Видоизмененный углерод - Морган Ричард (прочитать книгу TXT) 📗
И, судя по всему, хотят они, чтобы дело Банкрофта оставалось закрытым.
Такой вариант меня не устраивал.
– Ваш гость покинул здание, – сказал «Хендрикс», разрушив мое задумчивое оцепенение.
– Спасибо, – рассеянно поблагодарил я, загасим окурок в пепельнице. – Вы можете запереть дверь и блокировать остановку лифта на этом этаже?
– Естественно. Вы хотите, чтобы вас предупреждали о каждом постороннем, заходящем в отель?
– Нет. – Я зевнул словно змея, собирающаяся заглотить яйцо. – Просто не пускайте их сюда. И никаких звонков в течение следующих семи с половиной часов.
Внезапно я почувствовал, что могу думать только о том, чтобы раздеться, прежде чем меня захлестнет волна сна. Повесив костюм Банкрофта на спинку подвернувшегося кстати стула, я забрался в просторную кровать, застеленную алым бельем. Поверхность матраса плавно покачалась, подстраиваясь под размеры и вес тела, после чего подхватила меня словно вода. От белья исходил слабый аромат благоуханий.
Я предпринял унылую попытку заняться мастурбацией, вяло призывая образы соблазнительных форм Мириам Банкрофт, по перед глазами стояла картина бледного тела Сары, изуродованного огнем «Калашникова».
А затем сон поглотил меня.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Вокруг руины, погружающиеся в темноту, а за далекими холмами садится кроваво-красное солнце. Над головой мягкобрюхие облака в панике несутся к горизонту, словно киты, спасающиеся от гарпунера, а ветерок, не переставая, шевелит ветвями деревьев, растущих вдоль улицы.
Инненининеннининеннин…
Мне хорошо знакомо это место.
Я пробираюсь между развалинами, стараясь не задеть за стены, потому что каждый раз, когда это происходит, они издают приглушенные отголоски выстрелов и криков, как будто побоище, уничтожившее город, впиталось в груды камней. В то же время я перемещаюсь достаточно быстро, так как меня что-то преследует, нечто такое, что не смущают прикосновения к руинам. Его продвижение можно отследить по приливам канонады и пронзительных криков за спиной. Оно настигает меня. Я пытаюсь идти быстрее, но сдавило грудь, а в горле стоит комок.
Из-за полуобвалившейся башни выходит Джимми де Сото. Я не слишком удивлен, встретив его здесь, хотя меня до сих пор коробит от его изуродованного лица. Джимми улыбается тем, что осталось от глаз и губ, и кладет руку мне на плечо. Я делаю усилие, чтобы не вздрогнуть.
– Лейла Бегин, – говорит Джимми, кивая в сторону, откуда я только что пришел. – Назови это имя адвокатам Банкрофта.
– Обязательно назову, – обещаю я, проходя мимо.
Но рука Джимми остается на моем плече, из чего следует, что она растягивается, словно нагретый воск. Я останавливаюсь, смущенный тем, что причинил ему боль, но он по-прежнему у меня за спиной. Я снова трогаюсь вперед.
– Не собираешься развернуться и сразиться? – как бы мимоходом спрашивает Джимми, обходя меня без каких-нибудь заметных усилий, не переступая ногами.
– Чем? – говорю я, разводя руками.
– А надо бы вооружиться, дружок. Давно пора.
– Вирджиния учила нас не искать силы в оружии.
Джимми де Сото презрительно фыркает.
– И посмотри, чем закончила эта глупая сучка. От восьмидесяти до ста лет, без права на досрочную выгрузку.
– Ты не можешь этого знать, – рассеянно замечаю я, так как мое внимание поглощено звуками преследования. – Ты умер за много лет до того, как это произошло.
– О, не надо, кто сейчас умирает по-настоящему?
– Попробуй сказать это католику. К тому же ты действительно умер, Джимми. Необратимо, насколько я помню.
– А что такое «католик»?
– Расскажу как-нибудь потом. У тебя сигареты не найдется?
– Сигареты? А что случилось с твоей рукой?
Разорвав спираль нелогичных заключений, я смотрю на свою руку. Джимми прав. Шрамы на запястье превратились в свежую кровоточащую рану. Конечно же…
Я прикасаюсь к левому глазу и чувствую влагу. Отнимая пальцы, я вижу на них кровь.
