Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений] - Хайнлайн Роберт Энсон (книги онлайн читать бесплатно .txt) 📗
Теперь мы достигли стадии генеральной репетиции, так как на борту «Тома Пэйна» не все знали, что я не Бонфорт. Не могу сказать точно, кто догадывался о подмене, а кто нет, но мне было позволено расслабиться и задавать вопросы только в присутствии Пенни, Дэка и доктора Кэнека. Я был совершенно уверен, что главный делопроизводитель Бонфорта, мистер Вашингтон, знал о подмене, но ни разу не дал понять этого; он был худощавым, зрелых лет мулатом с твердо сжатыми губами святого. Было еще двое, которые знали точно, но их не было на борту «Тома Пэйна». Они находились на «Банкроте» и прикрывали нас, посылая сообщения для прессы и текущие указания. Это были Билл Корисмен, который у Бонфорта отвечал за связи со средствами массовой информации, и Роджер Клифтон. Даже не знаю, как определить то, чем занимался Клифтон. Политический заместитель? Он был министром без портфеля, может помните, когда Бонфорт еще был Верховным Министром, но это еще ни о чем не говорит. Символически это можно описать так: Бонфорт разрабатывал политику, а Клифтон осуществлял надзор и контроль за ее проведением в жизнь.
Эта маленькая группа знала все, а если в курсе дела был кто-то еще, то сообщать об этом мне было признано нецелесообразным. Ясно было одно, остальные члены персонала Бонфорта и весь экипаж «Тома Пэйна» знал, что происходит что-то странное, но что именно, они не знали. Входящим на корабль меня видело множество людей – но только в образе «Бенни Грея». А к тому времени, как они снова увидели меня, я уже был «Бонфортом».
Кто-то предусмотрительный догадался запастись принадлежностями для настоящей гримировки, но я ими почти не пользовался. Грим можно заметить на близком расстоянии; даже силикоплоть не совсем похожа на кожу. Я удовольствовался тем, что немного оттенил свое лицо несколькими мазками семикорна снаружи, а внутри я постарался придать своему лицу Бонфортовское выражение. Мне пришлось пожертвовать значительной частью своей шевелюры, после чего доктор Кэнек умертвил корни волос. Это меня мало беспокоило: актер всегда может воспользоваться париком – а я был совершенно уверен, что за эту работу получу столько, что смогу на весь остаток дней своих удалиться от дел, если, конечно, пожелаю.
С другой стороны, иногда я начинал бояться, что «остаток дней» может оказаться не таким уж длинным – вы, вероятно, тоже помните эти старинные поговорки о парне, который слишком много знал, и ту, в которой говорится, что лучше всего хранят тайну покойники. Но, честно говоря, мало-помалу я начал доверять этим людям – они рассказали мне о Бонфорте неимоверно много – они буквально поклонялись ему. Политическая фигура не может быть одним человеком, постепенно начал понимать я, а обязательно должна состоять из группы хорошо сработавшихся людей. И если сам Бонфорт не был бы приличным человеком, он бы никогда не смог бы сгруппировать вокруг себя всех этих людей.
Самым большим препятствием для меня оказался марсианский язык. Как и большинство актеров, я в свое время нахватался достаточно марсианского, венерианского, внешнеюпитерианского и т. д., чтобы пробормотать несколько слов, необходимых по роли перед камерой или на сцене. Но эти округленные или дрожащие согласные очень трудны. Голосовые связки человека не так гибки, как типаны марсиан, по крайней мере на мой взгляд, да к тому же полуфонетическая передача этих звуков латинскими, например «kkk» или «ggg» или «ppp» имеет с подлинным звучанием этих фонетических значений не больше общего, чем звук «г» в слове «гну» походит на действительный щелчок с придыханием, с которым банту произносят слово «гну». Например, марсианское «ggg» больше всего напоминает веселое приветствие, принятое в Бронксе.
К счастью для меня, у Бонфорта не было больших способностей к языкам – а я ведь профессионал: мои уши слышат по-настоящему, я могу имитировать любой звук, начиная со звука пилы, напоровшейся на гвоздь в бревне, и кончая нервным кудахтанием курицы, которую побеспокоили во время насиживания яиц. Мне нужно было овладеть марсианским в той ступени, в которой владел им Бонфорт. Он приложил много усилий к тому, чтобы преодолеть недостаток способностей, и каждое слово и фраза, произнесенные им по-марсиански были тщательно записаны им на пленку и отсняты, чтобы он мог изучать свои ошибки.
