НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 36 - Булычев Кир (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT) 📗
— А почему? — вдруг защекотало в груди.
Она должна сейчас ответить, и от этого ответа в его жизни все может перемениться — то был момент сладкого страха, вызвавшего такую слабость в ногах, что Мирон Иванович быстро выкинул сигарету за борт и вцепился в поручень.
— Я вышла вслед за вами.
— А, — сказал Мирон Иванович.
Стеснение и щекотание в груди не прошло, а усилилось, но никакого ответа он придумать не смог.
— Мне надо с вами поговорить, — сказала девушка и чуть приблизилась к нему, можно было протянуть руку и дотронуться до ее тонких пальцев. Но конечно, Мирон Иванович не посмел этого сделать.
Мирон Иванович молчал. Девушка заговорила тихо, как будто они были на свидании, когда близко злые любопытствующие уши и нельзя им открыться.
— О чем… поговорить?
— О вас, Мирон Иванович.
— А вы откуда знаете, как меня зовут?
— Я вас увидела еще вчера, — сказала она, — и узнала ваше имя.
Трап, ведущий на палубу, заскрипел, кто-то поднимался. Девушка еще тише, настойчивее, чем прежде, сказала:
— Я вас буду ждать на берегу. Не спешите, я дождусь.
На палубу поднялся заместитель директора.
— Ты здесь, — сказал он, — а я уж решил, что утонул. — Он подошел к Мирону Ивановичу, обнял его за плечо мягкой несильной рукой. — Пошли вниз. Директор хочет тост сказать.
Девушки на палубе не было.
Мирон Иванович вырвался из дружеской компании только через полтора часа. Миром не мог сказать старшим товарищам, что у него свидание с девушкой, имени которой он не знает. Впрочем, для себя он не называл встречу с девушкой свиданием — это было не свидание, а нечто высшее — как юношеская мечта.
Он извелся за последний час, потому что официантка не спешила со счетом, а директор желал, чтобы к кофе принесли ликер, которого в ресторане не было.
После каждой досадной задержки Мирон Иванович представлял себе, как девушка смотрит на часы и уходит, растворяется в синей тьме, навсегда. Она же не местная! Мирон Иванович работает здесь второй год, но никогда ее не видел. Может, приехала к кому-нибудь на студенческие каникулы? Или туристка?
На выходе из трюма висело зеркало, и пока его спутники получали в гардеробе шляпы, он украдкой поглядел на себя. Обычно он не переоценивал своих мужских качеств и зеркал не замечал. Но сейчас посмотрел, даже расправил плечи и убрал недавно приобретенный животик. И тут же пожалел, что поддался слабости.
На берегу Мирон Иванович покрутил головой, стараясь увидеть девушку. На высокий берег тянулась деревянная лестница. Наверху горели огоньки окраинных домов, по откосу росли кусты — но девушки нигде не было. Мирон Иванович огорчился и чуть не дал отвезти себя домой на директорской машине. Но наверху лестницы он вдруг заупрямился и заявил, что пойдет домой пешком.
— Ладно, — сказал директор, — гуляй, пока молодой, в машине еще наездишься.
Заместитель директора засмеялся этой шутке.
Машина уехала, Мирону Ивановичу не хотелось уходить, надо было справиться с разочарованием. И тут он услышал голос:
— Вы заставляете себя ждать.
— Ой, — обрадовался Мирон Иванович. — Неужели вы меня дождались? Я этого даже не ожидал. Знаете, это как… как небо в алмазах.
— Преувеличение, — сказала девушка, и в ее голосе Мирон Иванович уловил улыбку. — Вы меня проводите?
— Если бы вы знали, — сказал Мирон Иванович доверчиво, — как было трудно уйти. Вы поймите меня правильно. Они такие милые люди, а иногда чувствуешь необходимость общения.
— Милые? — сказала девушка, будто в сомнении.
Она пошла по набережной, Мирон Иванович в два шага догнал ее и стал размышлять, имеет ли он моральное право взять ее под руку или это будет нетактично.
— Вы их не знаете? — сказал Мирон Иванович. — Вы местная?
— Нет.
— А как вас зовут? А то получается смешно, вы меня знаете, а я вас нет.
— Меня зовут Таней, — сказала девушка.
— Вы на каникулы приехали?
— Простите, Мирон Иванович, — сказала девушка, — но разговор сейчас не обо мне.
