Тайна гремящей расщелины - Шалимов Александр Иванович (читать книги без сокращений TXT) 📗
— Подождите, — так же тихо ответил Озеров. — Попробуем уговорить его… Господин Пигастер, — обратился он по-французски к американцу. — Могу я попросить вас на пару слов?
— Пожалуйста, — процедил удивлённый американец, вставал с чемодана.
Они отошли в сторону.
— Господин Очир предпочтёт отправить мертвеца, — тихо сказал Озеров. — Он просил передать вам это. Вы можете, если хотите, вернуться в лагерь…
Пигастер ошеломлённо отпрянул. У него захватило дух от негодования.
— Я, я… — начал он по-английски.
— Но я думаю, вам не следует откладывать отъезда из-за такого пустяка, — спокойно продолжал Озеров, не отрывая взгляда от глаз американца. — Обратный путь на машине долог и труден. Мой друг Батсур и я будем в отчаянии от неудобств, какие могут выпасть на вашу долю. Поэтому мы просим вас лететь. Кроме того, в Вашингтоне, по-видимому, ждут вашего личного доклада. Стоит ли испытывать терпение…
Брови Пигастера нервно подскочили и замерли. В глазах появилось выражение беспокойства.
— Как вы сказали? — переспросил он.
— Я сказал, что тело старика будет отправлено этим самолетом. И мне кажется, что у вас тоже нет оснований откладывать свой отъезд… Господин Тумов предсказывает наступление осенних буранов. Вы хорошо знаете, что такое бураны на юге Гоби.
Пигастер молча покусывал тонкие губы. Казалось, он выжидал, не скажет ли Аркадий ещё что-нибудь.
Озеров, не торопясь, раскурил трубку, затянулся. Ветер свистел все злее, унося в воздух струи песка с гребней барханов.
Американец молчал. Озеров чуть заметно пожал плечами и отвернулся.
— Договаривайте, господин Озеров, — тихо заметил Пига-стёр. — Я не совсем понимаю, к чему вы клоните. Откройте же ваши карты, или как говорят русские, выньте камень из-за пазухи.
— Камни для меня — только геологические образцы, господин профессор. Понимаете, ваше упорство меня немного удивляет. Вы же умный человек… Вспомните наш разговор у развалин монастыря.
Пигастер испуганно заморгал и кашлянул.
— Мне показалось, что там были не просто слова, продиктованные вежливостью… или жарой, — заключил Озеров.
Лицо американца покрылось мелкими капельками пота. Однако он нашёл в себе силы усмехнуться:
— Или коньяком, хотите сказать… О, этот русский коньяк…
— И опять вы не поняли, — возразил Озеров. — Я совсем не имел в виду той части разговора, о которой, по-видимому, думаете вы. Просто мне тогда показалось, что под маской учёного-политика я разглядел учёного-человека. Для проверки одной нашей гипотезы тело старика надо доставить в Улан-Батор. Только там можно выяснить, отчего он умер. Вот я и подумал, что человек иногда может одержать верх над политиком. Но, может быть, я ошибся.
Пигастер задумался. Он достал из кармана большой клетчатый платок и принялся отирать лицо, глядя на дымящиеся барханы.
— Нет, вы не ошиблись, — сказал он наконец. — И выбрали правильный путь. Я восхищаюсь вами… Вы опасный противник или… просто очень порядочный человек. Впрочем, очень порядочные люди всегда наиболее опасны. Разумеется, я не в силах отказать в просьбе ни вам, коллега, ни вашему другу господину Батсуру.
— Благодарю. Следовательно…
— Следовательно, признаю себя побеждённым. Второй раз… Однако работу с вами буду вспоминать с искренним удовольствием. Надеюсь, что смогу приветствовать вас в Америке. Но…
— Но?..
— Видите ли, коллега, как все американцы, я — человек дела. И… хотел бы поставить все точки над и… Поймите меня правильно, господин Озеров: я не противник истины. Как сказал ваш монгольский приятель: дорог много, правда одна. Каждый из нас ехал сюда со своей точкой зрения. Правда оказалась за господином Тумовым. Честь ему и хвала. Можете быть уверены, что, возвратившись в Соединённые Штаты, я не погрешу против истины.
— А как же с намёками между строк?
