Гаугразский пленник - Дубинянская Яна (читать книги полностью txt) 📗
— Да, почему я? Принцесса всю игру так и сидит в горах. Это неинтересно.
Винс часто-часто захлопал ресницами, тоже абсолютно белыми. Не ожидал.
— Тогда ты тоже смертовик, да, Юсь? — спросил с надеждой.
— Ты сдурел? Разве я похожа на смертовика?
Рядом с нами мгновенно — она никогда не подвисает — проявилась Наставница:
— Юста, что это за слово — «сдурел»? Извинись и больше так не говори. А ты, Винсант, по-моему, придумал не очень хорошую игру. В следующий раз, прежде чем звать друзей, пофантазируй получше, хорошо? А сейчас, — ее голос сделался звучным и разнесся на всю группу, — все ко мне! Играем в «Море волнуется»!
Кто не знает, это такая игра для развития творческих способностей. Если честно, я ее не очень люблю, потому как считаю, что они, способности, у меня и так есть, а кричать что-то хором довольно глупо. Кроме того, «море волнуется» — это, сказала бы моя Воспиталька, ужас как нелогично. Море не может волноваться, оно не человек и не личностная программа, а всего лишь экосистема, лишенная интеллекта. У дельфинов он, может быть, и есть — но не у всей же системы сразу.
— Море волнуется раз!
Иногда я говорю «мама волнуется», что больше похоже на правду. Только надо чуть-чуть понизить голос — и Наставница ничего не заметит, она же слышит сразу всех, орущих глупости во всю глотку. Группа социализации, между прочим, — малая модель Глобального социума. А социум тоже экосистема, и ему интеллект опять-таки не положен. Хотя все по отдельности мы умные. Ну, кроме мальчишек.
— Море волнуется два!
Я, конечно, не сама все это придумала. Про малую модель и про экосистему говорила Лекторина на часах социологии и физической географии. А я только чуточку досочинила. И никому-никому не рассказывала, даже Дальке.
Только Робу — но он, по-моему, все равно не слушал. Он вообще редко слушает, что я ему говорю. Он уже очень большой.
— Море волнуется три — фигура дракона замри! Фигура готова?
— Да!!!
— Хозяин дома?
— Да!!!
… После коллективной игры Наставница разрешает нам группироваться по интересам. Причем по обоюдным, так что конопатому Винсу я сделала ручкой. Показала бы язык, но за дразнилки Наставница снижает индивидуальный балл. А мне его сегодня и так уже снизили, и тоже из-за этого мальчишки. Ну кто, скажите, станет с ними водиться?!
Мы с Далькой устроились подальше, в самом углу, и она раскрыла вместитель. Засунула в него руку и шарила так долго, словно внутри была дыра в пятое измерение. Это чтобы мне стало совсем невтерпеж и я сама попросила ее поскорее показать, что там у нее.
Но я выдержала, промолчала. И Далька наконец достала:
— Вот!… Знаешь, что это такое?
Ну а я-то думала…
— Знаю. Книга. У нас дома есть, только мама не позволяет трогать, потому что они анти… ак-ти-вари…
— Антиквариат, — запросто выговорила Далька. — Сама ты книга, Юська. Это альбом. Аль-бом!
Я протянула руку, но Далька отодвинулась, пристроила у себя на коленях и сама раскрыла… ну конечно, книгу, и нечего выдумывать. Альбомы у нас тоже есть: там внутри мутная пленка, из-под которой просвечивают эти, каких… фотки. Ну, цифроснимки, но очень тусклые и на бумаге. А тут — просто книжка с картинками.
— В альбомах фотки, — объяснила я.
— Так вот же фотки! Только не людей, а достопримечательностей. Это туристический альбом.
Далька знает кучу непонятных слов. Но я сделала вид, будто тоже их знаю, — спрошу потом у Воспитальки, а лучше у Роба. И с сомнением покосилась на раскрытую страницу:
— Если это не книга, почему там написано?
— Там написаны всякие глупости. Чтобы закрыть место под фотками. Вот возьми сама и почитай!
Она рассталась наконец со своим сокровищем и передала его мне в руки. Бумага была толстая и гладкая на ощупь, и картинка на ней, еще тусклее, чем обычные фотки, отсвечивала на сгибе, и ее было трудно рассмотреть как следует. Под ней и вправду оставалось много места, заполненного буквами. Я повернула альбом вертикально, чтобы можно было прочесть:
— «Миллионы трудящихся ежегодно поправляют здоровье в санаториях и пансионатах этого прекрасного уголка нашей Родины. Горный воздух, морские купания и свежие фрукты надолго останутся в вашей памяти». Глупости, — согласилась я. — Ну и зачем он нужен?
