Ночь иллюзий - Лаумер Джон Кейт (Кит) (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
- Что случилось со мной? - спросил я старика в витрине. Он не ответил, лишь облизнул губы серым языком.
- Ты выглядишь таким же испуганным, каким чувствую себя я, папаша, сказал я. - Между прочим, как тебя зовут?
- Носатый называл тебя Барделл.
- Да, Барделл. Я... был актером. - Я попробовал примерить эту мысль на себя. Она подходила, как бывший в употреблении гроб.
- Они вытащили меня из канавы, - сказал я. - Эти мальчики в белых халатах, Ван Ваук и другие. Им нужна была морская свинка. Я записался добровольцем.
- Так заявили они. А до этого - что?
- Я что-то не могу вспомнить. Должно быть из-за мускателя. Он испортил твои мозги. Мои мозги. Наши мозги.
- Итак, что мы намерены делать со всем этим? Я подумал о выпивке и почувствовал приступ тошноты.
- Никакой выпивки, - сказал я. - Окончательно - никакой выпивки. Возможно, нужно посетить доктора. Но не, такого, как Иридани. Возможно, улучшить питание. Больше спать. Когда последний раз ты спал в постели, старина?
Этого я тоже не мог вспомнить. Теперь я был послушным и испуганным. Незнание, кто ты и откуда, вызывает чувство глубокого одиночества. Я оглядел улицу. Если я когда-нибудь и видел ее до этого, то не мог вспомнить когда. Но я знал, что в порт нужно идти этой дорогой, а к кварталу, где на домах висели таблички "Сдаются комнаты - на день, на неделю, на год" - другой.
- Вот то, что мне нужно, - сказал я. - Мой голос был столь же скрипучим и старым, как изношенный башмак. - Чистая постель и сон на всю ночь. Завтра ты почувствуешь себя лучше. И тогда ты вспомнишь.
- Обязательно. Все будет отлично - маньяна.
- Благодарю, приятель: ты оказал большую помощь. - Я помахал старику в витрине, и он помахал в ответ, я повернулся и пошел, но не в сторону порта.
XXIV
Пожилой женщине не понравилась моя внешность (за что я ее не виню), но понравилась десятидолларовая банкнота. Она пропыхтела два этажа, распахнула дверь голой убогой маленькой комнаты с высоким потолком и черным полом и показала потертый ковер, латунную узкую кровать, шифоньер и умывальник. Ржавые пружины жалобно заскрипели, когда я сел на матрац.
За доллар сверх платы она снабдила меня бело-желтым полотенцем и простыней с бледным пятном посередине, жесткой, как скребница, и обмылком кораллового цвета, который пах формальдегидом. Аромат одиннадцати долларов наличными, видимо, ударил ей в голову, потому что она даже пожелала мне спокойной ночи.
Я помок некоторое время под душем, затем поскреб бритвой свои бакенбарды и перешел к свисающим на шею лохмам, чтобы навести хоть какой-нибудь порядок.
- Хорошая работа, старина, - сказал я лицу в зеркале. - Ты уже выглядишь как хорошенький труп.
Вернувшись в комнату, я скользнул между простынями, напоминающими накрахмаленную мешковину, свернулся клубком вокруг пары сломанных пружин, которые торчали сквозь хлопчатобумажный материал, и отплыл в то место, где годы, болезни и человеческая бренность не существуют, где небо розовое круглый день, где мягкие голоса наших любимых рассказывают, какие мы замечательные, отныне и навсегда, аминь.
XXV
Утром я чувствовал себя лучше. Я доверил хозяйке еще одну десятидолларовую бумажку с поручением купить мне нижнее белье и носки. То, что она принесла, не было новым, но было чистым, а кроме того, было девять долларов сдачи.
Я отклонил ее предложение позавтракать (семьдесят пять центов) и купил яблоко во фруктовом киоске. По соседству было множество магазинов готового платья, специализирующихся на продаже полосатых костюмов и рубашек с заштопанными рукавами. Я выбрал розовато-коричневый двубортный пиджак и пару черно-зеленых свободных штанов, которые были толстыми и прочными, хотя и не модными, пару рубашек, в прошлом белых, пару сморщенных ботинок, сделанных для чьего-то дедушки, и щегольский красно-зеленый галстук, который, вероятно, принадлежал батальону шведских моряков. Не все углядели бы в получившемся ансамбле хороший вкус, но я решил быть выше этого.
