Фантастика, 1962 год - Гор Геннадий Самойлович (книги .TXT) 📗
Не сразу пришла ученым и техникам мысль наделить эмоциями вещи. Философы и поэты жаловались, что слишком механической становится цивилизация. Бездушие, ледяное поведение роботов, исполнявших физическую и утилитарно-интеллектуальную работу, не удовлетворяло наиболее чутких и тонких людей.
И вот совсем недавно техники решили воспользоваться силовым полем, связывающим людей эмоциональной связью, для того чтобы создать вещи особого типа. На свете появились чувствующие предметы.
C наивно философской точки зрения это алогизм, если не полный абсурд. Вещь, объект включил в себя, внедрил нечто присущее только субъекту. Будем рассуждать дальше. Значит, объект стал более субъективным? Уменьшился разрыв между моим “я” и вещью, отраженной моим сознанием? Не так ли? Эти вопросы дискуссионны. Ни о чем так сейчас не спорят философы, ученые, лирики, как о Мите и ему подобных. Пока их немного. Митя — это экспериментальный робот. Он в стадии испытания. Одобрит ли общество этот эксперимент? Это будет в скором времени решаться. Пока идут дискуссии. Но вернемся к Мите. Кто такой Митя? Или, вернее, что это такое? Во-первых, между “кто” и “что” нужно поставить тире. Митя где-то в промежутке между “кто” и “что”. Он и то и другое. И в какой-то мере ни это и ни то. Его чувства обострены. Он переживает не за себя, а за вас, только за вас, до остальных людей ему нет никакого дела: Малейшая ваша неудача, оплошность, ошибка огорчают его. В нем нет ничего от “это”, от личности. Он бесконечно добр. Но философы ожесточенно спорят, можно ли это назвать добротой. Вы устали? Давайте посидим у костра. Отдохнем.
Я тоже устал.
Митя исполнял мои желания. Правда, он не в силах был выполнить мое самое сильное желание — ускорить срок моей встречи с Ольгой.
Пока об Ольге не было никаких сведений. Я очень страдал. И мой помощник-двойник, мой эмоциональный дублер, переживал со мной вместе. Он был воплощением отзывчивости, доброты, сердечности, но все эти добродетели и чувства были отъединены от разума, они имели чисто служебный характер. Страдал ли Митя “для себя”? Павел уверял меня, что он этого не умел. Да и само понятие “для себя” отсутствовало в программе этого автомата. Я все-таки решил мысленно называть Митю автоматом. Это мне облегчило общение с ним, помогало пользоваться его услугами, не чувствуя угрызений совести.
Как-то между ним и мною произошел любопытный разговор, записанный мною дословно.
Я. Что вы знаете о себе? Кто вы?
Митя. Я — Митя.
Я. Человек вы ил — и вещь?
Митя. Не понимаю.
Я. Вы чувствуете?
Митя. Да.
Я. Думаете?
Митя. Да.
Я. О чем вы думаете?
Митя. О вас.
Я. Еще о ком?
Митя. Еще о вас Только о вас… Больше я ни о чем не умею и не могу думать. Я думаю о том, о чем думаете вы.
Я. Откуда вы знаете, о чем я думаю?
Митя. Я ваш эмоциональный двойник.
Я. О чем я сейчас думаю?
Митя. Вы думаете сразу о многих вещах. И мне очень трудно. Сейчас вы думаете о том что не хотите встретиться с Людмилой Сергеевной. Я тоже не хочу.
Я. А можете вы захотеть то, чего не хочу я?
Митя (смущенно). Не пробовал. Но могу попытаться.
Я. Сделайте попытку. Пожалуйста. Я вас прошу.
Митя. Боюсь, что мне будет очень трудно.
Я. Но все-таки попробуйте. Я вас очень прошу.
Митя (после продолжительного молчания). Я хочу подышать свежим воздухом.
Я. Но это не ваше, это мое желание. Я только что об этом подумал.
Митя (смущенно). А я думал, что это мое желание.
Я. Ну, значит, наши желания случайно совпали. Это бывает.
Митя. Я еще мало знаю о том, что бывает и чего не бывает. Я существую всего три месяца. А правда, что вам триста лет?
Я. Откуда ты это знаешь?
Митя. В мою программу входит ваш опыт. Но, только теперешний опыт. То, что было до вашего пробуждения, я не знаю. И это мне не нужно. Прошлое. Далекое прошлое. А там я бессилен чем-либо вам помочь:
Я. Так ты умеешь думать? Я этого не ожидал. Мне сказали, что ты только чувствуешь…
Митя. Это правда. Я только чувствую. А иногда я могу и мыслить. Очень редко. Когда что-нибудь не в исправности. Сейчас должен прийти техник, наблюдающий за мной.
Затем Митя вышел из комнаты, вышел бесшумно, как всегда. Я рассказал о своей беседе с Митей Павлу, как только он вернулся из института.
Павел задумался. Он долго ходил из угла в угол комнаты, потом сказал мне:.
— Какие-то неполадки. Вещь находится в стадии эксперимента. Что-то не получилось… Но техники проверят. Это хорошо, что вы наблюдаете за ним и записываете свои наблюдения. Президиум Академии наук и Высший технический совет очень интересуются вашим непредубежденным мнением об этом экспериментальном роботе.
Я был польщен этими словами и, кажется, не сумел скрыть свое смущение.
— Вы мне льстите, дорогой Павел, — сказал я. — Кого может интересовать мое мнение о технической новинке? Я отстал больше чем на триста лет.
Я. Митя, о чем ты сейчас думаешь?
Митя. О том же, о чем думаете вы. О ней.
Я. Но ты же ничего не знаешь о ней, кроме того, что триста лет назад мы с ней расстались.
Митя. Мы? Мы расстались? Мы?
Я. Не мы, а я! Я расстался с ней. Тебя тогда не было и не могло быть! Кибернетика в те годы была молодой наукой. И многие надеялись, что машины научатся думать, но никто не предполагал, что они будут уметь чувствовать и переживать.
Митя. Я не знаю этого.
Я. Ты и не должен об этом знать. Да и зачем? Но я не могу понять, почему ты тоскуешь по женщине, которую ты ни разу не видел?
Митя. Я тоскую по ней только потому, что тоскуете вы. Я ваш двойник, эмоциональный придаток.
Я. Успокойся, Митя. И ради бога отвлекись. Думай о чем-нибудь другом. Кстати, если тебе не трудно, принеси, пожалуйста, книги.
Митя. Какие?
Я. Те, что доставлены были вчера. Они в соседней комнате.
Митя уходит за книгами.
Я наблюдаю за ним, записываю свои наблюдения.
В свободное от этих занятий время я много читаю.
Мне нужно заполнить промежуток в триста лет, разделяющий настоящее и прошлое, узнать хотя бы схематично и вкратце о всех тех событиях в политической, экономической и культурной жизни человечества, которые случились за все это продолжительное время. Я читаю с жадным, захватывающим интересом.