— Ты не понимаешь, Юська, — важно сказала Далька. — Это не просто антиквариат. Это раритет.
— Чего? — Я забыла притвориться, будто все знаю, потому что как раз рассматривала картинку. На фотку она совсем не была похожа — во всяком случае, листья у деревьев точно подрисовывали. Из растений я узнала пальму, кипарис, магнолию и ленкоранскую акацию — экоботаника вообще мой любимый час. Среди зелени торчали несколько белых блоков. А за ними…
— Сюда смотри, — ткнула пальцем Далька.
Я пожала плечами:
— Ну, горы. Альпийская экосистема.
— Сама ты…
Она запнулась, потому что на стене проявилась было Наставница, но, раз конфликтная ситуация не получила развития, тут же пропала, чтобы не разрушать нашу индивидуальную коммуникацию. И Далька зашептала мне в самое ухо:
— Это Гауграз!!!
И в доказательство захлопнула альбом, показав обложку: «ГАУГРАЗ. Памятные места и здравницы». Ну надо же!!!
— Что там у вас? — спросил Винс.
Я и не заметила, как он подошел. И как Далькин альбом успел моментально нырнуть во вместитель, тоже не заметила.
— Ничего, — каменно сказала Далька. — А ты что хотел?
— Ничего, — растерянно повторил за ней Винс. — Просто… Юсь, там за тобой мама прилетела.
— …не самый высокий балл. Но беспроблемных детей не бывает, госпожа Калан. На что советую вам обратить внимание в первую очередь: Юста с трудом выстраивает широкую сеть коммуникаций в группе, предпочитая образовывать обособленную диаду с Далией Седвер. Такой тип социального поведения считается вариантом нормы, но все же присмотритесь пристальнее, в дальнейшем это может негативно повлиять на интеграцию личности в Глобальный социум. Кроме того, я заметила в вашей дочери некоторые проявления тендерной нетерпимости. Не хочу показаться бестактной, госпожа Калан, однако причины этого скорее всего кроются в ваших взаимоотношениях с мужем…
Мама улыбнулась. С того места, где я стояла, притаившись за дверью, монитор отсвечивал, и мне совсем не было видно Наставницу. Казалось, что мама слушает, кивает и улыбается прямо в стену. А может, и не слушает вовсе, а просто улыбается и кивает, чтобы Наставнице не было обидно. Она ведь каждый раз жалуется маме на одно и то же — как я дружу с Далькой и не вожусь с мальчишками. Тоже мне проблемный ребенок!..
— …вот и все мои рекомендации. Сейчас я позову Юсту.
Тут мне, конечно, надо было быстренько вернуться в группу, чтоб Наставница могла меня оттуда позвать. Но мама стояла так близко, такая красивая, улыбающаяся, самая-самая лучшая — моя!.. — что я не выдержала и бросилась ей на шею.
— Юсик, — засмеялась мама где-то возле моего уха, — ты тяжелая. Слезь.
Я сползла вниз и обхватила ее обеими руками, уткнувшись лицом в живот. От мягкой шершавой конусили очень вкусно пахло. Мамой.
На секундочку глянула через плечо: Наставница все еще была на стене и, кажется, хотела сделать мне замечание и пригрозить снизить балл — но при маме уже не могла, у нее такие настройки. И только сказала:
— До свидания, Юста. Всего вам доброго, госпожа Калан.
— До свидания! — ответили мы с мамой.
…Капсула неслась по городскому тоннелю. За ее прозрачными стенками мелькали жилые блоки: некоторые серебристо-серые, некоторые белые или золотые, но большинство все-таки с виртуальными картинами разных экосистем, цифроснимками животных и людей или просто разноцветными узорами. Если загадать число и отсчитывать блоки, то по тому, какого он будет цвета, можно узнать судьбу. Но когда капсула летит на полной скорости, все время сбиваешься со счета.
Роб говорит, что картины на блоках было бы очень смешно посмотреть, стоя на месте: они же страшно растянуты в расчете на скорость капсул. Только на каком, спрашивается, месте? В тоннелях стоять негде, да и вообще нельзя, там же выкачан воздух, чтобы не было трения.
