Пылающие скалы - Парнов Еремей Иудович (книги полностью .TXT) 📗
— О перспективах на газ? — Не посвящённый в тонкости телевизионного ремесла, Игнатий Сергеевич никак не мог понять, чего от него хотят. — Вы это имеете в виду?
— Совершенно верно! — Корреспондент одобрительно закивал в нацеленный объектив. — Как, по-вашему, когда эта… эта скважина даст газ?
— О сроках говорить преждевременно, — поморщился Корват. — Тем более что она вообще может оказаться бесперспективной.
— Уточните, пожалуйста! — Телевизионщик обрадованно кивнул, чем окончательно поверг Корвата в недоумение.
— Я говорю, что разведочная скважина может оказаться пустой! — взревел Корват, прорываясь сквозь кольцо прессы. — Тогда мы заложим ещё одну. Мы уже закладываем их в интересующих нас точках. Понятно?
— Очень интересно, Игнатий Сергеевич! — возликовал журналист, непостижимым образом вновь оказавшись перед профессором. — Значит, газ всё-таки будет? Вы ведь надеетесь?
— Если бы не надеялись, то не полезли бы в это каменное пекло! Мы руководствуемся научно обоснованным прогнозом, молодой человек. И каждый шаг приближает нас к цели.
— Вот именно: каждый шаг приближает к цели! Первый шаг уже сделан. Его материальным воплощением является эта могучая вышка, вознёсшаяся над бескрайним простором Гоби.
— Вы совершенно правы, — сдался Игнатий Сергеевич, отирая локтем побагровевшее лицо. — На сегодняшний день бур углубился более чем на три тысячи метров. Отобранный керновый материал позволил геологам уточнить строение недр и внести необходимые коррективы в стратегию поиска. Мне хочется в этой связи отметить самоотверженный труд монгольских буровиков, и прежде всего мастера Галдана. Его бригада, невзирая на трудности, возникшие с продвижением сквозь твёрдые породы, работает с опережением графика. Интернациональный коллектив комплексной геологической экспедиции считает, что ему очень повезло с партнёрами… Я говорю то, что требуется?
— Большое спасибо, Игнатий Сергеевич. — На лице корреспондента отразилось совершеннейшее блаженство. — Будем надеяться, что в скором времени сумеем поздравить весь ваш большой интернациональный коллектив с победой.
— Будем надеяться, хотя близких сроков не обещаю.
Отвязавшись от телевидения, Игнатий Сергеевич как за якорь спасения ухватился за Алексея Гривеня, которого хорошо знал по встречам в Улан-Баторе. Гривень уже седьмой год возглавлял корреспондентский пункт одной центральной столичной газеты и был старшиной журналистского корпуса. Такой же вальяжный и крупный, как и сам Корват, он отличался завидным спокойствием и обстоятельностью
— Ни черта не смыслит, хоть кол на голове теши, — проворчал Игнатий Сергеевич, увлекая Алексея подальше от шустрых представителей “шестой великой державы”, как именуют прессу. — Разведочную скважину от промышленной не отличает.
— Ничего страшного, — добродушно ухмыльнулся Гривень. — Я этого парня давно знаю. Он в своём деле собаку съел. Подрежут, подклеют, и получится отменный репортаж. Сами увидите. Да и много ли им надо на две-три минуты? И только самую суть.
— Вот именно! Но её-то требуется осознать, усвоить! — осерчал Корват. Он знал покоряющую силу экрана, и ему было далеко не безразлично, в каком свете представит его миллионам телезрителей центральная программа страны.
— У них будет время разобраться, — успокоил Гривень. — Беседа получилась нормальной, не сомневайтесь, Игнатий Сергеевич. Что же касается скважин, то тут никогда не знаешь, какая из них разведочная, а какая промышленная. Взять хотя бы эту, — он махнул рукой в сторону буровой вышки. — Как выдаст фонтан, так и станет промышленной. Разве не верно?
— Грубо говоря, так, — повеселел Корват. — Тем и хороша геология, что неотделима от практики. Сегодня — это чистая наука: карты, анализы, всевозможная геофизика, а завтра — крупномасштабное производство. Всё может сказочно перемениться за один день, даже за час. Вы совершенно правильно упомянули про факты. Это действительно зримый, причём исключительно впечатляющий рубеж, где разведка, зондаж скачком переходит в добычу. Совершенно новое качество, резкий диалектический скачок.
— Чувствуется, что любите свою науку, — пошутил Гривень. — И каска вам очень к лицу. Напрасно сняли. Очень мило смотрелась.
