Большая операция - Уайт Джеймс (читать лучшие читаемые книги TXT) 📗

За время, оставшееся до конца путешествия, Конвей пообщался со связистами и астронавтами, побеседовал с капитаном, Эдвардсом и Саррешаном. Но к тому времени, когда „Декарт“ материализовался в системе Митбола, полезной информации о медицине на планете он получил очень мало, еще меньше он знал о самих здешних медиках.

Контакт с коллегами на Митболе был особенно важен для успешного выполнения его задач.

Но медицина и лечебная хирургия были совсем недавними достижениями, ставшими возможными после того, как эти существа научились вращаться, не меняя положения. Однако имелись смутные упоминания о существах другого вида, которые были кем-то вроде врачей. По описанию Саррешана, они, похоже, были отчасти врачами, отчасти паразитами, а отчасти хищниками.

Держать такого на себе было делом весьма рискованным. Часто это кончалось плачевно – пациент терял равновесие и погибал. Саррешан настаивал, что такой лекарь опаснее болезни.

Из-за сложностей с переводом он не смог объяснить, как же доктор и пациент общаются. Саррешан никогда не встречался с этими существами сам, да и те, с кем он общался, тоже не встречались. Самое большее, что ему удалось им растолковать: у лекарей прямой контакт с душой пациента.

– О, Господи! – воскликнул Эдвардс. – Дальше-то что будет?

– Это вы молитесь или облегчаете душу? – поинтересовался Конвей.

Майор улыбнулся и продолжил уже серьезно:

– Если наш друг употребляет слово „душа“, то только потому, что соответствующий эквивалент есть в трансляторе Госпиталя. Вам остается всего лишь запросить, что такое „душа“ по мнению этого электронного переростка.

– Боюсь, О'Мара снова начнет сомневаться, что я в здравом уме, – скептически заметил Конвей.

К тому времени, когда пришёл ответ, капитан Вильямсон успешно принёс свои извинения псевдоправительству Митбола, а Саррешан так красноречиво описал странности землян, что им гарантировали тёплый прием. Однако „Декарт“ попросили оставаться на орбите, пока не будет расчищена и обозначена удобная посадочная площадка.

– Согласно сообщению, – Эдвардс протянул Конвею распечатку радиограммы, – компьютер считает, что „душа“ – это просто „принцип жизни“.

О'Мара говорит, что программисты не хотели смущать машину религиозными и философскими понятиями, включая сюда и бессмертие души. Поэтому, по мнению компьютера, всё, что живет, имеет душу. Очевидно, лекари на Митболе вступают в прямую связь с „принципами жизни“ пациента.

– Вы думаете – лечение верой?

– Не знаю, доктор, – ответил Эдвардс. – Мне кажется, что здесь от вашего главного психолога проку мало. Ну, а если вы думаете, что я собираюсь вам помочь и снова дам вам мнемограмму Саррешана – поберегите голосовые связки.

Конвей был удивлен, насколько обычным выглядит Митбол с орбиты. И только на высоте десяти миль от поверхности планеты стали заметны медленные подергивания покрытого складками необъятного ковра из копошащихся на суше животных и неестественно спокойное море, похожее на густой суп. Только вдоль береговых линий наблюдалась особенно бурная активность. Здесь вода бурлила желто-зеленой пеной и кишела большими и малыми водными хищниками, яростно нападавшими на живущих на суше, а те, в свою очередь, не менее злобно накидывались на обитателей моря.

„Декарт“ опустился в двух милях от мирного участка побережья в центре района, помеченного ярко окрашенными буйками. Он был полностью скрыт облаками пара, поднявшимися при соприкосновении пламени с водой. Как только корма ушла под поверхность, тяга была уменьшена и корабль мягко опустился на песчаное морское дно. Вскипевшая от двигателей вода разошлась медленными волнами, а на корабль стали накатывать волны существ.

„В буквальном смысле“, – подумал Конвей.