Через полчаса я представил возможность счастливчику-парикмахеру поработать над моими лохмами. Он возвратил им длину раннего Джонни Вайсмюллера и сказал:
- Невероятно. Я видел черные волосы с седыми корнями, но никогда наоборот.
- Это все моя диета, - сказал я. - Я только что перешел на дистиллированный морковный сок и яйца уток-девственниц, сваренные в чистой ключевой воде.
Он бесплатно побрил меня, удалив остатки щетины, которые я пропустил предыдущим вечером, а затем предложил испытать судьбу в том, что назвал лотереей.
- Я делаю вам одолжение, - сказал он доверительно. - Это самая популярная игра в городе. - Он показал мне фиолетовый билет в качестве доказательства.
Я заплатил доллар и спрятал билет. Когда я уходил, он смотрел на меня из-за кассового аппарата, улыбаясь безгубой усмешкой и поблескивая глазами так, что напомнил мне кого-то смутно знакомого...
Так прошло две недели. Я не выпил ни капли спиртного, набрал пять фунтов, простился с болью в желудке и остался на мели. Последний день я провел в поисках работы, но оказалось, что для просителей неопределенного возраста и неопределенных занятий избытка рабочих мест не наблюдалось. Моя хозяйка не испытывала желания предоставить мне кредит. Мы расстались с выражениями сожаления, я пошел в парк и просидел в нем немного дольше, чем обычно.
Когда солнце зашло, мне стало зябко. Но все еще горели огни в публичной библиотеке через дорогу. Библиотекарь бросила на меня острый взгляд, но ничего не сказала. Я нашел тихий уголок и устроился, чтобы насладиться теплом. Есть что-то успокаивающее в тихих книгохранилищах, в тяжелых старых дубовых стульях, в запахах бумаги и переплетов, даже в шорохах и мягких шагах.
Шаги остановились, скрипнул отодвигаемый стул, зашуршала одежда. Я не открывал глаз и старался выглядеть старым джентльменом, который пришел полистать переплетенные тома "Харпер" и совсем случайно задремал в середине 1931 года; но я слышал мягкое дыхание и чувствовал на себе чей-то взгляд.
Я открыл глаза. Она сидела за столом напротив. Выглядела молодо и печально, немного бедно одетой. Она спросила:
- С вами все в порядке?
XXVI
- Не исчезайте, леди, - сказал я. - Не превращайтесь в дым. И даже просто не вставайте и не уходите. Позвольте моему пульсу опуститься до 90 ударов.
Она слегка покраснела и нахмурилась.
- Я... подумала, что вы, возможно, больны, - сказал она, вся такая чопорная и правильная, готовая сказать все те волшебные слова, которые делали ее членом королевской семьи.
- Точно. А что с парнем, который вошел со мной? Не так ли звучат следующие строчки?
- Не понимаю, что вы имеете в виду. Никто с вами не входил, я, по крайней мере, не видела.
- Вы давно наблюдаете за мной?
На этот раз она действительно покраснела.
- Сама мысль о том...
Я потянулся и взял ее за руку. Она была нежной, как первое дыхание весны, мягкой, как выдержанное виски, теплой, как материнская любовь. Я разжал пальцы, рука не шелохнулась.
- Давайте пропустим все ритуальные ответы, - сказал я. - Происходит что-то довольно странное; и мы знаем это, верно?
Румянец исчез, она побледнела: ее глаза пристально смотрели в мои, как будто я знал секрет, который мог спасти ей жизнь.
- Вы... вы знаете? - прошептала она.
- Не уверен, мисс, но все возможно. Я выбрал не тот тон: она напряглась, поджала губы и стала истовой праведницей.
- Это был просто порыв христианина...
- Чепуха, - сказал я. - Извините за грубость, если это грубость. Вы заговорили со мной. Почему?
- Я сказала вам...
- Я слышал. А сейчас сообщите настоящую причину.
Она посмотрела на кончик моего носа, на мое левое ухо и наконец мне в глаза.
- Я... видела сон, - сказала она.
- Пивной бар, - сказал я, - в захудалом районе. Толстый буфетчик. Кабина справа от входной двери.
