки, и она особенно не беспокоилась, хотя чувствовала к клещам понятное отвращение. Она пошла в сопки, взяв лишь кусок хлеба с солью, флягу с водой и неизменный “комплект номер один”: ласты и маску со шноркелем note 1 . Сначала дорога была ясно видна. Чёрная колея со следами протекторов и оленьих копыт вела в рощу широколистного маньчжурского дуба. Мутное небо неожиданно прояснилось, и зелёный распадок ожил. В папоротниках и высокой полыни заскрипели цикады, затрещали кузнечики и сверчки. Всё засверкало, запахло буйно и остро, как в день творения. Радужными нитями обозначались фермы хитроумных паучьих конструкций. Огромные мохнатые крестовики живее стали укутывать в серебристые коконы пёстрых бабочек.