— Да идите вы, Алёша, знаете куда?
— Знаю, Игнатий Сергеевич, к чертям собачьим? Вы ведь так, кажется, изъясняетесь?.. Ладно, не сердитесь, я же помню, что вы начинали буровиком.
— Он помнит! — насмешливо фыркнул Корват. — Да вас тогда и на свете не было… А насчёт буровика — верно. С академиком Губкиным ещё работал. Он-то меня в науку и определил. Да, много воды утекло с тех пор, ой как много! Жизнь, можно сказать, прошла. Жаль, Алёша, признаюсь по чести, неплохая, что там ни говори, жизнь…
— Всё ещё впереди, Игнатий Сергеевич. Вы только высоту набрали.
— Нет, голубчик, вы молодой, вам не понять. Прошла моя жизнь. Я без горечи говорю, потому что есть о чём вспомнить. Думаете, чего меня понесло вдруг на платформу? Просто молодость вспомнилась, словно это было вчера. Взыграло что-то такое в душе, крылья за спиной почувствовал. Ну и надел каску, старый дурак, и полез по железному трапу.
— И правильно сделали.
— Нет, не правильно, Алексей. Там теперь всё другое. Не как в моё время. Дело, конечно, не в турбобуре, не в автоматике и прочих причиндалах. При желании во всём разобраться можно. Не знаю, как объяснить, но, стоя на вышке, я ещё острее почувствовал возраст. Внизу мнил себя юным орликом, а взлетел — и сразу ощутил груз на плечах, тяжкую ношу десятилетий. Всё чужое кругом, молодые чумазые лица, а я-то где, прежний? Нет меня, Алёша, и всё тут.
— Такова участь человека, Игнатий Сергеевич, — философски заметил Гривень. — Ничего не поделаешь. Но вам есть за что благодарить судьбу. Вы действительно, как шли все эти годы на главном стержне, так и не свернули с пути. По-моему, для вас никогда не существовало проблемы внедрения достижений науки в производство? Можно сказать, что нефтяные вышки ступали по вашим следам.
— Сказать всё можно, Алёша, — вздохнул Корват. — Только не так легко давались они, нефть и газ, как может теперь показаться. За каждый километр приходилось каплей жизни расплачиваться. Помните “Шагреневую кожу”? То-то и оно! Постарел я, как-то сам того не ожидая. — Он недоумённо пожал плечами, прислушиваясь к себе. — Только сегодня понял.
— Пустое, Игнатий Сергеевич. — Алексей потянул его в непроглядную тень, которую отбрасывали на чёрный гравий поставленные одна на другую пустые бочки. — Посидим немного на ветерку. Я же видел, как вы по трапу взбегали! Словно юнга Билль из незабвенной песенки моего шпанистого детства. Вот кровь и прихлынула к голове, а вместе с ней и мрачные мысли. Нитроглицерину хотите? — Он достал пробирку. — На всякий случай?
— Давайте для профилактики. — Корват привычным движением бросил рыхлую крупинку под язык. — И вас тоже прихватывает?
— А то нет!
— Эх, мне бы теперь ваши годы…
— Да бросьте вы думать о них! Давайте лучше поговорим о материале для нашей газеты.
— Рано, Алёша. Статья в газете дело ответственное.
— Поэтому я и предлагаю хорошенько обмозговать.
— Подождём монгольского газа. Тогда всё и определится. Мне бы только дожить.
— Доживёте, Игнатий Сергеевич. Вне всякого сомнения. Но газ газом, хоть и нет у вас на сегодня более важной задачи, а им одним тема не исчерпывается. Вы руководите крупнейшим научным институтом, который ведёт геологические исследования во многих странах, и вам есть чем поделиться с читателем. Не прибедняйтесь.
— И не думаю, Алёша. — Корват с заметным облегчением выдохнул воздух. — Но ведь вы, как корреспондент по Монголии, захотите конкретной привязки? А это значит, что от чёртовой вышки опять никуда не денешься.
— Ну, это моя задача. Я ведь наезжал сюда два месяца назад, причём в самый разгар жары. Народ работал, что называется, с полной отдачей, хотя были перебои с водой и о душе приходилось только мечтать. Однако на темпах проходки это никак не сказалось. Не знаю, нужно ли было вашим геологам так гнать, по-моему, они просто тянулись за рабочим классом. Был, был элемент такого негласного соревнования. Я приметил. Начальник экспедиции Северьянов прямо с лица спал и почернел, как головёшка. Молодец мужик, самолюбивый!
