Глориана (Советская авантюрно-фантастическая проза 1920-х гг. Т. XXV) - Никольсен Боргус (бесплатные книги полный формат .txt) 📗
Лиззи теперь достаточно богата, чтобы бросить это изнурительное занятие.
— Ах, нет! — говорит Лиззи. — Знаешь, Джек, я еще должна кое-что окончить из моих заказов. Нечестно бросить их и не сдержать данного слова. А кроме того, мне кажется, что я буду скучать без работы… Ведь я привыкла…
Джек засовывает руки в карманы (приятель-чемодан выпущен из рук и лежит на стуле. Джеку показалось неприличным бросать такую важную персону на пол). Ему не сидится на месте. Он принимается ходить по комнате взад и вперед и обращается к Лиззи:
— Ну, теперь поговорим о делах!
Лиззи понимает выражение «дела» как-то по своему; она прижимается к Джеку, смеется и успокаивается только тогда, когда Джек наскоро и с деловым видом целует ее.
— Видишь ли, Лиззи, в чем дело? Прежде всего, надо дать миссис Хованской денег.
— О, да! Дай, Джек, я отнесу ей!
— Но сколько? Тысячу долларов? Или это, пожалуй, мало?.. Пять тысяч?
— О, Джек!!. — задыхается от изумления Лиззи. — Она с ума сойдет!
— Пойдем к ней вместе! Я хочу посмотреть, какое у нее будет лицо!
И вот деловые разговоры временно прерваны. Джек и Лиззи с чемоданом (не оставлять же его одного!) опять втроем идут по кошмарному коридору и подымаются по кошмарной лестнице… А в той комнате, которая отделена от новой комнатки Лиззи тоненькой перегородкой, чьи-то уши отрываются от перегородки, и кто-то в величайшем изумлении поминает черта. Уши тихонько выходят в коридор и пробираются вдоль стен за нашими тремя героями…
М-сс Хованская близка к обмороку. Она плачет, становится на колени, молится богу и отказывается принять такие деньги. Джек помирает от хохота, глядя на ее лицо. Лиззи, наоборот, плачет. В конце концов, деньги силой всучены несчастной женщине, и благодетели удаляются, оставив м-сс Хованскую в состоянии, близком к сумасшествию.
В комнате Лиззи деловой разговор возобновляется. Временами его прерывают интермедии с поцелуями и мечтами о близком будущем.
— Джек, я хотела бы купить немного земли, в рассрочку, и построить ферму! У нас некоторые рабочие купили. Только я не знаю, хватит ли у тебя денег?
— Хватит, Лиззи! Это очень хорошая мысль! Я думаю, — шесть комнат и наверху детская. И веранда, с диким виноградом.
— Я непременно заведу кур и уток! Ты любишь, Джек, кур?
— Кур? Ужасно люблю! В особенности петухов! Они будут у меня драться!
— А куры будут нести яйца… Мы будем есть яиц, сколько захотим! Джек, а можно будет завести белых голубей?
— Можно, можно, дорогая!
— Джек, а откуда у тебя столько денег?
Когда язык не знает ни минуты отдыха, то можно в течение короткого времени переговорить о многом. Джек и Лиззи говорили, не уставая, в течение целых часов. Уже давно настала ночь, и стихал неугомонный город, а они все сидели в тесной комнатке и беседовали…
Была взаимно рассказана друг другу личная биография. И Лиззи и Джек ознакомили друг друга со своими вкусами, привычками, взглядами на жизнь. Затем кое что решили и установили относительно брака и грядущей обновленной жизни. Потом Джек не утерпел и кое-что поведал о своих приключениях с чемоданом. Но о происхождении денег и о вилке он все-таки умолчал. Ему казалось неудобным смущать воображение Лиззи. Относительно денег он просто соврал и сказал, что получил наследство, и Лиззи этим вполне удовлетворилась.
Потом разговор перешел на более общие темы. Лиззи много рассказывала Джеку о житье-бытье рабочих, об их чаяниях, страданиях, о борьбе с капиталом. Ее простые, не блещущие красноречием, но почерпнутые непосредственно из живого источника рассказы произвели на Джека глубокое впечатление. Он вспомнил о вилке и подумал:
— Чем заниматься глупостями, нужно пустить в дело Глориану, чтобы помочь рабочим!
Лиззи сказала:
— Ты знаешь, наши рабочие сейчас страшно интересуются пенсильванцами!
— Это почему?
