Т. 01 Кукловоды - Хайнлайн Роберт Энсон (чтение книг .txt) 📗

Почти наверняка все это вранье, потому что снаружи там висит большая табличка, на которой написано, кто такой Наполеон. Но десантник именно так и должен думать.

Так или иначе обучение мы закончили.

Вижу, я почти ни о чем толком не рассказал. Ни слова о разнообразии нашего вооружения; ничего о том, как мы бросили все и три дня тушили лесной пожар; ни упоминания об учебной тревоге, которая оказалась настоящей, только мы об этом не узнали, пока все не закончилось; ничего о том дне, когда сдуло кухонную палатку. И о погоде я ничего не сказал, а поверьте мне, погода для нас «пончиков» особенно важна, в частности — дождь и грязь. Но что погода важна, выяснилось на месте, сейчас я оглядываюсь и понимаю: это все ерунда. Возьмите описание погоды из любого альманаха, подставьте в любое место моего рассказа. Подойдет.

В подразделении сначала было две тысячи девять человек; после выпуска осталось сто восемьдесят семь. Остальные уволились, перевелись, были выгнаны, получили отставку по состоянию здоровья. Четырнадцать человек погибло (одного казнили, его имя вымарано из списков). Майор Мэллой произнес короткую речь, мы все получили сертификаты, в последний раз сходили в увольнительную, а затем подразделение было расформировано, флаг зачехлен до тех времен, когда через три недели не понадобиться опять сообщить еще двум тысячам штафирок, что они — воинская часть, а не толпа.

Теперь я был «рядовой-подготовленный» и перед моим личным номером вместо букв РР появились буквы РП. Большое событие!

Может быть, самое большое в моей жизни.

Я считал себя обученным солдатом, пока не явился на корабль. Что, есть закон, запрещающий иметь ошибочное мнение?

Вижу, я не упомянул, как Земная Федерация перешла из состояния мира в состояние чрезвычайного положения, а потом войны. Я этого и сам не заметил. Когда я вербовался, был мир, нормальные условия, как считают люди (кто ж будет думать иначе?). Затем, пока я потел в лагере Карри, оказалось, что уже чрезвычайное положение, а я и не заметил. Меня больше волновало, что капрал Бронски думает о моей прическе, униформе, снаряжении и боевой подготовке, а уж что по тому же поводу думает сержант Зим, вообще было вопросом первостепенной важности. В любом случае, чрезвычайное положение — все равно мир.

«Мир» — это такое положение дел, во время которого ни один гражданский не обращает никакого внимания на военные потери, потому что о них не пишут на первых страницах газет. Если только в число потерь не входят сами гражданские. Но если в истории и было время, когда мир означал отсутствие боев, то я о нем ничего не нашел. Когда я прибыл в мою первую часть, «Волчата Вилли», иногда именуемую ротой «К» третьего полка, первой десантной дивизии, и вместе с ними погрузился на «Вэлли Фордж» ^{93} (со своим чуть ли не липовым сертификатом в кармане), сражения шли уже несколько лет.

Историки до сих пор не могут сговориться, как называть конфликт: Третья космическая война или Четвертая, а может Первая межзвездная подходит лучше. Мы же зовем ее «жучьей войной», если вообще как-нибудь называем, а как правило, не называем вообще. Ну, все равно по данным историков она началась уже после того, как я получил назначение в часть. Все события до того считались «инцидентами», «столкновениями» и «карательными акциями». Но труп есть труп, неважно, не повезло тебе во время «инцидента» или объявленной по всем правилам войны.

Но, говоря честно, солдат обращает на войну столько же внимания, сколько гражданский, кроме своего небольшого участия в ней да дня, когда это участие началось. В остальное время его больше волнует отдых, причуды сержантов и шанс выклянчить на камбузе что-то съедобное между кормежками. Тем не менее, когда Котенок Смит, Эл Дженкинс и я присоединились к «Волчатам Вилли» на лунной базе, парни уже сделали по паре-тройке боевых прыжков; они были солдатами, а мы нет. Над нами — по крайней мере, надо мной — не шутили, а сержанты и капралы были удивительно мягки, особенно на фоне того страха, что постарались на нас нагнать наши инструкторы.