— Конечно, — согласился Мирон Иванович и вдруг понял, что ему нельзя взять девушку под руку — что-то в ее голосе запретило ему это сделать.
— О чем же? — спросил он.
— Разговор пойдет о ваших ошибках, — сказала девушка.
— Правильно, — согласился Мирон Иванович. — Грешен. Ошибался.
— Вы еще можете исправиться, — сказала девушка.
— Надеюсь, — сказал Мирон Иванович и взял девушку под руку.
Та освободила руку, без враждебности, но очень равнодушно, словно смахнула бабочку.
— Я весь внимание, — сказал Мирон Иванович, совсем не обидевшись.
— Сегодня вы наконец-то решились снести часовню.
— Часовню? А, часовню? Это непринципиально.
— Вам ее не жалко?
— Жалко, — сказал Мирон Иванович. — Очень жалко. Она такая милая. Чудесная часовня. Но мешает движению.
— Так вот, Мирон Иванович, — сказала девушка. — Часовню мы вам сносить не дадим.
— Ну и отлично, — согласился Мирон Иванович. Ему совсем не хотелось ссориться с девушкой. — А у вас платье так нежно светится. Как вы этого добиваетесь?
— Вы меня поняли?
— Я вас понял. Пускай стоит.
— Значит, вы ничего не поняли. Вы отлично знаете, что в понедельник, пользуясь вашим потворством, директор завода часовню снесет. А вы потом, когда приедет Елена Сергеевна или когда к вам прибегут возмущенные пенсионеры, разведете руками и будете отчаянно доказывать, что часовни и не было, а если была, то никому не нужная.
— Не было? А может, мальчика и не было? — Мирону Ивановичу эта мысль понравилась. Он даже засмеялся. Потом сказал:
— А Елену Сергеевну вы тоже знаете? Чудесная женщина. Такая патриотка. На пенсию ей пора.
— Елена Сергеевна вам мешает, — согласилась задумчиво девушка. — И очень хорошо делает.
— Нехорошо, — сказал Мирон Иванович. — Она стоит на пути прогресса. Безобразие какое-то. Такая чудесная, а стоит на пути прогресса.
Они вышли на замощенную часть набережной. Одноэтажные домики, глядевшие на речку маленькими, светящимися голубым телевизионным светом глазками, кончились. Пошли дома каменные, двухэтажные. Пока они еще стояли редко — потеснее они столпятся у центра, за гостиными рядами. С речки тянуло холодком, комары не приставали, набережная была совсем пустой, никто не гулял, потому что по телевизору показывали третью серию французского фильма о любовных связях Берлиоза.
Они миновали церковь Святого духа, повернули на Гоголевскую улицу. И тогда Мирон Иванович понял, что они гуляют не без цели, а приближаются к часовне. Ему показалось, что приход сюда был его инициативой, и потому он сказал:
— Вот о ней мы и спорили. Никакой ценности, а углом вылезает на улицу.
Купол часовни давно исчез, она была крыта двухскатной железной крышей и покрашена в желтый казенный цвет. Над дверью, сохранившей еще следы лепнины, была прибита вывеска: «Мастерская по ремонту обуви». А по сторонам двери, у маленьких окошек, были прикреплены щиты, где были изображены всякие виды обуви и написано: «Ремонт срочный и в течение недели». Часовня вылезала углом на проезжую часть, потому что построили ее, когда улица была куда уже. За часовней начинался забор, за которым стоял кран, — там была строительная площадка заводоуправления. Фонарь, горевший на вершине крана, казался звездочкой.
— Я вам честно скажу, Таня, — произнес Мирон Иванович, — у меня есть тщеславие. Вы думаете: вот архитектор, наверное, неудачник, живет в городишке, черт знает где, — это неправильно. Я, как настоящий полководец, — я ношу в сумке маршальский жезл.
И Мирон Иванович похлопал себя по карману пиджака.
— А зачем? — спросила девушка.
Они стояли перед сапожной мастерской, порывы ветра дергали край плохо прикрепленной вывески, и та мелко дрожала, а иногда била по штукатурке.
— Другие мои сверстники, даже более талантливые, просиживают штаны в больших душных комнатах столичных мастерских, воплощая чужие идеи. В тридцать, в сорок лет они остаются мальчиками на побегушках. А ради чего? Чтобы перейти площадь и попасть в зал Чайковского на симфонический концерт? Нет, я хочу всегда быть первым. Сегодня в Великом Гусляре, завтра в области. И я вернусь в Москву — победителем!
