Серебряная тоска - Валигура М. (читать книги полностью без сокращений бесплатно .txt) 📗
Я схватил лопату и бросился к вагону.
- Да он бешаной! - услышал я за спиной голос Петро.
- Та не... Ентузиаст, - хмыкнул Митяй. - Токо посмотрим, как долго его ентузиазму хватит.
Я молча стиснул зубы и набросился на вагон - распахнул боковой люк и вонзил лопату в чернь угля. Массивная кипа вывалилась наружу. Митяй и Петро, один скривив губы в ухмылку, другой раззинув рот, наблюдали.
- Помогайте, а то денег не получите, - зло кинул я.
- Не, в натуре, Митяй, - промямлил Петро. - Глянь, парень старается.
- И пусть старается, - махнул рукой Митяй. - Нам-то что за дело.
- Так мы ж вместе работаем, - растерянно сказал Петро.
- Работаем! Та ты посмотри, шо он за работник! Мы ещё перекурим, а потом сделаем в два раза больше, чем он. Слышь, ентузиаст, сигарет у тя не будет?
- Не курю, - злобно ответил я.
- У меня есть, - сказал Петро.
- Ага! - обрадовался Митяй. - Покурим назло ентузиасту?
- Ну, давай... покурим, - краснея ответил Петро.
Он вынул "Приму", и они с Митяем задымили, усевшись на рельсы.
- По-прежнему не куришь, ентузиаст? - осведомился Митяй, с нарочным удовольствием затягиваясь и отплёвывая табачные крошки изо рта.
- По-прежнему работаю. А ну, берите лопаты.
- Нашёл дураков за четыре сольдо, - сынтелектуальничал Митяй.
- Значит, я тут один дурак?
- Выходит, да.
Я принялся выгребать уголь с удвоенной энергией.
- Слышь, Митяй, давай подсобим, неудобно. - Петро сделал попытку встать с рельс, но Митяй положил ему тяжёлую руку на плечо.
- Докурим. Парень любит пахать - пускай попашет.
- Так нечестно же...
- С хера ли ты знаешь, что есть честно, а что нет? - ухмыльнулся Митяй.
- А вот знаю! - Петро вскочил с рельсов и бросил недокуренную сигарету на щебёнку. - Когда один пашет, а остальные курят - это нечестно. Это я знаю. - Он схватил лопату.
- Бунт на корабле? - лениво спросил Митяй.
- Игорёшка, счас я тебе помогу! - Петро набросился на уголь справа от меня.
Вдвоём работа пошла гораздо быстрей.
- Отак мы его, - радостно приговаривал Петро. - Отак... А ты, ваще, чем занимаешься?
- Стихи пишу.
- Вот я и смотрю - мускулы слабые... То есть, в смысле, стихи?
- В смысле - стихи.
- В смысле - как Есенин?
- В смысле - как Матушинский.
- А кто такой Матушинский?
- Ну, типа Пушкина.
- А, знаю. В школе проходили. Я, там, типа, памятник себе воздвиг... этот, как его...
- Нерукотворный, - подсказал Митяй, загашивая сигарету о рельсы и подымаясь. - К нему не зарастёт народная тропа. - После чего прочёл всё стихотворенье до конца.
- Чё зенки вылупил, стихотворец? Ты думаешь, единственный поэт, который уголь разгребает? А вдруг и я такой?А? Слухай:
- Кто себя отважится понять Тот простую истину оценит Женщина способна изменять А рука мужчине не изменит. Ну как?
- Рифма и размер есть. А смысел - дубовый.
- Ну ты даёшь, Митяй! - восхитился Петро. - Да ты ж, выходит, поэт! Прям, Пушкин. Не?
- Рука в говне, - мрачно буркнул Митяй. - Мне, вон, интересно, что Матушинский - правильно так тебя, да? - скажет.
- Разгружаем уголь, - сказал я.
- Не, ты мне, мальчик, не юли. Ну чё, говнянку я написал?
- Да ничего ты не написал. - Я воткнул лопату в уголь. - Такие стихи пишут на стенах туалета. Хотя у тебя, может, и поэлегантней.
- Смотри-ка, какой дипломат! По-э-ли-гант-ней! Да я, может, родился в туалете, живу в туалете и в нём же и помру. Да что я, не вижу, что ли, ты ж ненавидишь таких людей, как я, как Петро, как мои друзья - чёрных работяг. Ты ж, сука, выше этого. Только вы ж, блядь, интеллектуалы, сами или кочегарами работаете, или дворниками, или, вот, уголь... Та хер со мной, здесь я понимаю, за что ты Петро презираешь?
Петро удивлённо вскинул брови.