Вот и мне пришлось изучать его ошибки. Проектор перенесли в офис и рядом со мной усадили Пенни, в обязанности которой входило менять бобины и отвечать на вопросы.
Все человеческие языки делятся на четыре группы: флективные, такие, как например, англо-американский; позиционные, как китайский; агглютинативные, как турецкий, и полиспитетические (с синтаксическими единицами), как эскимосский – к которым, само собой, мы теперь добавили внепланетные языки, диковинно-чуждые и непосильные для человека, как с огромным трудом воспринимаемый и с человеческой точки зрения совершенно невозможный венерианский. К счастью, марсианский язык во многом напоминает земные языки. Базисный марсианский, торговый язык, позиционен и содержит в себе только самые конкретные идеи – вроде приветствия «Я вижу тебя». Высший марсианский полиспитетичен и чрезвычайно стилизован, обладая специальным выражением для каждого нюанса их сложной системы поощрений и наказаний, обязательств и долгов. Все это оказалось почти непосильным для Бонфорта. Пенни сказала, что он еще мог читать эти полчища точек, которые они используют в качестве письменности, и довольно бегло, но что касается разговорного высшего, то на нем он мог произнести едва ли несколько сотен фраз.
Боже, сколько мне пришлось потрудиться, чтобы овладеть тем немногим, что он знал!
Пенни пребывала в еще большем напряжении, чем я. И она и Дэк немного говорили по-марсиански, но львиная доля нагрузки по обучению пала на ее плечи, так как Дэку приходилось большую часть времени сидеть в рубке у приборов: смерть Джека лишила его надежного помощника. На протяжении последних нескольких миллионов миль, оставшихся до Марса, мы перешли с двойного ускорения на одинарное и за все это время Дэк вообще ни разу не наведался к нам. Я посвятил все это время изучению ритуала, который необходимо было знать, чтобы принять участие в церемонии принятия в гнездо. Само собой, не без помощи Пенни.
Я как раз кончил изучать речь, в которой благодарил за принятие в гнездо Ккаха – речь, довольно похожую на ту, которую произнес бы еврейский юноша, принимая на себя все обязанности мужчины, но гораздо более выразительную и стройную, как монолог Гамлета. Я прочитал ее, со всеми ошибками в произношении, характерными для Бонфорта, и с его особым тиком. Закончив, я спросил:
– Ну как?
– Очень хорошо, – серьезно ответила она.
– Спасибо, завиток, – это было выражение, подхваченное мной с одной из бобин с уроками языка. Так Бонфорт называл ее, когда приходил в хорошее настроение – и это прозвище вполне отвечало роли.
– Никогда не смейте называть меня так!
Я посмотрел на нее с откровенным недоумением и, все еще продолжая играть, спросил:
– Но почему, Пенни, деточка?
– Не смейте называть меня деточкой! Вы, мошенник! Болтун! Актеришка!
Она вскочила и бросилась было бежать, куда глаза глядят – оказалось, что это дверь – и остановилась у нее, отвернувшись от меня и уткнувшись лицом в ладони. Плечи ее вздрагивали от рыданий.
Я сделал над собой нечеловеческое усилие, вышел из образа – втянул живот и позволил своему лицу сменить лицо Бонфорта – и заговорил своим собственным голосом:
– Мисс Рассел!
Она перестала всхлипывать, обернулась ко мне, и у нее отвалилась челюсть. Я добавил, все еще оставаясь самим собой:
– Идите сюда и присядьте.
Мне показалось, что она собирается отказаться, но потом видимо она передумала, медленно вернулась к своему креслу и села, сложив руки на коленях. Но лицо ее все еще хранило выражение маленькой девочки, которая все еще дуется.
Какое-то мгновение я помолчал, а затем тихо произнес:
– Да, мисс Рассел, я – актер. Разве это повод, чтобы оскорблять меня? Теперь ее лицо выражало просто упрямство.