– Повезло, – рассудительно замечает Джимми де Сото. – Глазница не задета.
Кому же ещё разбираться в таких вещах. У самого Джимми левая глазница представляет собой жуткое кровавое месиво – все, что осталось после того, как на Инненине он вытащил пальцами глазное яблоко. Никто так и не узнал, какие галлюцинации виделись ему тогда. К тому времени, когда Джимми и остальных, высаженных на Инненин в составе передового отряда, переслали на психохирургию, вирус успел внести в их сознание неисправимые искажения. Программа была настолько заразной, что врачи даже не рискнули оставить остатки памяти больших полушарий для исследований. Остатки сознания Джимми де Сото, записанные на запечатанный диск с красной предостерегающей надписью «ОПАСНАЯ ИНФОРМАЦИЯ», хранятся где-то в подвале штаб-квартиры Корпуса чрезвычайных посланников.
– Мне надо что-то предпринять, – говорю я, и в моем голосе звучит отчаяние.
Звуки, пробуждаемые из стен преследователем, опасно приближаются. Последний луч солнца скрылся за холмами. Кровь хлещет из ран на руке и лице.
– Чувствуешь запах? – спрашивает Джимми, подставляя лицо прохладному ветру. – Он меняется.
– Что?
Но ещё задавая свой вопрос, я ощутил запах. Свежий, бодрящий аромат, чем-то похожий на тот, что исходил от «Хендрикса», но едва уловимо отличающийся. Не совсем то ударяющее в голову благоухание, в объятиях которого я заснул всего…
– Пора идти, – говорит Джимми. Я собираюсь спросить у него, куда он уходит, но вдруг понимаю, что он имеет в виду меня, а я…
Проснулся.
Открыв глаза, я увидел перед собой стену отеля, расписанную психоделическими картинами. Стройные фигуры в кафтанах, похожие на бродяг, рассыпались по зелёному полю, усеянному белыми и желтыми цветами. Нахмурившись, я пощупал огрубевшие ткани шрама на руке. Крови нет. Только теперь я полностью очнулся от сна и уселся в просторной кровати, застеленной алым бельем. Изменение запахов, пробудившее меня, сводилось к кофе и свежему хлебу. Будильник «Хендрикса» воздействовал на обоняние. Через поляризованное стекло окна в полумрак комнаты проникал свет.
– К вам гость, – деловитым тоном произнес «Хендрикс».
– Сколько сейчас времени? – хрипло спросил я. Мне показалось, будто глотка изнутри смазана чем-то клейким.
– Поясное время десять часов шестнадцать минут. Вы проспали семь часов сорок две минуты.
– А кто пожаловал?
– Оуму Прескотт, – сказал отель. – Завтракать будете?
Встав с кровати, я направился в ванную.
– Да. Кофе с молоком, кусок хорошо прожаренной курицы и какой-нибудь фруктовый сок. Пригласите Прескотт сюда.
К тому времени, как раздался мелодичный звонок в дверь, я уже успел выйти из душа и шлёпал по полу босиком, накинув переливчатый голубой халат, отделанный золотым шитьем. Забрав завтрак из служебного люка, я взял поднос в одну руку и открыл дверь.
Оуму Прескотт оказалась высокой импозантной женщиной африканского типа, ростом сантиметра на два выше моей новой оболочки. Волосы у неё были заплетены в косички, зачесанные назад и украшенные десятками овальных разноцветных стеклянных бусинок. Щёки украшала какая-то абстрактная татуировка. Оуму Прескотт стояла на пороге, одетая в бледно-серый костюм и длинный чёрный плащ с поднятым воротником, с сомнением разглядывая меня.
– Вы мистер Ковач?
– Да, заходите. Не хотите позавтракать вместе со мной?
Я поставил поднос на незаправленную кровать.
– Нет, благодарю вас. Мистер Ковач, я представляю контору «Прескотт, Форбс и Эрнандес» и являюсь старшим юридическим поверенным Лоренса Банкрофта. Мистер Банкрофт сообщил, что…
– Да, знаю.
Я взял с подноса поджаренный до золотистой корки окорочок.
– Видите ли, мистер Ковач, у нас договоренность с Деннисом Найманом из центра хранения психической информации. Он будет ждать нас… – её взгляд на мгновение дернулся, сверяясь с часами на сетчатке глаз, – через тридцать минут.