- С чего ты взял, что я вообще кого-то презираю?
- Ну, это же естественно... Или я чего-то не понимаю в жизни. Ты же ставишь себя выше всех остальных.
- Нет. Это ты ставишь себя выше всех остальных.
- Тем, что представляю из себя такое дерьмо?
- Да ты и в этом находишь кайф.
- А ты не дерьмо?
- Нет, - ответил я. И, подумав, повторил: - Нет.
- Везёт. Если ты не соврал. А не верю. Никому не верю. Ну что, показать тебе, как лопатой уголь выгребают? - И накинулся на кучу угля в вагоне, с остервенением выкидывая его на рампу. Работал он действительно залихватски. Сил в нём, невзирая на возраст, было куда больше, чем во мне. Внезапно он откинул лопату и нарочито тихим голосом сказал:
- Ну, читай.
- Чего читать?
- Блядь, стихи свои.
- А тебе они зачем?
- Читай.
- Господи! Да неужели в этой стране даже разгребатели угля не могут просто разгребать уголь!
- Не юродствуй ты, Игорь сраный Васильевич. Читай.
-Читаю:
На взбесившейся постели Я не сплю вторую ночь Я на адской карусели Уношусь отсюда прочь Кто тут змеи или черти Или просто дребедень Или алкогольной смерти Подползающая тень Здесь царят миры другие И щелчку подставив лоб Литургию летаргии Вдохновенно служит поп Опустив хмельные веки Прославляет он в веках Наши водочные реки В огуречных берегах Безъязычные пророки Серафимы-фраера Вылетают пенясь строки Из-под пьяного пера То сознаньем крыльев гордый То беспомощный до слёз Конь-Пегас зарылся мордой В поэтический овёс На него уселась криво Раня буквами бока От похмельного курсива Окосевшая строка И склонилась к изголовью Чтоб ударясь о стакан Заклевать себя до крови Как блаженый пеликан.
Митяй схватил лопату и тут же бросил её назад. Отвернулся от нас и ушёл за вагон. Оттуда раздались вдруг его всхлипы.
- Эх ты сука! - сказал Петро. - Чё ж ты друга моего расстроил? Я ж тебя счас...
- Не трогай его, дурак. Если б ты понимал, что он написал...Стишки написал...
Да, понял, Петро? Херню он написал. Слышь, Петро? Рифмованную херню.
- А чё ж ты плачешь? - простодушно поинтересовался Петро.
- А кто сказал, что я плачу? У меня просто насморк.
Митяй вышел из-за вагона, схватил в руки лопату. С полминуты мы втроём ожесточённо разгребали уголь. Затем Митяй повернулся ко мне и сказал:
- Я тебя ненавижу.
- А я тебя - нет.
Митяй бросил лопату.
- Чтоб не убить тебя. - И ушёл за вагон.
- А чего это всё? - спросил Петро.
- Доразгребём, - коротко ответил я.
- А Митяй?
- Пускай отдохнёт. Тебе ж, надеюсь, не жаль за друга поработать.
- Не, конечно не. Токо я не нонимаю...
- А чего понимать. Давай разгребать уголь.
- А Митяй?
- Говорю ж, пусть отдохнёт. Вы, вообще, как - друзья, что ли?
- Ну-у... он мне вроде заместо отца. Сам-то я детдомовский. А Митяй из меня человека сделал. Хороший он.
- А обращается с тобой, как с лакеем.
- С кем?
- Ну, как со слугой.
- Дурак ты, врёшь ты всё. А токо я для Митяя всё одно, всё сделаю. А будешь на него гнать - так я тебя лопатой пристукну.
- Ладно, Петро, не сердись на меня. - Я положил ему руку на плечо. Давай, что ли, покурим.
- Так ты ж не куришь.
- Курю. Зови Митяя. Покурим, а там уж и за уголь примимся.
Петро кликнул Митяя:
- Митяй, пошли покурим с Игорёшкой.
- Не куришь, значит? - Митяй появился из-за вагона с кривой ухмылкой на лице. По ухмылке этой ни за что нельзя было догадаться, что человек этот несколько минут назад плакал.
- Курю. Уже.
- Чужие сигареты, конечно.
- Конечно, - спокойно ответил я. - Своих-то нет.
- Та ладно, Митяй, жалко, что ли, - смущённо выступил Петро.
- Мне не жалко, - пожал плечами Митяй. - Сигареты твои.
Мы уселись на холодную рампу, свесив ноги в проём между рампой и поездом, и закурили трухлявую "Приму".
- А стихи твои, честно скажу, - говно, - выдохнул дым Митяй. - Сам понимаешь, почему. Слишком хорошие.
