Счастье - это теплый звездолет (Сборник) - Типтри-младший Джеймс (книги полностью бесплатно TXT) 📗

— Доктор, это было прекрасно, — едва слышно шепчет старшая операционная сестра, лицо ее закрыто маской.

Хирург не отрывает глаз от зеркала, в котором отражаются руки сшивателя, аккуратно работающего с закрепленными зажимом слоями. «Лаб-даб, лаб-даб». Хирург бросает быстрый взгляд на монитор с биопоказателями, проверяет плазмаферез, оглядывается на сосредоточенных анестезиологов со специальными гарнитурами на головах, снова зорко всматривается в зеркало. Взгляд его насторожен, но на самом деле все уже позади. Это успех, грандиозный успех. Теперь органы ребенка будут функционировать как надо, умирающий вернется к жизни. Еще одна невозможная победа.

Старшая сестра снова восхищенно вздыхает, отгоняя от себя непрошеную мысль — мысль о миллионах других детей, умирающих в эту самую секунду от голода и болезней. О здоровых детях, не обреченных с рождения, как этот пациент, о совершенно здоровых детях, тем не менее неизбежно умирающих миллионами от недостатка еды и заботы. Не нужно об этом думать. Мы здесь спасаем жизни. Делаем все возможное.

Операционная звукоизолирована, сюда не должен проникать городской шум, и все же он проникает — слабое настырное жужжание. Сестра рассеянно подмечает в этом жужжании новую ноту — странное высокое попискивание. Позади переминаются интерны. Раздается чей-то взволнованный шепот. Хирург не отводит взгляда от зеркала, но лицо, закрытое маской, напряжено. Сестра должна защитить доктора, не допустить, чтобы его отвлекали. Осторожно — так, чтобы форма не шуршала, — она разворачивается к нарушителям спокойствия. В коридоре кто-то кричит.

— Тише! — шипит сестра едва слышно, но свирепо, прожигая интернов взглядом своих серых глаз.

И тут она вспоминает, что это за неумолчное попискивание — сирена, предупреждающая об атаке с воздуха. Это значит, что осталось двадцать минут, что откуда-то с другого конца света, из чужих земель вылетели снаряды. Но это же не всерьез! Наверняка просто учебная тревога. Сирена, конечно же ревет очень громко, но нельзя отвлекать врача в операционной.

Пусть устраивают свою учебную тревогу потом, за двадцать минут тут не управиться.

— Тише, — снова сурово шепчет она.

Интерны замирают. Довольная сестра поворачивается к пациенту. Она держится гордо и не обращает внимания на усталость, на приглушенный пронзительный вой, даже на жуткую вспышку в самом конце не обращает внимания, когда высоко наверху свет взрезает потолочные швы.

Показавшийся между ног мертвой женщины младенец очень бледен. Встревоженный целитель Показавшийся между ног мертвой женщины младенец очень бледен. Встревоженный целитель очищает его от слизи и берет на руки. Девочка выглядит вполне сформировавшейся, хотя кожа у нее чересчур белая. Вот кроха, чуть задохнувшись, делает первый вдох, но не кричит. Целитель передает дитя повитухе, которая как раз накинула покрывало на тело матери. Может, бледность эта вполне естественна, утешает себя целитель. У всех людей в их племени, племени белых, бледная кожа, хотя и не такая, как у девочки.

— Прелестная малютка, — воркует повитуха, обтирая младенца. — Милая, открой глазки.

Кроха слабо трепыхается у нее на руках, но глаза не открывает. Целитель приподнимает одно веко. Под ним большой, вполне сформировавшийся глаз, вот только радужка вокруг черного зрачка снежно-белая. Целитель поводит туда-сюда рукой, но глаз не реагирует на свет. Целителю почему-то неспокойно, он проверяет второй глаз — то же самое.

— Слепая.

— Как жаль, такая чудная малютка.

Целитель погружается в раздумья. Белые — цивилизованное племя, хотя и жили сначала возле двух великих кратеров и только потом перебрались сюда, к морю. Он знает, что среди его народа альбиносы часто рождаются с нарушениями зрения. Но дитя кажется здоровым.

