Щепки плахи, осколки секиры - Чадович Николай Трофимович (библиотека книг txt) 📗
Зяблик ушел и как в воду канул. Ватага улеглась спать без него, но свечку оставили гореть вместо маяка.
Вернулся он часа через полтора и сразу нырнул под одеяло.
– Где вы шляетесь? – сонно пробормотал Смыков.
– Да так… Поболтали чуток с Эриксом. Договорились, так сказать, о дальнейших совместных действиях. Если эти гады опять на кого-нибудь наедут, он постарается нас предупредить.
– Ох, ищете вы приключений на свою голову. Сдержанней надо себя вести. Мы ведь не дома.
– Верно, не дома, – согласился Зяблик. – Дома я бы быстро глянец навел…
Прошло несколько суток, а Эрикс не подавал о себе никаких вестей. Больше всего по этому поводу переживал почему-то Цыпф. Верка своих чувств старалась не выказывать, хотя дни напролет мурлыкала лирические песни. Зяблик держался подчеркнуто индифферентно, а Смыков, косясь на него, время от времени удрученно вздыхал:
– Чешутся у вас руки, братец мой, ох как чешутся.
Свечи, целую кучу которых по инициативе Верки изготовила кормушка, внесли в жизнь ватаги некоторое разнообразие. Отпала необходимость сразу после наступления сумерек заваливаться на боковую. Ужин теперь растягивался на несколько часов и напоминал светский раут с карточной игрой и долгими неспешными беседами. Сначала перекидывались в дурачка, а потом Смыков (кто бы мог подумать) заразил все общество страстью к преферансу. За игрой болтали обо всем понемножку, хотя у каждого из мужчин был любимый конек. Зяблик рассказывал случаи из собственной жизни и, конечно, безбожно врал при этом. Смыков, наоборот, придерживался строгих фактов, которые по памяти черпал из бюллетеня «Следственная практика». Цыпф свой скудный жизненный опыт компенсировал начитанностью: один вечер он цитировал Ларошфуко, второй – Гомеса де ля Серну, третий – царя Соломона и так далее.
Совершенно случайно выяснилось, что Лилечка умеет гадать на картах – бабушка в свое время научила. Сначала она упорно отнекивалась, ссылаясь на отсутствие опыта, но потом все же уступила воле большинства.
Смыкову были предсказаны хлопоты по казенной нужде, счастье с трефовой дамой, горе от пикового короля и очень нехорошие перспективы в итоге. Зяблику, помимо хлопот, дороги и разнообразных неприятностей, в самое ближайшее время предстояло исполнение желаний через червонного туза и потеря друга. Верке сначала сплошь валили удачи, встреча со старыми друзьями, успех в задуманном, а в конце неожиданно выпали четыре семерки, означающие в лучшем случае слезы, а в худшем – смерть. То, что ожидало в будущем Цыпфа, Лилечка пожелала сохранить в тайне. И хотя все это делалось вроде шутки ради, девушка осталась сильно удрученной и карт в руки больше не брала, даже подкидного дурака игнорировала.
Эрикс появился в очень неудобное время, в середине ночи, когда никто толком не успел выспаться. Барсика он придерживал за ухо, как шкодливого мальчишку. Зверь на этот раз выглядел как-то странно – издавал тревожные глухие звуки (что-то среднее между мычанием и рычанием), учащенно дышал, пуская из пасти густую слюну. Иногда он даже пытался вырваться из рук Эрикса, хотя скорее только обозначал эти попытки – случись у них конфликт на полном серьезе, от человека даже мокрого места не осталось бы.
Сердобольная Лилечка первым делом поинтересовалась, не болен ли зверь. Эрикса этот вопрос почему-то привел в замешательство, зато Зяблик продемонстрировал неожиданную компетентность:
– Загулял он. Как кот в марте. Закон природы. Понимешь? А подруги поблизости нет. Не трагедия ли это? Шекспировский сюжет, едрена вошь!
Эрикс решительно отказался от предложенного угощения и сбивчиво поведал о том, что бандиты совершили в сумерках налет на лагерь, в котором компактно проживали несколько будетляндских семей. Как всегда, не ограничившись гребежом, они подвергли жертвы неслыханным издевательствам, стремясь удовлетворить не только свои садистские наклонности, но и извращенную любознательность. Например, проводились эксперименты по выяснению зависимости времени воскрешения человека от расстояния, на которое разнесены отчлененные части его тела. Обо всех этих ужасах Эриксу поведал единственный из обитателей лагеря, сумевший ускользнуть от бандитов.
