Т. 01 Кукловоды - Хайнлайн Роберт Энсон (чтение книг .txt) 📗
В училище нам рассказывали об армиях, которыми управляли, словно рабами на галерах. Но мобильный пехотинец — свободный человек; все, что им движет, идет изнутри — самоуважение, уважение товарищей по оружию, гордость за то, что он один из них. Словом, то, что называется моралью, или esprit de corps.
А корень нашей морали таков: «Все работают, все сражаются». Мобильный пехотинец не старается заполучить легкую, безопасную работу, у нас такой нет. О, солдат уворачивается как умеет! Любой рядовой, которому хватает смекалки, сумеет придумать причину, по которой ему не следует драить казарму или разбирать вещи на складе; это древнейшее право солдата.
Но все «легкие, безопасные» работы выполняют штатские, а солдаты, которые на вес золота, лезут в капсулы, уверенные, что вместе с ним так поступают остальные от генерала до рядового. В другом месте и в другой день, или час, или меньше — неважно. Важно то, что в десант идут все. Поэтому солдат входит в капсулу, даже если не осознает причины.
Если мы отступим от этого правила хоть на шаг, мобильной пехоты не станет. Нас держит вместе одна лишь мысль, но связывает сильнее стального троса. Просто ее магия действует, пока идея не нарушается.
Это самое правило — «все дерутся» — позволяет обходиться столь малым числом офицеров.
Об этом я знаю больше, чем хотелось бы, потому что однажды задал глупый вопрос на военной истории и получил задание, которое принудило меня копаться в материале от «De bello gallico» до классического цзиньского «Крушение Золотой империи» {98}. Возьмем, к примеру, идеальную десантную дивизию — на бумаге, потому что в природе таковой не сыщешь. Сколько ей требуется офицеров? Приданные подразделения из других родов войск не в счет, они в бою не участвуют и порядки у них иные. Там все гении и таланты носят чин офицера. Если какой-нибудь телепат, экстрасенс, человек с невероятной памятью или другой счастливчик радуется, что я отдаю ему честь, мне нетрудно. Он для армии более ценен, чем я, и заменить я его не сумею, проживи я хоть двести лет. Или возьмем корпус К-9, там пятьдесят процентов офицеров, а оставшиеся пятьдесят — неопсы.
Но ни один из них не находится в структуре командования, так что рассматривать будем только нас, горилл, и тех, кто нас погоняет.
В нашей воображаемой дивизии десять тысяч восемьсот человек, поделенные на двести шестнадцать взводов, и при каждом взводе есть лейтенант. Три взвода — рота, значит, еще семьдесят два капитана на душу населения. Четыре роты — батальон, которому требуется восемнадцать майоров или подполковников. Шесть полков (шесть полковников) формируют две или три бригады, куда требуется генерал-майор. Ну, и генерал-полковник — наш бог и отец.
Итого, триста семнадцать офицеров, а значит, в дивизии — одиннадцать тысяч сто семнадцать человек.
Пустых номеров нет, и каждый офицер ведет свою команду. Посчитаем процент? Три. Вот сколько офицеров в мобильной пехоте, просто у нас комсостав используют несколько иначе. На деле многими хорошими взводами командуют сержанты, а многие офицеры «носят больше одной фуражки», чтобы выполнять еще и штабную работу.
Даже командиру взвода нужен «штаб» — его взводный сержант.
Но комвзвода может справиться без сержанта, а сержанту вовсе не нужен комвзвода. Зато генералу штаб нужен, слишком много работы, чтобы все делать самому. Генералу нужно много людей для планирования операций и еще немного — для командования в бою. А поскольку офицеров всегда не хватает, подчиненные генерала выполняют несколько обязанностей. Их подбирают из лучших мат-логиков мобильной пехоты, а потом они идут в десант вместе со своими солдатами. Сам генерал идет в бросок вместе с боевым штабом плюс небольшой командой бойцов из самых крутых десантников. Их задача — не давать грубым туземцам отвлекать генерала, пока он командует сражением. Иногда им это даже удается.
