Путь «Каравеллы» - Михановский Владимир Наумович (читать хорошую книгу .TXT) 📗
Наконец Тобор нашел то, что искал, – бунт нейтритового троса. Он легко выкатил катушку четырехметрового диаметра в накренившийся коридор и поспешил к зияющему вдали пролому. По пути остановился и двумя рывками вырвал из-под потолка два тяжелых металлических куба – климатические установки «Каравеллы». Грани куба представляли собой густую решетку, из которой еще вырывалось теплое дыхание: установки честно, из последних сил старались восстановить в коридорном отсеке температуру и влажность, необходимые для поддержания жизнедеятельности людей.
Едва смолкли двигатели, на изувеченном корабле воцарилась невесомость, и Тобор включил магнитные присоски. Он подкатил к пролому гигантскую катушку, освободил конец троса и тщательно принайтовил его к одной из конструкций, выгнувшихся во время взрыва. Затем вернулся к двум оставленным кубам, пятясь и разматывая за собой трос. На переднее щупальце надел катушку и проверил, свободно ли она вращается.
В два свободных щупальца, правое и левое, Тобор взял по кубу. Необходимо как можно точнее рассчитать прыжок – от этого зависит все. До пролома сорок метров – дистанция, для разбега достаточная.
Робот разбежался и, резко оттолкнувшись от краев пролома, вылетел в открытое пространство. Далеко впереди мерцала перед ним отколовшаяся часть корабля. Треть неба закрывало гигантское блюдце фотонного отражателя. Еще не успевшее остыть от недавнего огня, оно напомнило Тобору кроваво-красный диск земного Солнца в тот момент, когда оно готово нырнуть под горизонт.
Позади тянулся трос. К счастью, катушка разматывалась легко. Сейчас согласно расчету траектории он обогнет блюдце и опустится на корабельную обшивку…
Отколовшаяся часть корабля приближалась. В нужный момент Тобор завел щупальца с грузом вперед и затем с силой отшвырнул прочь оба куба. Желанная цель рывком приблизилась.
Последний десяток метров…
Лишь через двое суток Тобору удалось кое-как состыковать разошедшиеся при взрыве части «Каравеллы». Затем он залатал проем – заварил швы, срезав и выбросив изуродованные края обшивки.
Включил оставшиеся климатизаторы, и через несколько часов атмосфера в коридорных отсеках восстановилась.
Корабль по инерции продолжал приближаться к бете Лиры, но что он там будет делать, робот не представлял.
РУКОПОЖАТИЕ
Любимая! Где ты? Откликнись скорей,
Я здесь, и мгновения мчатся.
На зов мой звенящий, что звезд горячей,
Не можешь ты не отозваться!
Бродя по безжизненному кораблю, Тобор вдруг с ужасающей ясностью понял, что такое одиночество. Прежде для него абстрактное, сугубо теоретическое понятие вдруг наполнилось плотью и кровью.
Он снова и снова обходил за отсеком отсек, вглядываясь в знакомые до мельчайшей черточки лица людей, с которыми так тесно сжился. Многие из них выросли и возмужали на его глазах. Теперь они были неподвижны, как мумии.
Встречая пластинку, Тобор безжалостно уничтожал ее, однако количество пришельцев от этого не убывало.
Однажды он сумел выследить пластинку, поразившую его размерами. Следуя за ней, белковый достиг штурманского отсека. Орленко лежал в гамаке, опущенный туда манипуляторами еще до взрыва. А на полу расположились нацеленные на него пластинки. Их было так много, что, казалось, по полу все время пробегают волны. Аля находилась поодаль. Взрыв вытряхнул ее из кресла, и теперь она стояла, чудом зацепившись за штангу невесомости.
В первый момент Тобор, грозно вытянув щупальца, решил уничтожить все пластинки, но смутный инстинкт удержал его: он решил выждать.
Через некоторое время ему показалось, что от пластинок исходит какая-то вибрация. Из каждой струился еле уловимый, на грани небытия луч, и все они сходились на штурмане. Он решил было, что пластинки задумали испепелить Валентина, но тут ему почудилось, что штурман пошевелился. Он удвоил внимание. Сомнений нет! Щеки штурмана порозовели, он двинул рукой, повернул голову.