– Далеко это? – деловито осведомился Зяблик, рассовывая по карманам магазины.
– Не близко, – ответил Эрикс. – Но мы успеем добраться туда еще задолго до рассвета.
– Думаешь, эти сволочи будут нас дожидаться?
– А куда им торопиться? Они привыкли к безнаказанности. Да и не принято здесь путешествовать по ночам.
– Ты все сделал, как я просил? – Зяблик почему-то понизил голос.
– Пришлось, – Эрикс вздохнул так, словно его грызла нечистая совесть.
– Тогда айда на бранный пир.
– Попрошу не самовольничать! – взвился вдруг Смыков. – Что это такое? Так дела не делаются! Не на пикник ведь собрались! Сначала надо все обсудить.
– Ну и обсуждай себе, суконная душонка! – взорвался в ответ Зяблик. – Я и один справлюсь!
– Об этом не может быть и речи! – вскочил Цыпф. – Я иду вместе с вами!
– Тьфу! – Смыков даже сплюнул в сердцах, что для него было равносильно попранию самых светлых идеалов. – Вот так всегда! Порем горячку, как голые в постели! Каждый себя стратегом мнит!
– Молчи уж… Если струсил, так и скажи.
– Ну насчет трусости и геройства мы скоро выясним, – пообещал Смыков многозначительно. – На словах-то вы все джигиты… Гранаты брать?
– Возьми на всякий случай. – По тону Зяблика можно было понять, что их конфликт на этом исчерпан.
Женщин сначала решили оставить на бивуаке, но они отказались наотрез. Идти в бой с превосходящим по численности врагом было, конечно, страшновато, но этот страх не шел ни в какое сравнение с перспективой потерять друг друга в этом непознаваемом и непредсказуемом мире.
С собой захватили только оружие. Верка хотела взять еще и медикаменты, но ее убедили, что там, где оторванные головы сами собой прирастают к телу, йод и бинты вряд ли понадобятся.
Потом зажгли свечи и двинулись в путь. Со стороны, наверное, ватага была похожа на процессию монахов, спешащих к ранней обедне, вот только Барсик, напоминавший одно из исчадий ада, вносил в эту благостную картину некоторый диссонанс.
Прагматичный Смыков предложил было использовать зверя вместо транспортного средства (что, кстати, нередко практиковалось во время путешествия через Будетляндию), но Эрикс категорически воспротивился. Поддержал его и Зяблик.
– Не барин, дойдешь…
Если к странностям на Синьке в дневное время ватага уже успела кое-как привыкнуть, то местная ночь была чревата многими сюрпризами, о чем заранее предупредил Эрикс. То, что Цыпф называл «топологией пространства», в темное время суток почему-то менялось кардинальным образом. Многие, хорошо известные ветеранам проходы смыкались или меняли свой профиль до такой степени, что пробраться по ним мог только законченный дистрофик, да и то обильно смазанный вазелином. Не все в порядке было и с маршрутом – там, где раньше шли напрямик, теперь приходилось выписывать замысловатые петли. Впрочем, полусонным людям было не до этих тонкостей – они и так ощущали себя бычками на веревочке.
Тусклое, трепещущее пламя свечек не в состоянии было рассеять окружающий мрак и служило скорее психологическим фактором – люди видели друг друга и не опасались потеряться в чужой ночи. Смыков, шагавший непосредственно за Барсиком (Эрикс и Зяблик шли впереди, придерживая зверя уже за оба уха), случайно наступил на его хвост и не на шутку перепугался, приняв его за какую-то фантастическую змею. Верка и Лилечка, держась друг за друга, шли рядом и затравленно молчали. Почему-то сейчас они чувствовали себя даже хуже, чем в таинственных туннелях Будетляндии.
Наконец из головы колонны поступила команда потушить свечи и держаться настороже. Вскоре справа от себя Цыпф разглядел тусклое световое пятно и незамедлительно указал на этот феномен своим спутникам.
Через некоторое время пятно исчезло, но затем появилось снова – уже чуть более яркое и в другом ракурсе. Было понятно, что это и есть то самое место, к которому ведет ватагу Эрикс. Однако все в этом мире было устроено не по-людски – цель, хоть и приближалась, но маячила то с одной стороны, то с другой, то сверху, а то вообще сзади. Чтобы принимать все это как должное, нужно было иметь бесконечное терпение и особый склад характера. С Цыпфом все было понятно, он бы и в пекле первым делом занялся измерением емкости котлов и температуры пламени, но вот как, спрашивается, выносил эту несуразицу по натуре вспыльчивый Зяблик?