Довольно скоро мы выяснили причину такого обращения: мы — никто, нам и нагоняй-то влепить лень, надо подождать, пока мы не докажем себя во время десанта — настоящего десанта. Вот там-то и станет ясно, можем ли заменить Волчат, которые сражались и погибли и чьи койки мы теперь занимали.

С вашего позволения я расскажу, насколько я тогда был зелен. Пока «Вэлли Фордж» все еще стоял на лунной базе, мне случилось наткнуться на командира моего отделения. Он собирался потоптать пыль в увольнительной и разоделся по этому случаю в парадную форму. В левой мочке у него болталась небольшая сережка, крошечный золотой череп, очень красивый, а под ним вместо скрещенных костей, как на древнем Веселом Роджере, висела целая вязанка косточек, таких маленьких, что и не заметишь сразу.

Дома, собираясь на свидание, я всегда носил серьгу или другие какие-нибудь украшения. У меня были роскошные клипсы с рубинами величиной с ноготь мизинца, они принадлежали еще маминому деду. Драгоценности мне всегда нравились, но все побрякушки пришлось оставить дома, так как в лагере их носить запрещали. Но тут я увидел штуку, которая здорово смотрелась с униформой. Уши у меня проколоты не были, мама не одобряла, когда мальчики украшают себя; но можно было заказать ювелиру и клипсу. У меня оставались деньги от подъемных, и я горел желанием на что-нибудь их спустить, пока они не заплесневели.

— Ух, сержант! Где вы такую серьгу достали? Здорово выглядит.

Он не стал издеваться, он даже не улыбнулся. Просто сказал:

— Что, нравится?

— Еще бы!

Простое золото вместе с галунами и кантами парадной формы смотрелось еще лучше драгоценных камней. Я подумал, что две сережки были бы лучше, и со скрещенными костями вместо этой непонятной бахромы.

— А в гарнизонную лавку их завозят?

— Нет, там их не продают, — сержант подумал и добавил: — Во всяком случае, не думаю, что ты здесь сможешь купить одну такую. Надеюсь. Но скажу тебе вот что. Когда мы доберемся туда, где можно взять подобные побрякушки, я тебе сообщу. Обещаю.

— Эй, спасибо!

— Да не за что.

Позднее я видел еще такие черепа; иногда костей было больше, иногда меньше. Моя догадка оказалась верной, их разрешали носить вместе с формой, по крайней мере во время увольнительных. А потом и мне представился случай «купить» такую сережку и выяснить, что цена для простенького украшения велика непомерно.

Историки назвали эту операцию «Жучиный дом» — первая битва на Клендату после того, как был стерт с лица Земли Буэнос-Айрес. Нужно было потерять Б-А, чтобы эти суслики сообразили, что что-то происходит, потому что те, кто никогда не был в космосе, не верят в существование других планет. Я знаю по себе, хотя от космоса у меня голова шла кругом еще с пеленок.

Но Б-А действительно расшевелил народ; раздались громкие вопли, требования привести нашу армию отовсюду обратно, чтобы встали плечом к плечу на орбите и оградили планету. Глупость, конечно. В войне побеждают нападением, а не обороной. Еще ни одно министерство обороны не выиграло войну, сверьтесь с учебниками по истории. Обычная реакция штатских, они хотели вести войну, как пассажир пытается вырвать руль у водителя в опасной ситуации.

Моего мнения никто не спрашивал, мне отдавали приказы. Но даже если отрешиться от невозможности стянуть все наши силы в пространство Земли (а что, интересно, станется с колониями и планетами союзников? Штатские об этом не подумали), нам было чем занять мозги. Мы воевали с жуками. Разрушение Буэнос-Айреса на меня повлияло много меньше, чем на большинство гражданских. Мы уже были в паре парсеков от дома, шли на «двигателе Черенкова» и новости получили, только когда вынырнули из гиперпространства и встретили другой корабль.