НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 7 - Ларионова Ольга Николаевна (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
Но зеркало это обманывает. Знаки, — знаки в некоторых физических уравнениях изменятся на обратные. Где был минус, появится плюс. Например, в законе Кулона. Возможно, что одноименные заряды будут не отталкиваться, а наоборот, притягиваться. Другой пример: центробежная сила… Может показаться, что в некоторых случаях причина и следствие как бы поменяются местами, но это очень сложный вопрос. Некоторые самые простые эксперименты будут выглядеть очень странно. Листочки электроскопа притянутся. Кусочки фольги, наэлектризованные одной расческой, прилипнут друг к другу. Все как будто останется на местах, уменьшенное в биллионы раз, а действия и противодействия поменяют знаки.
…Гамов рассеянно смолк. В заднем ряду кто-то от нечего делать попытался освежить в памяти курс школьной физики. В тишине раздался удивленный возглас. Вольд приподнялся. Справа от него на маленьком столике блестело «золотце» от конфет.
— В чем дело? — спросил Гамов.
Кто-то показал ему расческу.
— Что, что? — переспросил он, не поняв.
— Не выходит опыт с расческой.
— Не может быть. Это делается так… заряжаются две маленькие… минутку… две маленькие полоски папиросной фольги. Вот они, видите. Я прикоснулся расческой к каждой бумажке. У них теперь одинаковый заряд, и, как видите, они отталкиваются друг от… гм…
Профессор мельком взглянул на узенькие полоски фольги и побледнел. Они плотно прижались друг к другу.
3. ЖЕЛТЫЕ ЗВЕЗДЫ
Вольд захлопнул за собой дверь. Темнота встретила его тихим шепотом, бульканьем, словно пузырьки лопались в тесте — это по уцелевшим каналам управления кораблем, в хемотронах, в усилителях бежали сигналы.
В иллюминаторе горели звезды — тусклые желтые пятна, совсем как маленькие фонари. Серебристые блики дрожали на полу, в углах черные тени прятали паутину трубок-каналов.
Вольд включил сигнализаторы. «Все в порядке, все в порядке, — тихо пропели они. — Полет идет нормально, скорость 0,8 с». Подумать только эти искусственные живые ниточки, эти полимерные цепочки, по которым сновали электроны, управляя кораблем, никогда не смогут понять, что для людей-то все изменилось, что желтые звезды за окном уместятся в одном-единственном атоме какой-нибудь детской игрушки. Для них по-прежнему все в порядке.
Собственно, электроны — это уже не электроны, а что-то другое… Что там профессор говорил о биотоках?.. Ах, да, биотоки не причина, а скорее следствие процессов в организме. И тем не менее… Логика… Должна измениться сама человеческая логика. Странно. Вряд ли.
Теперь Вольд на две минуты должен заменить отключенный аппарат курса, этот слепой искусственный мозг.
Такая малость — две минуты. Но за сто двадцать секунд он успеет отдать все, что он знает, все, что записано, как на ленте, в маленьких клетках его мозга.
Вольд сосредоточился. Ему казалось, что он спокоен. Только вот руки сжались так, что костяшки пальцев побелели.
Пора… Только сохранить сознание, пусть две минуты начнутся в этот миг.
Тысячи гибких струящихся ниток прильнули к его голове, ко лбу, к темени, они склонились над ним, лежащим на полу, словно хоботки бабочек. Они извивались. Они брали у него все — сознание, мозг, душу, знания клетку за клеткой, нейрон за нейроном.
На миг в памяти всплыли знакомые лица. Анна. Гамов. Они будто что-то говорят, но он знает — сейчас их слушать нельзя. И они вдруг исчезли, затерялись среди желтых пятен звезд. И звезды — уже не звезды, а снежинки в пургу. Сквозь снег бегут навстречу огни — желтые, красные, зеленые. Они, как светящиеся ягоды. Вот они, рядом, только шагни — и достанешь рукой.
…Вольд уже не слышал, как через час по центральному коридору застучали две пары ног. Они загремели и остановились перед дверью. Никто не открыл ее, и стало тихо, как в погребе. Но если бы профессор и Копнин вошли внутрь, они ничего не смогли бы изменить. И Вольд не услышал бы и не узнал их. Профессор и Копнин вышли из своей комнаты примерно полутора часами раньше. Так как Вольда не было дома, они пошли по коридору к отсеку управления, и Гамов по пути развивал гипотезу, с которой он еще раньше успел познакомить Вольда.