— Неужели я болтал и об этом? — удивился Пигастер. — Ай-я-яй, как нехорошо!.. Однако у вас поразительная память, господин Озеров. Эти “намёки” не для огласки. Ведь каждый служит своему делу. Однако уверяю вас, я уезжаю… немного иным, чем приехал. Убедиться в своей ошибке — это уже много… для учёного-человека.
К ним быстро подошёл Тумов. Брови его были насуплены, глаза зло сверкали. Он глубоко засунул кулаки в карманы плаща, словно опасаясь, что может пустить их в ход.
— Послушайте! — резко начал он. — Через пять минут…
— О’кей, господин Тумов, — прервал Пигастер. — Мы тут как раз говорили о вас. Ваша точка зрения победила. Я уезжаю вашим сторонником. Господа, — громко обратился он к присутствующим, — мой уважаемый коллега убедил меня. Я решил лететь. С сожалением покидаю ваше приятное общество. Желаю всем счастливого пути.
Перед посадкой в самолёт Очир крепко пожал руку Аркадию.
— Вы губите свой талант, — шутливо заметил он, похлопывая Озерова по плечу. — Вам надо идти в дипломаты. Желаю интересных открытий на юге Гоби.
Трое суток бушевал песчаный буран у подножия плато. Ветер срывал палатки, опрокинул одну из машин. Густая ржавая мгла окутала пустыню. Исчезло солнце. Молнии сверкали в песчаных тучах; тяжёлые раскаты грома перекатывались над плато, будили многоголосое эхо в глубоких расщелинах. Поднятый в воздухе песок бесконечным потоком нёсся над лагерем. Под горами песка оказались похороненными ящики с провиантом и бочки с горючим.
Люди забились в палатки, судорожно кашляли в непроглядной тонкой пыли. Пыль слепила глаза, раздражала и жгла горло. Нельзя было зажечь костра, примуса не горели. Буран разыгрался вскоре после отлёта самолёта и, казалось, усиливался с часу на час. О судьбе самолёта в лагере не знали. Буря прервала радиосвязь.
Тумов, лёжа на кровати в спальном мешке, сердито уговаривал Озерова и Батсура, которые расположились прямо на кошмах на полу:
— Куда вы поедете, непутёвые головы! Теперь такие бураны будут случаться все чаще. Дело идёт к осени. Жить вам надоело?
— Ещё один скорпион, — заметил вместо ответа Батсур и стукнул молотком по брезентовому полу палатки. — Даже им стало невмоготу. Так и лезут в палатку один за другим.
— Откажет мотор, — продолжал Тумов, — что будете делать одни в пустыне за сотни километров от жилья и колодцев? — он судорожно закашлялся.
— Не трать красноречия, Игорь, — тихо сказал Озеров. — Вопрос решён: прекратится буран, и мы едем. Может, нам в руки даётся неповторимый случай. Когда ещё экспедиция проникнет в эти места? Мы обязаны выяснить всё, что в наших силах.
— Погоня за призраком! — крикнул Тумов. — Я готов понять вас, если бы вы продолжали работу в окрестностях Адж-Богдо. Но забираться в глубь неисследованной пустыни, удаляться на сотни километров от плато, которое вы сами считаете главным объектом исследований, — это хуже, чем безумие.
— Иногда бывает полезно отойти от объекта исследований на некоторое расстояние, — заметил Озеров. — Вблизи за частностями не всегда видно главное.
— Вы едете не за этим, — перебил Тумов. — Вас увлёк бред умирающего безумца. Ни один уважающий себя исследователь не стал бы тратить времени и сил на такую чепуху.
— Может быть, мы плохие исследователи, — спокойно согласился Озеров. — Мы не смогли так легко и просто решить все вопросы, как решил их ты. Дай же нам самим разобраться в своих ошибках. Возвратившись, мы, может быть, поздравим тебя с подтверждением твоей гипотезы.
— Или привезём новую, — в тон Озерову добавил Батсур.
— Но почему вы хотите искать доказательства ваших так называемых “энергетических извержений” в сотнях километров от вулканов?
— А кто тебе сказал, что мы идём искать доказательства “энергетических извержений”?
Тумов подскочил на кровати:
— Как, новая гипотеза?
— Может быть.
— Ещё не легче!.. В чем она заключается?
— Тебе не терпится припечатать наши новые представления словом “фантазия”, — мягко сказал Озеров. — Не выйдет, дружище. И скажу по секрету, эти новые представления мне самому ещё кажутся почти фантазией. Потерпи… до нашего возвращения.
