Головокружение - Шоу Боб (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗

— Моя голова — единственное, до чего я дотягиваюсь.

— Твоему отцу это тоже нелегко, знаешь ли, он тоже переживает трудное время.

Тео наклонил голову и несколько секунд подумал над словами Хэссона.

— Мистер Холдейн, — задумчиво проговорил он, — вы совершенно не знаете моего отца. По-моему, вы вовсе ему не кузен, и, по-моему, вы никакой не страховой агент.

— Ну не забавно ли, — парировал Хэссон. — Мой шеф всегда говорил то же самое, когда я показывал ему результаты работы за месяц.

— Я не шучу.

— Он и это тоже говорил, но я удивил его — изобрел новый вид страхового полиса, с помощью которого люди могли страховаться против незастрахованности.

У Тео задрожали уголки губ.

— Я когда-то читал историю про человека, которого звали Безымянный Немо.

Хэссон расхохотался, удивленный тем, как быстро паренек классифицировал его абсурдную историю и нашел подходящую реплику.

— Похоже, ты тоже поклонник Стивена Ликока.

— Нет, я о нем, кажется, не слышал.

— Но это же был канадский юморист! Самый лучший!

Хэссона слегка удивило то, что он может с энтузиазмом говорить о чем-то, связанным с литературой. Многие месяцы он не мог даже открыть книги.

— Я постараюсь не забыть это имя, — сказал Тео.

Хэссон слегка похлопал его по руке.

— Послушай, мне уже пора перечитать кое-что у Ликока. Если мне удастся разыскать пару его книжек, я мог бы прочесть их тебе. Что скажешь?

— Это звучит неплохо. Я хочу сказать, если у вас будет время…

— У меня куча времени, так что мы определенно договорились, — пообещал Хэссон, заметив, что как только он начинает думать о том, чтобы сделать что-то для кого-то, его собственное состояние улучшается. Похоже, в этом был какой-то урок.

Он не спеша пил кофе, морщился время от времени, когда горячая жидкость соприкасалась с язвочками во рту, поощрял Тео обсуждать все, что придет ему в голову, лишь бы это не имело никакого отношения к прошлому Хэссона и его предполагаемому родству с Элом Уэрри. На первый план быстро вышел интерес Тео к полетам, и почти сразу же он начал рассказывать о Барри Латце и местной компании облачных бегунов, известных под кличкой «ястребы». Как и прежде, Хэссона встревожили нотки безусловного восхищения, слышавшиеся в голосе Тео.

— Готов поспорить, — сказал он, — что главаря этого сообщества зовут Черный Ястреб.

Тео был изумлен.

— Как вы узнали?

— Либо так, либо Красный Ястреб. Эти типы всегда должны прятаться за какими-нибудь ярлыками, и ты не поверишь, насколько у них ограниченное воображение. Практически в каждом городе, где я бывал, был или Черный Ястреб, или Красный Орел. Они по ночам порхают над городом и наводят ужас на малышей, но самое смешное, что каждый из них считает, что он — нечто необыкновенное.

Тео встал, отнес свою пустую мисочку из-под хлопьев в мусоропереработку и вернулся к столу. И только потом проговорил:

— Каждый, кто хочет летать по-настоящему, должен прятать свое имя.

— У меня не сложилось такого впечатления, по крайней мере по спортивным выпускам газет и телевидения. Некоторые, между прочим, становятся богатыми и знаменитыми, совершая настоящие полеты.

По лицу Тео Хэссон понял, что его слова не произвели никакого впечатления. Выражение «настоящие полеты» в лексиконе подростков означало полеты опасные и незаконные, не подчиняющиеся никаким досадным правилам, основанные только на инстинктах; полеты ночью без огней, игра в салки в каньонах высотных зданий города… Неизбежным следствием такого сорта «настоящих полетов» был непрекращающийся дождь искалеченных тел, осыпавших землю в результате поломок аккумуляторов. Но для юности характерно прежде всего то, что она считает себя неподверженной бедам. Несчастные случаи всегда происходят с кем-то другим.

