Наша старая добрая фантастика. Цена бессмертия (антология) - Днепров Анатолий (читать книги без .txt) 📗
— Спасибо, профессор, — робко отвечал Дом. — Не откажитесь, вот... ведро с цементом. Чем богаты!
— Вы, похоже, из флигельных? — спрашивал профессор, удобно располагаясь у нового фуникулера. — Лет сто, поди? Ну а мне, голубчик, пятьсот с лишком. Родился в Италии, эмигрировал в Россию в суворовские времена. Вы мне нравитесь. Ваш Ренуар на чердаке... в каком году покупали и почему на чердаке? Ваш Ренуар изобличает у вас хороший вкус, чувствительность и разное прочее.
— Как здоровье мадам Особняк? — спрашивал Дом, наслаждаясь беседой.
Редко выпадали Дому подобные счастливые минуты.
Дом понимал, что врачи правы и что давно пора шугануть всю братию вон, но он все медлил, сомневался, на что-то надеялся. Вот и лето прошло, и курортники разъехались, и кандидата наук выперли наконец на пенсию по анонимке Сухова за неэтичное бытовое поведение, но жизнь Дома лучше не становилась. Его терпение истощилось, когда сынишка с дружками притащили вешать на чердак живого кота. Дом предъявил ультиматум: если в течение двадцати четырех часов семейка не возьмется за ум и не начнет жить, как люди, то...
Но все только плевались через левое плечо, услыхав утробный голос с чердака.
Тогда Дом объявил террор.
В бой была брошена зеленая плесень. Она испортила обои, мебель и забралась в самогонный аппарат. Но семейку все это не очень взволновало, потому что друзья приносили зятю дешевый спирт, который использовался на мебельной фабрике для полировки столов и буфетов. Спирт был не в пример крепче самогона.
Дом отключил отопление, но зять пригнал из мебельного магазина грузовик бракованной мебели, установил в квартире «буржуйку» и приказал теще рубить мебель на дрова.
Дом побоялся настоящего пожара, включил отопительные радиаторы, зато перекрыл воду. Но семейка и в лучшие времена умывалась с ленцой, а раз такое дело, то и умываться перестала. Воду для супа дворничиха таскала из дворовой колонки, тем дело и закончилось.
Дом отключил свет — стали жечь свечи. Наслал мышей, они съели свечи — стали жечь лучину.
Темные люди.
Рухнул балкон, засорился унитаз, свалились обои, окна не открывались, а двери не закрывались, мусорные ведра бродили ночью по паркету, а паркет трещал, будто щелкал зубами, потолок осыпался на плиту и гасил газ.
Тщетно.
Дом предпринял психологическую атаку. Он долго колдовал на чердаке, и однажды оттуда выполз огромный, жирный, величиной с диван, десятилапый черный таракан и влез в квартиру. Испуг, конечно, был — кандидат наук с похмелья сильно кричал, но мальчишка только взвыл от радости, убил чудовище из рогатки и выставил трофей на балкон для всеобщего устрашения жителей Отрады.
Дом сдался.
— Неудачное вы место выбрали, — неуверенно говорил Особняк в очередное посещение. — Впрочем, я доволен. История вашей болезни представляет определенную научную ценность. Крайне редкая смесь идиотизма и невежества. От всех болезней вылечивает стрихнин. Может, попробуете?
Спасительные вести принес Мирзахмедский.
Хитрый зять давно уже писал и ходил по инстанциям и требовал новую квартиру взамен аварийной. Он знал, что делал, хотя его и пригрозили привлечь к ответственности за антисанитарное состояние жилья. В результате его посещений горсовет обратил внимание на то, что неказистый флигель намертво закрывает вид на здание нового фуникулера.
— Пожалуй, снесем, — решили в горсовете. — Благоустроим территорию, разобьем клумбу...
Великомученик Мирзахмедский мчался со светящимся ликом через две ступеньки.
— Быстро выметайтесь! — закричал он. — С глаз долой, на Хутор бабочек ловить! Дом послезавтра сносят. Будет здесь клумба и новая жизнь. Вон! Грузовик для переезда за счет жилуправления, грузчики... за мой счет.
— Сам валяй на Хутор, — отвечал зять. — Покажи, где в конституции написано? Нигде не написано. Дадут квартиру на бульваре — перееду. Нет — не надо.
