Следы на воде (СИ) - Петровичева Лариса (книги онлайн .TXT) 📗
Ну что, с наступившим? из бутылки Миша выцедил шампанское на два полных бокала и пододвинул один из них Алине.
С наступившим.
За ночь шампанское совсем выдохлось, но еще одним принципом Миши было не давать пропадать добру. Осушив свой бокал, Алина вернулась к торту. Какое счастье, что телу нет дела до проблем души, и оно просто хочет кушать, как и положено молодому растущему организму, которых провел всю ночь на улице и изрядно замерз.
а вниз горели фонари и светились окна, и впереди сияла гирляндами Главная Елка города, возле которой вовсю шли народные гулянья, и трещала пиротехника, делая площадь похожей на поле боя все далеко-далеко, недостижимо, неважно. А над головой ветвились металлическим лесом антенны, а выше были звезды. Невидимые из-за туч и огней, но, тем не менее, ты знала, что они там
И наши тоже неплохо посидели судя по всему.
Миша усмехнулся.
Судя по всему, Мазер-факер в глубоком обломе. И вроде бы все ему благоволило, а вот на тебе
Алина выразительно скривилась.
Глаза б мои его не видели, знаешь развратника старого.
Двадцать шесть лет, заметил Миша.
И черт бы с ним.
Кстати, разделавшись с апельсином, Миша принялся за селедку под шубой. Общепринятый порядок приема пищи ему не нравился, и Миша ел то, чего ему хотелось в данный момент, если что, то есть статья в у-ка-рэ-фэ. Как раз про старых развратников.
Учту, сказала Алина и взяла пирожок. В пирогах мама знала толк: тонкое тесто, сочная начинка и главное размер чуть ли не с тарелку. Неудивительно, что гости их смели, оставив только две штуки, да и то потому, что больше не лезло.
А потом Алину угораздило посмотреть в зеркало.
Зеркало занимало почти всю стену. Оно досталось Алтуфьевым на распродаже по удивительно низкой цене, хотя папа, антиквар-самоучка, уверял, что на самом деле оно стоит немерено. И сейчас Алина видела в нем не привычное отражение комнаты, а какой-то, что ли, склад маленькое окошко и ящики, ящики, ящики, большие и маленькие, деревянные и картонные, всякие. На одном из них сидел человек, строгий, аккуратный юноша в круглых черных очках. Заметив, что Алина смотрит на него, он улыбнулся и помахал ей рукой.
Алина зажмурилась и помотала головой. Салат перевернулся в желудке и медленно пополз на выход, к горлу.
Юноша поправил очки и кивнул, так, что это вполне могло сойти за поклон.
Не хотел вас испугать, промолвил он. Алина сглотнула, сдерживая тошноту. Привиделся ей огненный силуэт с распростертыми крылами, выросший вдруг из фигуры юноши, и само по себе пришло имя: Корат.
Миша ничего не видел. Не отрываясь от селедки, он нашарил пульт, и Сердючка радостно объявила, что все будет хорошо. Алина поднесла руку ко рту и побежал в туалет.
После рвоты накатила такая слабость, что она сползла по стеночке на пол, и, когда на ее плечо легла тонкая, почти невесомая рука, не смогла даже вскрикнуть.
Свои очки Корат снял и теперь смотрел прямо перед собой невидящими бледно-голубыми глазами. Почему-то Алине казалось, что касаясь ее, ангел подпитывается, заряжается, словно сотовый телефон.
Она выпрямилась. Не хотелось быть перед ним на корточках. Рука соскользнула по Алининому плечу. Сжала ее ладонь.
Зеркала, сказал Корат. Подобные мне пользуются зеркалами для перемещения по мирам. Поэтому если я вам понадоблюсь, откройте пудреницу и позовите. На худой конец сойдет даже полированный стол.
Алина не знала, что сказать. Снова, уверенно и упрямо толкнулась мысль о сумасшествии.
Вы совершенно здоровы, мгновенно откликнулся Корат. Я пришел сказать, что вам незачем беспокоиться в любом случае вы имеете право на выбор, это признают даже такие твердолобцы, как Провозвестник.
Алину качало. И раз-два-три, мы плывем на корабле, и три-четыре-пять, палуба уходит из-под ног.
Но я очень прошу вас: будьте осторожны. Выбор может спасти, а может и погубить.