– Аля! Любимая!..
Он захотел крикнуть, но из горла вырвался сдавленный хрип. Он бросился было к ней, но лишь бессильно забарахтался в гамаке, словно рыба в сети.
– Погоди, пока силы восстановятся, – сказал Тобор: объединенное поле мыслеграмм, которое излучали пластинки, начало оказывать действие и на него.
– Что с «Каравеллой»? – шепотом спросил штурман и откинул голову: силы покинули его.
Тобор коротко обрисовал ситуацию.
– Все эти дни я бодрствовал, Тобор, – продолжал штурман. – Я обменивался с ними мыслеграммами, – указал он на пластинки. – Ты говоришь, дюзы не действуют?
– Да, после взрыва…
– Значит, мы не погубим их мир… – облегченно прошептал Валентин.
– О чем ты, штурман?
– Погоди! – нетерпеливо отмахнулся Орленко. – Сообщи сначала скорость корабля, курс и расстояние до цели.
Робот выложил нужные цифры, и штурман, закрыв глаза, несколько минут занимался вычислением.
– «Каравелла» держит курс точно к планетам двух солнц, – сказал он. – Опасность нашей гибели миновала… Инопланетяне нас примут, но нам придется там жить в защитных оболочках… В невидимых скафандрах.
Сознание штурмана снова стало туманиться. Тобор вступил с ним в биоконтакт.
…Тобору припомнились яркие рассказы о физике, которые он слышал от академика Петрашевского. Память выложила перед ним главное, связанное с одной из величайших загадок астрофизики. Вселенную можно вообразить огромным зданием, которое состоит из мельчайших кирпичиков – элементарных частиц. В основном это электроны, протоны и нейтроны. Протоны и нейтроны образуют атомное ядро, которое окружает облако из электронов. Ядро заряжено положительно, электроны – отрицательно. Нейтрон электрического заряда не имеет. В целом атом электрически нейтрален. Дальше начинается интересное. Люди давно поняли, что разница между положительным и отрицательным электричеством относительна. Чем же в таком случае объяснить, что свойства носителей обоих зарядов совсем разные? Например, протон весит в 1840 раз больше, чем электрон. «Люди могли это измерить, но не могли объяснить», – говорил Петрашевский. В 30-х годах XX столетия физики сделали удивительное открытие, которое смогли оценить должным образом лишь четверть века спустя. «Двойники», которые до этого разгуливали лишь по страницам фантастических повестей Гофмана и других великих выдумщиков, триумфально вступили в точную науку – физику. Была открыта новая элементарная частица – «двойник» электрона. Да, именно двойник! Он отличался от электрона лишь знаком электрического заряда, совпадая во всем остальном. Постепенно обнаружились «двойники» и остальных элементарных частиц. Их назвали античастицами.
«И тогда возникла дерзкая гипотеза, – рассказывал Петрашевский. – Если есть атомы, имеющие положительное ядро из протонов и нейтронов и отрицательное облако из электронов, то почему не может быть наоборот? Ведь в принципе можно представить себе такое антивещество, состоящее из атомов, которые логично назвать антиатомами. Каждый такой антиатом должен иметь отрицательное ядро из антипротонов и антинейтронов и положительное облако из антиэлектронов. „Будет ли такой антиатом стабильным, Тобор?“ – спросил Петрашевский, и робот тут же ответил: „Будет, поскольку ядро и оболочка имеют противоположные заряды, а они притягиваются!“»
Затем между Тобором и Петрашевским произошел диалог, ныне вынырнувший из глубин бездонной памяти робота, одновременно наблюдающего трагедию чужой планеты.
– Как отличить вещество от антивещества? – спросил Тобор. – Как узнать, состоит ли звезда, которую мы наблюдаем в телескоп, из вещества или антивещества?
– Это невозможно.
Тобор в первый раз услышал из уст ученого слово «невозможно» в применении к могуществу науки, и был этим несколько обескуражен.
– Но ведь мы ловим свет самых далеких звезд, – сказал он.
– Ловим, – согласился академик.