Кроме штабных любой команде больше взвода размером требуются заместитель командира. Но офицеров всегда не хватает, еще не забыли? Приходится обходиться без него. Чтобы заполнить все вакансии необходимо пять процентов офицеров, а у нас и три с трудом наскребаются.
А многие армии прошлого вместо оптимальных пяти процентов имели и десять, и даже пятнадцать процентов. Даже нелепые двадцать! Вы думаете, я вам сказки рассказываю? Но это правда, особенно в двадцатом столетии. Что же это за армия, в которой офицеров больше, чем капралов (а тех больше, чем рядовых)!
Такая армия будто специально создана, чтобы проигрывать войны. История для них ничего не значит. Армия, в которой солдаты в меньшинстве, просто гигантская бюрократическая машина.
Чем занимались эти, прошу прощения, «офицеры», если не командовали солдатами?
В основном, бездельничали — руководили офицерскими клубами, присматривали за поведением, отвечали за физподготовку, связь с общественностью, организацией досуга, гарнизонные магазины, транспорт, юрконсультации, вероисповедание (и еще помощник капеллана, а еще младший помощник капеллана), за все про все, что только можно придумать… Там был даже офицер-нянька!
В мобильной пехоте есть почти все эти должности, но их занимают боевые офицеры, а если работа действительно очень важная, то дешевле и проще предоставить ее гражданским лицам. Но в двадцатом веке доходило до того, что боевым офицерам приходилось носить особые знаки различия, чтобы хоть как-то отличаться от гусаров верхом на палочке.
Нехватка офицеров в военное время гораздо острее, потому что потери среди них всегда выше… а мобильная пехота не выдаст патент кому попало, лишь бы заткнуть дыру. Каждый учебный лагерь должен поставлять примерно одинаковый процент тех, кто сможет стать офицером, а поднять процент, не понижая качества, невозможно. Отряду на «Туре» требуется тринадцать офицеров — шесть комвзводов, два ротных и два их помощника, командир всего подразделения, его заместитель и адъютант.
Офицеров тут было шестеро… и я.
Я должен был служить под началом лейтенант Сильвы, но в день моего прибытия его увезли в госпиталь с какими-то жуткими судорогами. И это не значило, что я получу его взвод; временный третий лейтенант за человека не считается, капитан Блэкстоун мог передать меня лейтенанту Байонну, а командовать взводом отправить сержанта или «надеть и третью фуражку» и взять взвод самому.
На деле он, в общем, так и поступил, Хотя командиром взвода назначил меня. Батальонным он поставил лучшего сержанта, одолжив его у «Вервольфов», а своего флотского сержанта сделал взводным своего первого взвода, на время сильно понизив его в должности. Затем капитан мне объяснил все кратко и очень доходчиво: номинально считаюсь командиром я, а командует он и его флотский сержант.
Буду хорошо себя вести, мне позволят изобразить из себя командира. Мне даже позволят покомандовать во время десанта, но если мой взводный сержант хоть слово вякнет комроты — лучше повеситься самому.
Мне такое положение дел подходило. Пока я справляюсь, взвод — мой, а если не справляюсь, то чем раньше меня выпрут, тем лучше для всех. Кроме того, куда легче получить взвод вот так, а не после гибели командира в бою.
Я очень серьезно подошел к работе, это же был мой взвод, так было записано в должностной разнарядке. Но распределять обязанности еще не научился, и первую неделю крутился среди рядовых больше, чем это хорошо для команды. Блэки вызвал меня к себе.
— Сынок, какого черта ты делаешь, а?
Я обиженно ответил, что пытаюсь получше подготовить свое подразделение к действиям.
— Да ну? Что ж, результата ты не добился. Парни гудят, как пчелиный рой. За каким дьяволом я приставил к тебе лучшего сержанта во флоте? Сейчас ты вернешься в свою каюту, повиснешь за шиворот на вешалке и провисишь там, пока не закончится подготовка к операции. А сержант вручит тебе взвод настроенным на выброску, словно скрипка.