Я не хочу быть богом, прошептала Алина. Корат кивнул.
Совершенный, не мне вам говорить, кем быть. Просто подумайте ибо решение будет окончательным.
Ангел улыбнулся и вынул из нагрудного кармана очки. Аккуратно надел их, поправил волосы и сказал:
Если вас интересует судьба Узиля, то он жив и здоров, правда огреб не по-детски, если выражаться, как люди
Тута дверь бесцеремонно рванули и открыли. Корат исчез с легким хлопком, отразившись, видимо, в собственный очках, а Алина увидела родителей.
В гневе. И в ужасе.
Еще она увидела то жаль, что не в человеческих силах было испаряться по-ангельски в иные миры. Сердце стукнуло и обрушилось куда-то в невообразимую глубину, чтобы вернуться после семисекундной паузы и задолбить в ребра с бешеной скоростью, срывая дыхание.
Мама держала в руках дневник Алины, и ее лицо было просто неописуемым. Из зала вышел Миша, глядя изумленно и непонимающе.
Готово дело, сказала мама. Спятила.
И из ее глаз хлынули слезы.
* * *
Алине хотелось умереть.
Жизнь в психиатрической клинике не давала такой возможности.
Дурка была хорошая, одна из лучших в стране. Семь корпусов старинной постройки (богоугодное заведение основали купцы Гребенщиковы за пятьдесят лет до первой русской революции) располагались за городом, в полях, что вероятно должно было вселять покой в душе помешанных. По всей видимости, тому же способствовали решетки на окнах, постоянный контроль со стороны медперсонала, уколы и терапевтические беседы с врачом.
Врач был молодой, белый и гладкий, словно снежная баба. Он все время улыбался и крутил толстое обручальное кольцо на безымянном пальце (проблемы в семейной жизни, если верить Фрейду). Будем лечить, безмятежно заверил он Алтуфьевых старших. Считает себя богом н-да, шизофрения, конечно дурная наследственность Вылечим! А дневничок оставьте, я ознакомлюсь подробнее. Алина представила, как его пухлые пальцы будут перелистывать страницы, и это было так похоже на вскрытие, препарирование, что она расплакалась.
Ей сразу же сделали укол.
Уколов было много. От них Алина тупела и впадала в полусонное оцепенение, напоминая самой себе осеннюю муху на окне, которая едва перебирает лапками. В таком полутрансе она сидела на койке и смотрела на стену, туда, где отслаивалась краска: вот пятнышко ближетак близко, что застревает соринкой в глазу, а вот оно удаляется совсем не видно. В голове царил какой-то молочный туман, а мысли безвольно корчились и оседали хлопьями пепла.
Когда лекарство переставало действовать, и мир прояснялся, Алина принималась лихорадочно размышлять о том, что же делать весьма актуален был в дурдоме извечный вопрос русской интеллигенции. Побег, как выяснилось, был нереален. Легче было рвать когти из тюрьмы Алькатрас, чем из дурки: решетку не перегрызть, кругом охрана, двери на ночь запирают, а санитарки весьма субтильные с виду дамы обладали недюжинной силой. Захватить заложника и прорываться с ним? А чем, простите, его захватывать, пальцем? И далеко ли можно убежать в тонкой больничной пижаме по сугробам и в мороз?
Убедившись таким образом в невозможности побега, Алина стала думать о самоубийстве. Утопиться в душе? слишком мучительно, да и медленно; к тому же Алина всегда боялась утопленников, с тех пор, как в пять лет на ее глазах одного вытащили из прудика за дачным поселком устал сосед терпеть жену и тещу. Украсть в столовой ложку и заточить о стену? ага. Заодно объяснить постоянно присутствующей в палате сиделке, зачем это нужно, и попросить подержать руку нелегкое дело резать вены. Сам собой напрашивался уход во Внутренний Космос это идею Алина отвергла сразу же. Конечно, это легко. Даже приятно. Очень спокойно. Однако означает, к сожалению, только одно: кому. Лежать деревяшкой неведомо сколько времени и ходить под себя, чтобы потом в лучшем случае помереть окончательно, либо а это уже гораздо хуже ожить, превратиться в растение, которое нужно подкармливать, проветривать и просушивать; радостно пускать пузыри и ничего не соображать. Для такого варианта Алина была слишком брезглива.