По его словам, теперь у корабля была скорость меньшая, чем в момент перехода в микросистему. Для возвращения нужно было использовать законы микрогалактики. Неумолимый кодекс физики привел их сюда, и если бы этот кодекс не изменился, то стоило увеличить скорость выше порога, как они оказались бы в третьей системе пространства, еще более микроскопической, потом в четвертой, и так до бесконечности. Но теперь, после перехода в микросистему, изменился знак в уравнении движения. Уравнение получало совсем другой смысл: при увеличении скорости корабля выше порога физические законы микромира обеспечивали переход в старую систему координат. Иными словами: чтобы возвратиться в свою Галактику, достаточно было увеличить скорость.
— Но прежде, чем это произойдет, — говорил профессор, легонько взяв Копнина под руку, — прежде, чем мы вернемся туда, откуда мы прибыли, пройдет порядочно времени. Почему? Видите ли, строго говоря, мы должны вернуться в наш мир — если нам удастся это сделать — в тот самый момент, когда мы исчезли, когда корабль оказался в микрогалактике. Но для этого, как ни странно, время должно изменить свой ход на обратный, иначе ведь мы не вернемся в тот самый момент. Что-то вроде киноленты, пущенной не с того конца. Но этот странный фильм будет хорошим предзнаменованием, он будет означать, что мы возвращаемся. Вам хочется вернуться?
— Не вижу разницы, все осталось прежним.
— Не шутите. Не шутите так… мы сами изменились, поэтому трудно заметить разницу. Самое интересное то, что в нашей памяти не останется ни малейшего следа от этого приключения, если только оно когда-нибудь кончится. Никто не сохранит о нем даже малейших воспоминаний — ведь время пойдет назад, строго говоря, не время, а процессы. Мы забудем об этом. В памяти сотрется все, как на магнитной ленте… У меня сейчас такое чувство, как будто я очень устал, как будто на меня свалилась гора времени. Вы ничего не чувствуете?
— Да, что-то случилось, у меня… едва разжимаются губы. Вот дверь, мне почему-то кажется, что Вольд там. Но я не могу… поднять… руку.
Когда Копнин произнес эту фразу перед закрытой дверью, Вольд как раз начал осуществлять план, вытекавший из гипотезы Гамова. В этот момент он включился в систему управления.
ЭПИЛОГ
Анна — вот она, перед ним. Ее глаза улыбаются — не губы, не лицо, а глаза. Вольд прячет мокрую сетку в карман. Маленькие утренние волны бегут по озеру. «Странное чувство, — думает Вольд, — как будто это со мной уже когда-то случалось. Давно, давно». Вольд даже приложил руку ко лбу что-то совсем знакомое есть в выражении лица Анны. Такое знакомое, что он, кажется, может прочесть на этом лице все, что Анна сейчас скажет ему…
Но он так и не вспомнит ничего. Стерлись в его памяти желтые звезды. Расскажи ему сейчас кто-нибудь всю правду — Вольд не поверит. Как на киноленте, пущенной с конца, кадр за кадром прошло все в обратном порядке — начиная с того момента, когда Копнин с профессором остановились у закрытой двери. И кадр за кадром, повинуясь законам физики, стерлись все воспоминания о стране желтых звезд. Это была плата за возвращение.
Они вернулись в свой мир, в наш мир в то самое утро, из которого они исчезли, растворились внутри какого-нибудь затерявшегося в галактике электрона. Возможность перехода в микрогалактику вследствие резкого скачка скорости из-за местного искривления пространства снова стала для них вероятностным математическим символом, не больше.
Время вернулось в свое начало. Анна спросила:
— Вы всегда раньше всех встаете, Вольд?
— Н-нет, но сегодня я действительно рано встал. Иногда хочется выбиться из привычной колеи… Подумать только: сделать корабль не похожим на корабль… И почему это с нами ничего не случается? Копнин сказал как-то, что в космосе от скуки можно умереть, на Земле гораздо интересней.