— В Пенсильвании, около Питсбурга, сейчас бастуют углекопы. У них каторжная работа, а трест и слышать не хочет ни о чем! Они борются, Джек, за лучшее будущее!
Джек воспламенился:
— Лиззи, я туда поеду!
— Когда? — опечалилась девушка.
— Чем скорей, тем лучше… Завтра!
Лиззи не стала отговаривать его. Она слишком хорошо понимала положение бастующих и их голодных жен и детей, и денежная помощь могла, конечно, очень облегчить их положение. Было бы бессовестно удерживать его около своей юбки!
— Я ему покажу, этому тресту! — не унимался Джек, весь красный от негодования. — Он у меня запляшет!
Джек отлично знал, что такое трест. Но тем не менее, пылкое воображение юноши сейчас представляло его в виде какого-то громадного, отвратительного и наглого великана с мерзкой негритянской рожей и острыми людоедскими клыками. Джек мысленно дубасил его по спине и по голове, втыкался с разбега ему головой в живот, проезжался боксом по его мясистому лицу… Конечно, под охраной верной Глорианы!
— Что же ты с ним сделаешь, Джек? — недоверчиво спросила Лиззи. — Я думала, что ты хочешь просто дать денег бастующим…
— Это само собой. Но этого — мало! Я ему тоже задам!
Джек условился с Лиззи, что он поедет в Питсбург действительно завтра же с первым утренним поездом, а она подождет его здесь. А затем они уедут совсем из Нью-Йорка. Джек полагал, что ему не житье в этом городе после происшествий с Глорианой. Профессор Коллинс, наверное, не успокоится, пока не предаст его суду. А там, пожалуй, и Глориана не поможет.
Было уже поздно. В мрачном и зловещем предместье бедноты и труда все спали. Лишь порой свистали отважные полисмены. Джек сообразил, что пора уходить домой…
Страшные коридоры тоже спали. Тусклые лампочки еле освещали этот ад кромешный. Джек в последний раз поцеловал Лиззи и захватил чемодан. Несмотря на протесты девушки, он оставил ей свыше двадцати тысяч долларов.
— Не надо, Джек! — возражала она. — Я потеряю! Я потеряю!
— А ты не теряй! — резонно посоветовал юноша, засовывая пачки банкнот ей под подушку.
Лиззи улыбнулась:
— Ты, вероятно, хочешь, чтобы я была настоящей леди? Что ж, я пожалуй, начну транжирить, куплю трюмо.
Он окончательно простился с Лиззи, засунул, сам не зная для чего, добрую половину денежных пачек опять за пазуху и бодро направился к выходу…
Он миновал лестницу, вышел на улицу и, руководствуясь отдаленной линией уличной вереницы фонарей, направился в темноте туда. Здесь в ближайшей окрестности фонарей не было. Можно было думать, что все они украдены и пропиты обывателями…
Вдруг около Джека выросла темная таинственная фигура.
— Сэр, не знаете ли который час?
— Не знаю! — совершенно искренне ответил Джек, прибавляя ход.
Новая темная фигура пересекла ему дорогу и загородила путь:
— Сэр, позвольте закурить!
Джек сообразил, что дело неладно…
— Убирайтесь к черту! — крикнул он и полез в карман за спасительной Глорианой… Как досадовал он, что не надел ее заблаговременно…
О, ужас! Глорианы не было!..
Джек похолодел… Он судорожно сжимал чемодан и шарил… шарил другой рукой в кармане… Потом — в другом кармане… Тщетно!
Это походило на страшный сон. Джеку смертельно хотелось проснуться. А темные фигуры наступали на него. Их было уже три. И вероятно, в темноте прятались еще другие…
— Дик! — проворчала хриплым басом одна из фигур. — Валяй!
Джек почувствовал, что ему приходит конец. Он кинулся головой вперед и уткнулся одному из нападавших в живот. Тот крякнул и пошатнулся. Но в ту же минуту у Джека из глаз посыпались искры, и он почувствовал тяжелый удар по голове. В полусознательном состоянии он опустился на землю и ясно ощущал, как земля ходит под ним волнами. Чьи-то руки схватили его за горло.
Инстинкт самосохранения так велик у человека, что он иногда совершает чудеса силы и храбрости, чтобы отвоевать свое существование. Джек вдруг вспомнил: у него был револьвер!
Он еще вчера купил его. Это был хорошенький малокалиберный Ивер Джонсон. Джек собирался испробовать его, да все не было случая, и в конце концов он просто позабыл о нем.