Словно огромные влажные бублики, они выкатывались из зеленого водяного тумана к основанию корабля и начинали безостановочно кружить вокруг него. Они тяжеловесно огибали попадавшиеся на пути обломки скал и колючую растительность. Иногда, чтобы изменить направление, они принимали почти горизонтальное положение, но равномерное вращение всегда продолжалось, и существа держались друг от друга как можно дальше.

Конвей выждал некоторое время, чтобы дать Саррешану возможность спуститься по пандусу и должным образом встретиться со своими соплеменниками. Врач в легком скафандре, подобном тем, которые использовали в Госпитале в секторах для вододышащих. Это было сделано и для удобства, и для того, чтобы продемонстрировать местным жителям „необычную“ форму своего тела. Он шагнул с края пандуса и стал медленно опускаться на дно моря. Через транслятор он слышал беседу Саррешана, разговоры важных лиц и наиболее громкие выкрики из окружающей толпы.

Опустившись на дно, Конвей сначала подумал, что на него нападают. Все находящиеся в окрестностях корабля существа старались прокатиться как можно ближе к нему, а, проезжая мимо, каждый что-то говорил. Микрофон скафандра доносил до него звуки, похожие на беспорядочное побулькивание, а транслятор в силу своей несовершенности повторял одну и ту же фразу:

„Добро пожаловать, чужестранец!“

В их искренности сомневаться не приходилось – в мире, где все было наперекосяк, тепло приема было прямо пропорционально необычности приветствуемого. Они едва ли не сами просили задавать им вопросы.

Первым делом он обнаружил, что в его профессиональных услугах здесь не нуждаются.

Это было общество, члены которого никогда не прекращали движение по „городам“ и вокруг них. На Митболе не было жилых кварталов – „города“ представляли собой просто-напросто приспособления для производства, обучения или исследований. После работы „бублик“ высвобождался из сбруи на механически вращаемой раме и укатывал куда-нибудь по дну моря в поисках пищи, развлечений или странной компании.

Они никогда не спали, не вступали в физический контакт, кроме контактов, связанных с продолжением рода, тут не было ни высоких зданий, ни мест для захоронения.

Когда какое-нибудь из существ из-за возраста, опасного происшествия, столкновения с хищником или острым ядовитым растением останавливалось, никто не обращал на него внимания. Из-за выделения газов при разложении тканей внутри тела оно вскоре после смерти всплывало на поверхность, где его съедали птицы и рыбы.

Конвей беседовал с несколькими существами, слишком старыми, чтобы кататься самостоятельно. Их вращали в индивидуальных устройствах и кормили искусственным путем. Он так и не понял до конца, был ли это эксперимент или старики представляли для общества какую-то ценность. Но эти работы по гериатрии и оказание помощи при трудных родах оставались единственными видами оказания медицинской помощи, которые он до сих пор встретил.

Тем временем исследовательские команды картографировали планету и добывали различные образцы ее поверхности. Большая часть материалов отправлялась для обработки в Госпиталь, и вскоре после этого от Торннастора стали поступать детальные инструкции по оказанию медицинской помощи. По словам диагноста-патолога, Митбол нуждался в ней безотлагательно. Конвей и Эдвардс, которые изучили предварительные данные и ряд снимков с небольших высот, были с ним более чем согласны.

– Мы-то можем хоть сейчас поставить предварительный диагноз „заболевания“ планеты, – возмущенно говорил Конвей. – Они тут чертовски вольно обращаются с ядерным оружием. Но нам крайне необходимо, чтобы ситуацию оценили и местные медики. А у нас по-прежнему не решён вопрос вопросов…

– Есть ли в доме доктор? – улыбнулся Эдвардс. – И если есть, то где он?

– Так точно, – серьезно ответил Конвей.

Снаружи иллюминатора сквозь туман пробивался свет луны, отраженный в неторопливо-величавых волнах. Луна, которая приближалась к полости Роша [4], представит для обитателей Митбола еще одну большую проблему, но случится это лет эдак через миллион. Сейчас это был большой зазубренный серп, освещающий море, двести футов той части „Декарта“, которая возвышалась над водой, и на удивление спокойную береговую линию.