— Оставайся, — сказал Мирзахмедский и попробовал сделать равнодушный вид. — Оставайся. Завтра отключаем свет, воду, газ, телефон, отопление.
Зять в ответ по-дьявольски захохотал, а Мирзахмедский схватился за сердце и ушел.
Бедный Дом остался один в тревоге и ожидании. Это был его последний шанс — или он с обрыва, или семейка на Хутор.
Вечером проведали его Особняк и Теремок.
— Мой тебе совет: поменяй климат, — посоветовал Теремок. — Есть много чудесных городов с острой жилищной проблемой... скажем, Вологда, Смоленск, Саратов...
— Не знаю, не знаю, дружище, — горестно отвечал Дом. — Очень уж мне по книгам Отрада понравилась, очень уж.
— Что книги... — вздыхал добродушный Особняк. — У меня в Суздале знакомства, Суздаль я вам могу устроить. Неплохой район, древнерусский стиль, обеспечат надежной молодой семьей с детишками, заживете, поправитесь...
— Дайте мне только избавиться от этой напасти! — выплакивался Дом. — У меня, понимаете, в чердаке все перепуталось. Происходит, понимаете, переоценка ценностей.
Дом так и не решил, что он будет делать после выселения. Он махнул на все и покорно ожидал дальнейших событий.
После недельного молчания горсовет выделил зятю квартиру на бульваре. А что было делать — милиции он не боялся, не вызывать же войска?
Семейка наконец переехала, а на следующий день должен был явиться бульдозер.
Друзья всю ночь готовили Дом к эвакуации, сам он не мог пошевелиться.
Ему снились кошмары, он вздрагивал, просыпался. Наверху пронеслись слухи, что Дом помирает. Откуда только взялись древние лачужки и землянки, бродят вокруг, шушукаются, шарахаются от нового фуникулера. У шашлычной присели кривые бараки и хромые сараи, просят милостыню у проходящей мимо казармы. Дом изумляется, думает — что за бред? — силится встать во весь рост, крикнуть во весь голос, но только хрипит и хлопает форточкой.
Но тут на Люксембургском бульваре появляются пьяные кабаки и трактиры, грязные притоны и ночлежки, игорные дома и веселые заведения. Перед Домом пляшут какие-то деревянные остроконечные заборы, он силится убежать от них, но сомнения начинают терзать его — а не плюнуть ли на все, не уйти ли с веселой гоп-компанией? — как вдруг он слышит голос профессора и просыпается.
— Пора, голубчик, — говорит Особняк. — В Суздале все подготовлено, вас ждут не дождутся хорошие люди.
И Дом наконец понимает, что Суздаль, конечно, очень хороший город, но ведь тогда погибнет его девственная мечта о жемчужине у моря!
— Нет, профессор, я остаюсь, — сказал Дом.
Он решил рискнуть в последний раз.
Все утро бульдозер рычал, корежил мостовую и тщетно пытался снести ветхий флигель. Зрелище не уступало прошлогоднему пожару.
Когда бульдозер выдохся, его заменил подъемный кран. Он раскачал на канате трехсоткилограммовую болванку и запустил ее, целясь в окна. Болванка срикошетила, обрушилась на шашлычную и разнесла ее вдребезги — к счастью, никто не пострадал, кроме буфетчицы, у которой погибли под развалинами три ящика с левой водкой. Ошарашенного водителя сняли с подъемного крана и препроводили на алкогольную экспертизу. Ко всеобщему удивлению, он оказался трезвым, но шашлычной от этого легче не стало.
Что делать?
Кто-то предложил взорвать дом динамитом; сами решить не решились, позвонили в Киев. Там страшно удивились — кому это в голову взбрело?!
Черт с ним, пусть стоит, что за дебаты вокруг какого-то флигеля! Пускай стоит, может быть, это в далеком прошлом архитектурный памятник.
И Дом стоял месяц, второй, третий и угрюмо ждал. Сухов и Короткевич боялись к нему подходить и даже помирились на этой почве. Иногда Мирзахмедский приводил на смотрины остро нуждающихся в жилье граждан, они разглядывали внутреннее состояние дома и уходили невеселые.
Их можно было понять: развалины шашлычной, таинственные события, дурная слава.
Роковой дом.