За годы работы в полиции Хэссон пришел к выводу, что главная трудность в споре с подростком — необходимость аргументации на эмоциональном, а не на интеллектуальном уровне. Он потерял счет своим разговорам с мальчишками, собственными глазами видевшими, как только что одного из их друзей размазало по стене здания или перерезало пополам бетонной опорой. Во всех беседах ощущался подтекст, похожий на древнее суеверие: погибший сам навлек на себя несчастье, каким-то образом нарушив этикет или правила группы. Он не послушался заводилу, или предал друга, или показал свой страх.

Смерть никогда не объяснялась тем, что юный летун нарушил закон. Ведь тогда допускалась бы мысль, что контроль и управление необходимы. Ночной необузданный летун, темный Икар, был народным героем. В эти моменты Хэссон начинал сомневаться в самой идее полицейской работы, в ответственности за других: может быть, это уже устарело? АГ-аппарат не только поощрял своего владельца к пренебрежению правилами, но и всячески содействовал ему, давая анонимность и несравненную подвижность. Какой-нибудь Черный Ястреб и его летающая команда могли за ночь покрыть тысячи километров и потом исчезнуть без следа, как капля дождя, падающая в океан общества. Почти всегда единственным способом привлечь дикого летуна к ответственности было его выслеживание в небе. Это было трудно и опасно, и число охотников всегда казалось смехотворно малым. И когда Хэссон оказывался рядом с заболевшим небом пареньком, вроде Тео, автоматически предрасположенным боготворить не того героя, ему начинало казаться, что он напрасно тратит свою жизнь.

— …для него ничего не значит подняться до шести или даже семи тысяч метров и оставаться там часами, — говорил тем временем Тео. — Вы только подумайте: поднимается прямо на семь километров вверх, в небо, и для него это пустяк.

Хэссон потерял нить разговора, но догадался, что речь идет о Латце.

— Наверное, для него это что-то значит, — отозвался он, — иначе он не потрудился бы рассказывать об этом.

— А почему бы не рассказать? Это больше, чем… — Тео помолчал, явно переформулируя фразу. — Это больше, чем делают все здешние.

Хэссон вспомнил о своем собственном недолгом пребывании на краю космоса, на высоте тридцати километров, но не испытал желания рассказать о нем.

— А он не считает это ребячеством — называться Черным Ястребом?

— Кто сказал, что Черный Ястреб — это Барри?

— А у вас тут два превосходных летуна? Барри Латц и таинственный Черный Ястреб? Они никогда не встречаются?

— Откуда мне знать? — обиженно парировал Тео, пытаясь отыскать кофейник.

Хэссон удержался, чтобы не помочь ему. Он знал, что в глазах паренька совершил бестактность, пытаясь рассуждать о вещах, в которых взрослые разобраться не могут. Впервые за всю историю человечества молодые люди смогли удрать от наблюдения старших, и от этой удачи они никогда не откажутся. Полная личная свобода сделала мир маленьким и страшно углубила пропасть между поколениями. Джеймс Барри блестяще предвидел, что не может быть нормального общения между Питером Пэном и взрослыми.

Хэссон хранил виноватое молчание, пока Тео, вооружившись памятью и тонким лучом сенсорного кольца на правой руке, нашел чашку и налил себе немного кофе. Хэссон раздумывал над тем, как начать мирные переговоры, когда через заднюю дверь в кухню вошел Эл Уэрри и впустил целый поток холодного воздуха. Хэссон был несколько озадачен тем, что занимаясь работой по дому Эл не снял полицейской формы, но он тут же забыл об этой странности, заметив, что Уэрри кажется сильно встревоженным.

— Иди наверх, Тео, — проговорил он без всяких предисловий. — Ко мне сейчас придут по делу.

Тео вопросительно наклонил голову:

— Мне нельзя допить мой…

— Наверх, — рявкнул Уэрри. — И быстро.

— Иду.

Тео уже тянулся за своей сенсорной палкой, когда хлопнула парадная дверь дома и в прихожей послышались тяжелые шаги. Секунду спустя дверь кухни распахнулась и в комнату вошли Бак Морлачер и Старр Приджен. На обоих были летные костюмы и АГ-аппараты, которые делали их фигуры громоздкими, враждебными и чуждыми. Красные пятна как предупреждающие вымпелы горели на массивных скулах надвигавшегося на Уэрри Морлачера. Тем временем Приджен с насмешливым полухозяйским видом обозревал кухню. Хэссон испытал странную смесь негодования, грусти и паники.