— Я ее возьму, — решает повитуха, которую зовут Марн. — Смотри, у меня еще молоко осталось.

На глазах у целителя и повитухи девочка утыкается в грудь Марн, находит сосок, довольно принимается чмокать.

Пролетают недели, месяцы. Девочка подрастает, рано начинает улыбаться, хотя глаз так и не открывает. У нее спокойный нрав, малышка смеется, лепечет что-то похожее на «Марн-Марн». Родные дети у повитухи — все мальчишки, и она настолько души не чает в бледной крохе, что к любви примешивается чувство вины. Марн называет ее Снежкой.

Когда Снежка учится ползать, Марн следит за ней с тревогой, но слепая малышка двигается уверенно, умело преодолевает препятствия, будто бы чувствуя их. Радуется, тихо напевая себе под нос, и вскоре уже встает, цепляясь за кожаные штаны Марн. Когда Снежка начинает потихоньку ходить, в сердце Марн снова поселяется страх. Но девочка осторожна, она ловкая и почти ни обо что не бьется. Трудно поверить, что ребенок слепой. Малышка то и дело смеется, царапин и синяков у нее не много, и заживают они поразительно быстро.

Снежка невысокая и худощавая, зато очень здоровая. Она с радостью воспринимает все новое — новые запахи, звуки, прикосновения, слова, вкус. И голос у нее не по-детски нежный. Девочку вроде бы совсем не беспокоит слепота. Да и характерных для слепцов недостатков у нее нет: лицо подвижное. Когда малышка улыбается, длинные белые ресницы трепещут, и кажется, что Снежка закрыла глаза нарочно, что она просто дурачится.

Каждый год целитель осматривает ее, и с каждым годом ему все меньше хочется заглядывать в эти невидящие серебряные глаза. Целитель знает: когда-нибудь придется решать, можно ли девочке иметь потомство. Его удручает здоровье Снежки — кроме зрения, с ней абсолютно все в порядке. Нелегко придется. Но когда девочке исполняется три, его избавляют от непростого решения. Когда целитель осматривает Снежку, ему становится нехорошо. Вскоре он понимает, что заразился новой опасной болезнью, которую ему не под силу излечить.

Жизнь в племени белых идет своим чередом. Еды на побережье хватает. Белые изъясняются на инглиском наречии. Раз в год, когда из моря на нерест приплывают целые косяки, случается большой улов. Рыба пока еще в основном напоминает форель и лосося. Но каждый год, когда начинается нерест, белые проверяют ее с помощью драгоценного артефакта — древнего счетчика Гейгера, который со всевозможными предосторожностями заряжают от водяного генератора.

Когда становится тепло, Снежка отправляется вместе с Марн и молочными братьями к морю, где вершится особый ритуал — пробуют первый улов. Сети ставят вниз по течению от деревни — в устье каньона. Узкий морской пролив, в который впадает река, обрамляют высокие скалы, увенчанные ледяными шапками. На песке весело горят костры, доносится музыка. Дети играют, а взрослые наблюдают за рыбаками, пока те вытаскивают на берег сверкающие сети, полные дергающейся рыбы. Снежка бегает вдоль реки, шлепая ногами по ледяной воде, и смеется.

Хозяин сетей показывает на скалы:

— Летуны.

Марн поднимает голову и вглядывается — не мелькнет ли красный силуэт? В последнее время летуны обнаглели, наверное от голода. Прошлой зимой забрались в хижину на окраине и утащили ребенка. Никто не знает, что это за твари. Кто-то называет их большими обезьянами, кто-то считает, что это выродившиеся люди. Летуны и правда напоминают людей — маленькие, но сильные, а между конечностями у них мерзкие кожистые перепонки, с их помощью твари перелетают в воздухе на короткие расстояния. Их крики не похожи на осмысленную речь. Красные создания вечно голодны. Когда приходит пора сушить рыбу, белые денно и нощно караулят костры на берегу.